Смерть Пинягина

– Ну да, - проворчал он, - разреши людям последнее желание, так они здесь так загадят.

Наконец мелодичный звон обозначил конечную цель путешествия и механика вынесло во врата, превышающие по размерам все виденные им при жизни триумфальные арки. И опять он подивился тому, какое значение здесь придается внешним атрибутам. Туфли на ногах Ивана Васильевича засияли неземным блеском, пиджачишко утратил ветхость и стал отливать синеватым оттенком, характерным для костюмов депутатов Государственной Думы. Этим изменения не ограничились - волосы заметно погустели и зачесались в медальную прическу, кожа разгладилась и приобрела лощеный вид. Пинягин пожалел, что не прихватил карманного зеркальца, но еще больше пожалел женщин.

В предчувствии неизбежной встречи Ивана Васильевича начал поламывать заметный трепет, который в просторечье именуется мандражом. Воображение рисовало чуть ли не грозного Зевса, поскольку изображение Самого в церквах почему-то отсутствует. Было понятно, что придется встретится с личностью, одним движением бровей решающего участь любого человека.

Пинягина подтащило к громадному столу, накрытому красной скатертью, за которым восседала, нет - сидела неприметная уставшая женщина. Механик глубоко выдохнул, поклявшись себе, что будет говорить чистую правду и ничего, кроме нее. С другой стороны правда, она же истина понятие относительное.

– Здравствуйте, Иван Васильевич, - поприветствовала его небожительница, в чем Пинягин не сомневался.

– Что же вы так? – укорила она его, - на старые дрожжи технический спирт. Это неразумное решение вы приняли сами или по чьему-то злому умыслу?

– Перепутал, - честно ответил Пинягин.
– Сам, - добавил он.

– И чего же вы заслуживаете после этого?- сочувственно спросила женщина, стараясь незаметно притопить в голове лезущие оттуда рожки.

– Пекло, - мелькнуло в голове механика. – Чертова бабка была права.

– Я, как все, - прохрипел трухнувший Пинягин враз пересохшим горлом.

– Эх , - вздохнула женщина, - ничему вас большевики не научили. Даже Жириновский не помог.

Что скажете насчет райских кущ?

Иван Васильевич оторопел. Что за нервный день сегодня?

– И вы, значит…

– Имею ли я полномочия?
– спросила небожительница или может чертовка.
– Имею и полномочия и кучу обязанностей. Она опечаленно вздохнула, окончательно приняв располагающий вид бетонщицы после третьей смены.

– Любой ваш каприз для нас закон.

– А этот, как его, иной выбор есть?
– осмелел Пинягин.

– То есть если вы захотите стать богом или дьяволом? Никаких препятствий.

– Я могу подумать?
– выдал механик заготовленный заранее вопрос, продолжая трусить.

– Как прикажете. Сколько лет вы закажете для обдумывания? Сто лет, пятьсот ?

– Мне и трех дней хватит.

– Браво! Примите мои поздравления за отвагу. У вас есть к нам вопросы, пожелания?

– Э.. Так значит меня пока в чистилище?

– Если вам нравится . называйте это место именно так.

– А есть люди, которые сразу делают выбор?

– Сколько угодно, вот только частенько они бывают разочарованы своим решением. Вы же приняли оптимальный выбор и мы дарим вам бонус. Только попросите и он найдет вас.

Стол с женщиной исчезли и Пинягин оказался в холле отеля перед табличкой « Ресепшен», написанной русскими буквами. В широко распахнутые окна вливался океанский воздух, щедрое солнце освещало пальмы, кактусы и баобабы. Пинягин потряс головой. Все выглядело так, когда он представлял, слушая рекламу, что «Баунти»-райское наслаждение. Была во всем какая-то неестественность. Выйдя на улицу и приглядевшись, Пинягин утвердился в своих подозрениях; то через панораму кристально чистого океана проглядывала кладбищенская помойка, то розовая клумба начинала смахивать на поросль крапивы с цветками из искусственных роз.

Повинуясь порыву, Иван Васильевич осенил пейзаж крестом и уже заносил трехперстие над собой, но что-то опять подсознательно остановило его.

И первого действия хватило, чтобы чарующие красоты исчезли и проявились заброшенные трущобы сплошняком глинобитного поселения. Прорезались такая запущенность и безнадега, что Пинягин почти уверился в том, что вернулся на Землю. Опять же вывернувшийся из-за угла бомж в грязном спортивном костюме, но в новых незашнурованных армейских ботинках на босу ногу усугубили догадку.

– Что, братан, потерялся?
– спросил он низким пропитым голосом.

Потрясенный Иван Васильевич не смог выдавить ни слова через окончательно пересохшее горло.

– Щас, - сказал собеседник участливо, - я тя починю.

С этими словами он поднес к губам Пинягина флакончик с надписью « Троя».

Механик судорожно глотнул, убеждаясь, что чертова тетка его надула и с благодарностью посмотрел на бомжа, чувствуя, как отступает сумеречное состояние.

– Тебе тоже обещали райские сады?
– спросил он.

– Не-а. Я сразу сюда без пересадки. Как газ рванул, я и вознесся. Видимо ударная волна сильной оказалась.

– И давно ты здесь?

– Приблизительно месяца четыре. Да кто здесь дни считает?

Какой-никакой, а спирт уже торкнул Пинягина. Он спросил о главном:

– А что и здесь спиртное продают?

– Да ты что? Захочешь выпить - пожелай и все.

– И что можно желать?

– Все!

– А почему тогда разруха кругом? Ведь можно только пожелать и…

– Кому это надо? И так сойдет. До смерти хорошо не жили, и здесь нечего выеживаться.

Эта сентенция еще более укрепила Пинягина в мысли, что он на Земле, мало того - в России.

Это что же? Выходит жизнь у нас – это и есть проживание в чистилище?

– Да ты не боись, - гундел бомж, неверно истолковав замешательство Ивана Васильевича, - ты только пожелай. Только учти - захочешь коньяк - получишь политурку, попросишь виски - дадут стеклоочиститель, так что желай сразу водки - «Троя» выскочит гарантированно.

– А с закусью что?- не удержался Пинягин, решивший отложить решение глобальных проблем как всегда на потом.

– То же самое. Закажешь пиццу - получишь просроченной колбасы с душком, захочешь суши -получишь плесневелых соленых огурцов. Советую рыбные консервы - дадут кильку в томате псковского производства. По вкусу один в один, что и дома - гуляй, душа!

– Народу здесь много?
– кивнул на трущобы Пинягин.

– Хватает. Только большинство отсыпается с похмела. На люди выходят редко, совсем одичали.

Да ты не беспокойся. Криминалу тут нет, смысла нет, разве если покуражиться.

– А есть ли возможность убраться отсюда?