Смерть под занавес

– Постойте, - не выдержала Катя, - но Элла Александровна сказала мне, что вы - не профессиональный актер.

– Формально это так, но у меня большая практическая школа выступлений в самодеятельности, театральных кружках в Крыму. Там я и познакомился с Эллой Александровной.

Дрема мигом слетела с Кати:

– Элла Гурдина работала в Крыму?

– Нет, нет, мы познакомились на театральном слете. Она была молодой и очень красивой, и тогда уже необыкновенно величественной, статной. Не случайно многие называют Эллу царицей. Вы знаете, была такая очень знаменитая актриса голливудская, Одри Хепберн? Может, вы смотрели "Римские каникулы" с ее участием? Так вот, с легкой руки Франка Синатры Одри называли принцессой, а Эллочку в Москве величают царицей.

– И Станислав Робертович рассмеялся, очевидно, довольный своей остротой.

Катя стиснула зубы. Она понимала, что еще немного и она треснет чем-нибудь по башке этого самодовольного и занудливого старикашку.

– Ну и когда вы пошли в услужение... к "царице"?
– съехидничала Катя.

– Второй раз мы встретились с Эллочкой уже много лет спустя, я работал в массовке в одном из московских театров. Элла, как ни странно, вспомнила меня, Крым, Ялту, молодость. Поразительная память! Удивительная женщина, поверьте мне, второй такой нет! Так о чем я? Ах, да! Итак, мы встретились, разговорились, и она предложила мне попробовать себя на больших ролях, во всяком случае, не на второстепенных. Я подумал и согласился. По своему артистическому темпераменту я всегда тяготел к масштабным, эпическим характерам, и тут представилась такая возможность, я не мог ее упустить. А потом, мы с Эллой рождены с одним солнцем в крови. Вам, правда, этого не понять!
– И Станислав Робертович большой кисточкой стряхнул остатки пудры с наклеенного носа.

Катя молчала. Ей вдруг ужасно захотелось стереть весь грим с лица Рубальского и посмотреть на него настоящего. Но это было невозможно. Катя неоднократно читала и слышала рассуждения о том, что актерами рождаются, что талант актера рано или поздно даст о себе знать. Но теперь ей казалось, что это была не вся правда о сущности актера. Наверное, страсть к лицедейству все-таки приходит не сразу, постепенно, формируется в течение жизни. Возможно, в этом есть почти болезненная тяга уйти от себя, прикрыться чужими словами и страстями, выдав их за свои собственные.

Станислав Робертович вдруг замкнулся, заду-мавшись о чем-то своем.

– Простите, а вы не заметили чего-то особенного в тот вечер, когда был убит человек в партере?

– А я вообще не играл в тот вечер, я находился дома. Я не занят в спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь".

Перед тем как подняться со стула, Катя еще раз окинула взглядом гримерную Станислава Робертовича. Почти та же обстановка, что и в гримерной Рудика, только в углу висит пейзаж, и окно побольше и пониже, на уровне груди, а не под потолком. Катя на какую-то долю секунды встретилась глазами со старым актером и прочитала в них плохо скрытое торжество.

Станислав Робертович поставил на место стакан с кисточкой для пудры. Раньше пудрились пуховкой. Белой, воздушной, почти невесомой, как маленькое облачко. Рубальский посмотрел на себя в зеркало. Нет, выглядит он неплохо. И отвечал на вопросы с большим достоинством. Кто сейчас работает детективами? Просто девчонка. Воображает о себе бог знает что! А ведь он так много повидал в жизни! Мог бы поделиться опытом, это было бы ей полезно.

Булавка, которой был прикреплен воротник костюма, слегка царапнула шею. Хорошо, что он все-таки не сказал, где и когда познакомился с Гурдиной. Это было их маленьким секретом. Секретом, о котором никому не следует знать. Тогда бы пришлось раскрыть кое-что из его прошлого. А сейчас он хотел бы его забыть. Незачем ворошить старое.

Рита читала книгу, когда Катя постучалась к ней.

– Да? Вы - Катя? Меня Лина Юрьевна преду-предила. Проходите.

Короткая стрижка придавала Рите сходство с Мирей Матье. Она была одета в длинное бежевое платье с разрезом сбоку. Сидела Рита в круглом уютном кресле, вытянув ноги. Стул, на который села Катя, находился напротив зеркала, поэтому она увидела себя как бы со стороны, в обрамлении искусственной гирлянды цветов и приколотых по бокам открыток.

– Одну минуту, сейчас дочитаю, просто не могу оторваться. Можно?

– Да, конечно.

Через минуту Рита захлопнула книгу и положила ее на призеркальную тумбочку.

– Любимая книга, "Трое в лодке, не считая собаки". Могу перечитывать бесчисленное количество раз. Когда плохое настроение, всегда беру в руки эту книгу, и становится легче. Как психотерапия.

– Рита, а что вы скажете о Станиславе Робертовиче? Он вполне...
– Катя замялась, не находя нужных слов.

– Да, он абсолютно нормальный, просто иногда позирует и переигрывает. Он из породы фанатиков, для него любое событие в жизни - повод для игры или розыгрыша. А так он очень воспитан, интеллигентен. Мне, например, он симпатичен. Есть и молодые, которые гораздо хуже.

"Интересно, о ком это она?
– мелькнуло в голове у Кати.
– О Рудике? Об Артуре?"

– Рита, вот все, с кем я ни поговорю, в один голос убеждают меня, что вы, актеры, работаете в едином ансамбле. Неужели между вами нет никаких разногласий?

– Практически нет, все разногласия на корню пресекаются Эллой Александровной. Она считает, что конфликты разрушают театральную труппу. Она вообще сторонница жесткого стиля в работе. Мне лично она представляется хирургом, блестяще делающим сложные операции.

"Ну и эпитеты!
– отметила про себя Катя.
– "Диктатор", "царица", "хирург", "удивительная женщина". Так и хочется спросить: "Кто вы, Элла Александровна?"

– Ну а лично вам легко работать в коллективе?

– Легко, потому что я давно привыкла ни на что не обращать внимания. Все ненужное, не относящееся к работе, я сразу отсекаю как лишнее. Коллектив у нас сплоченный...

– Вы были влюблены в Артура?
– бог знает почему выпалила Катя. Эта фраза вылетела у нее нечаянно, потому что Катя уже не могла ничего слышать о дружном коллективе, воспитанных актерах и сильном режиссере. Ей страстно захотелось возмутить эту гладь, пусть даже и не совсем приличным способом.

– Это что - злая шутка? Да я его ненавижу!
– В глазах Риты зажегся злобный огонек, который вы-глядел тем страшнее, что еще минуту назад она была невозмутима, как египетский сфинкс.

– Почему?

Рита уже овладела собой.

– Это мое личное дело.

– Я провожу расследование, и поэтому все личное может пролить свет и на другое - не столь личное и интимное.

– Это никак не относится к убийству.

– Что вы делали в тот вечер, когда шел спектакль "Сон Шекспира в летнюю ночь"?

– Играла, у меня была небольшая роль в самом начале.

– А потом?

– Потом я сидела в холле, зашла в буфет, была какое-то время в гримерной, читала.

– Вы спускались в зрительный зал?

– Зачем?

– Ну, мало ли...

– Нет...
– Помолчав, Рита добавила: - А знаете, занавес в тот раз дали не вовремя.

– Поздно или, наоборот, рано?

– Раньше минут на пять. Актеры немного не доиграли, но этого никто не заметил. Да еще свет погас.

– Какой свет?