Смерть придёт на лёгких крыльях

– С делами в войске ты знаком лучше нас всех, Усерхат. Тебе сподручнее будет поднять свои связи и вспомнить старых друзей, – сказал Имхо-теп. – А вот меня, не скрою, сильно заботят вопросы вовлеченного в эту историю колдовства… Шепсет, ты ведь не хуже меня знаешь, для чего Владыкам возводятся храмы.

– Для защиты в вечности. И в жизни, и в смерти.

– Объединяющий Вечность Западного Уасет во владении Амона [62] поражает своим величием. Он в полной мере отражает свою изначальную цель – с этим, думаю, согласен каждый. Удивительное Место Силы, отмеченное благословением Владыки, заложившим первый камень.

62

Название храма Рамсеса Третьего в Мединет-Абу, в переводе с древнеегипетского.

– Давай без этих жреческих загадок, друг мой, – устало вздохнул Усерхат. – Поясни проще – для нас с Нахтом.

– Совсем без жреческих загадок не получится, увы. В ходе празднеств, когда вершатся величайшие ритуалы, обновляются и магические защиты. Целая запутанная сеть молитв и колдовских формул, держащихся в строжайшей тайне среди посвященных… не стану утруждать вас подробностями. Да и мое искусство далеко от всего этого – я простой сельский жрец.

Садех невольно фыркнула, а Нахт попытался скрыть смешок за кашлем.

– Шепсет, попробуй вспомнить, являлся ли кто-то из старших жрецов Амона в храм Владыки на этот Опет? – спросил Имхотеп.

Конечно же она помнила.

– Бакенхонсу, Верховный жрец Амона. Он и его свита, – с готовностью ответила девушка.

– Бакенхонсу уже очень, очень стар, – сказал жрец. – Он занял этот высокий пост еще при великом Усерхаура-Сетепенра [63] , отце нашего Владыки. При всем уважении, которое я питаю к его мудрости, возглавить ритуал обновления магической защиты он уже не способен. Скорее всего, этим занимался кто-то из старших жрецов, его возможный преемник.

63

Тронное имя фараона Сетнахта, первого царя Двадцатой Династии, отца Рамсеса III.

– К сожалению, этого я не знаю… я вообще не знаю, как творятся такие ритуалы, – ответила Шепсет и грустно улыбнулась. – Если уж ты называешь себя простым сельским жрецом, то что мне говорить о себе? И боюсь, мне даже в голову не пришло следить за другими жрецами, присутствовавшими на празднике. Если б я только знала тогда…

– Не кори себя. Все это делается вдали от глаз непосвященных, во внутренних святилищах Амона. Сокрытый Бог не терпит вмешательств в свои таинства. Я знаю, кто мог бы пролить немного света… и без такой помощи нам не обойтись, если мы хотим разобраться.

Имхотеп пристально посмотрел на Нахта, но меджай сделал вид, что его это не касалось. Лицо воина стало непроницаемым, и с преувеличенным вниманием он начал проверять, как ходит нож в ножнах.

Садех погладила его по плечу.

– Нам очень нужен совет госпожи Мутнофрет, мой милый. Нас она и слушать не станет, а тем более делиться какими-то секретами. Ты – совсем другое дело.

– Она нам не поможет, – отрезал Нахт.

– Но стоит хотя бы попытаться, – мягко заметил Имхотеп. – Высшее жречество всегда преследовало свои цели. На протяжении нашей истории культы разных Богов далеко не всегда работали сообща. Но страшно предположить, что семена такого предательства могли прорасти даже среди высших – тех, кто защищает Кемет и ее народ, просто другими путями, чем наши воины.

– С чего вы взяли, что она вообще станет что-либо обсуждать? – холодно спросил Нахт, обводя суровым взглядом Имхотепа, Садех и даже молчащего Усерхата. – И что вы предлагаете мне? Прийти в главный храм Амона и спросить: «Ах, госпожа, изволь сообщить, а не предали ли часом твои братья нашего Владыку?»

За его мрачной иронией таился едва сдерживаемый гнев – как показалось Шепсет, застарелый гнев.

– Ладно, пока нам есть чем заняться, а к этому давайте вернемся чуть позже, – примирительно сказал Усерхат. – Приказывать тебе я не стану, Нахт. Просто подумай, что можно сделать.

Меджай промолчал, но судя по тому, как он упрямо стиснул зубы – думать об этом он тоже не хотел.

– Мне ведь не нужно говорить вам, что этот разговор остается только между нами? – добавил командир, потом серьезно посмотрел на жрицу: – Видишь, Шепсет, теперь я тем более не могу позволить тебе покинуть стены гарнизона. Судя по докладу Нахта из мастерской бальзамировщиков, тебя будут искать, и уже очень скоро.

Бальзамировщики… Шепсет совсем о них не подумала. Павер должен был подготовить ее тело и видел, что она восстала. Кому он успел рассказать? После второго пробуждения она уже не видела ни Павера, ни кого-то из его помощников.

– Старший бальзамировщик Павер служил еще Владыке. Он занялся мной по просьбе царевича Рамсеса… но потом случилось то, что случилось. Может быть, он и не станет никому рассказывать…

– Точно не станет, – быстро согласился Нахт. Усерхат закашлялся. – Другое дело – двое его товарищей. Бек и его люди отвлекли, задержали бальзамировщиков, когда мы с тобой уходили. Но надолго ли – я сказать не могу.

– Им ведь неизвестно, кто ты? Просто воин, страж некрополя, – с тревогой добавила Садех. А если так – они не знают, куда именно ты увел жрицу.

– Все это лишь вопрос времени. Если нужно, они перероют весь Западный Берег, – сухо сказал Усерхат. – Но, по крайней мере, здесь не станут искать ее сразу.

Глава XVI

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Разговор закончился уже ближе к ночи. Столько мыслей и столько тревог… Еще недавно он думал, что столкнулся с событиями, намного превосходящими его понимание. А теперь невольно стал их частью? Усерхат доверял ему настолько, что не оставил места для тайн – и рассчитывал на его помощь.

– Мы точно можем ей верить? – спросил Нахт, когда Имхотеп и Шепсет покинули дом.

– Легче было бы не верить в такой ужас, вот уж точно! – с иронией заявила Садех. – Столько лет мы живем у самой Долины Царей и охраняем покой Владык. Но кто бы мог подумать, что однажды вестница Владыки поселится среди нас!

– Вестница мертвого Владыки, – мрачно усмехнулся Усерхат и покачал головой. – Нет, она не лжет. Слишком многое сходится. Слишком много она знает такого, чего просто так выведать неоткуда. Эта девушка жила при дворе и знала… моего хорошего друга.

От Нахта не укрылась боль, с которой командир сказал это. Если его вести о казни телохранителей потрясли – он вообще не мог представить, что такая несправедливость возможна подле самого Пер-Аа! – то Усерхата задели глубже, более лично.

Садех погладила мужа по руке и добавила уже серьезно:

– Я, может, и не жрица, но людей чую хорошо – по-простому, по-человечески. Скорбь и страх этой бедной девочки настоящие, как бы она ни пыталась их скрыть. И настолько же настоящее ее желание добиться справедливости.