Смерть придёт на лёгких крыльях
Шрифт:
Шепсет не удержалась от смеха. Получилось жутковато. О да, могущественные враги у нее были – теперь она знала это точно!
Имхотеп недоуменно посмотрел на нее, и она запоздало кивнула.
– Да, есть. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что такое мог бы совершить только очень могущественный жрец… ну или чародей. Да еще такой, кто хорошо знал тебя и твои необычные таланты, потому что позаботился о том, чтобы отсечены оказались оба твоих Ка.
«…Мне очень жаль, девочка моя…»
Голос донесся до нее эхом из собственных воспоминаний. Но чувства Шепсет сейчас онемели,
– Сенедж.
Глава XV
1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона
Ее сны были беспокойны, наполненные смутными переживаниями событий. Воспоминания хлынули бурной рекой, полной образов – все, что принадлежало ей, к ней и возвращалось. Детство в Сет-Маат – тепло и забота матери; неприятие и страх, который испытывали окружающие люди.
Разлучение с семьей и обучение в храме Собачьих Богов – осознание родства с Богиней и Ее безусловной любви; новая семья – община жрецов. Обучение, преодоление страха, познание себя истинной, соединение со своей Силой. И снова разлучение с теми, кто был ей так нужен…
Жизнь при дворе, полная самых разных событий. Восхищение и снова страх окружающих. Сплетни за спиной, зависть и лесть, хитросплетения интриг и новые уроки. Все это потускнело, когда она узнала Владыку… Его сияние, его принятие и мудрость затмевали собой все. И подле него наступило новое осознание себя. Узнать его и пройти часть пути подле него стоило всех разлук и испытаний. Свет для нее померк в тот день, когда оборвалась его жизнь…
И, конечно, Рамсес… секрет ее сердца. Невозможное стремление и столь же невозможное обретение перед самой смертью. Она помнила защищающее кольцо его рук, его тепло и нежность поцелуя, биение его живого сильного сердца. Встретятся ли они еще когда-нибудь?..
С этой мыслью Шепсет проснулась, не сразу поняв, где она находилась. В храме Хэр-Ди? В своей комнате в малом дворце?
Солнечные лучи проливались сквозь плотную задвинутую занавесь. Черная собака застучала хвостом по циновке, почуяв ее пробуждение. На миг девушке показалось, что это был ее пес Ветер, оставшийся на попечение царевича. Позаботится ли о нем Рамсес? Он обещал, что да…
Но Ветер был хоть и священным зверем, рожденным в одной из храмовых стай – но все-таки зверем. Эта сущность в образе черной собаки, которая вывела ее из Забвения, а теперь сопровождала, зверем не была. По крайней мере, просто зверем. Если бы сейчас Шепсет могла взглянуть глазами своего иного Ка – то готова была поспорить, увидела бы, что эта собака обитает по обе стороны и свободно ходит между мирами живых и мертвых.
Протянув руку, жрица улыбнулась и погладила зверя. Шерсть была мягкой, как у щенков, и черной, как базальт, без единого белого волоска.
– Интересно, кто же ты? Что ты вообще такое? – задумчиво спросила она.
Собака вывалила язык, часто задышала, лукаво
поблескивая темными глазами. Мол, видишь же, вполне себе псина, да и вообще, какая тебе разница, пока я с тобой?– Ну, как бы там ни было, ты явно послана мне Богиней, а дарам Богов под хвост не заглядывают.
Зверь, судя по всему, был с ней согласен.
Шепсет поднялась, оглядывая небольшую комнатку в доме целителя, гадая, надолго ли задержится здесь и как скоро Боги позовут ее дальше. Так всегда случалось. Многие рэмеч всю жизнь не покидали собственный сепат, а то и селение, но ее жизнь сложилась совсем иначе.
У изголовья стоял, улыбаясь, Бес – алтарная статуэтка, подаренная Садех. Лукавое Божество-защитник, чье покровительство у Шепсет попытались отнять, вернулся к ней иными путями, чтобы снова защитить и поддержать. Девушка улыбнулась, погладив страусиные перья его короны, и тихо шепнула:
– Спасибо тебе.
Умывшись и одевшись, Шепсет вышла в смежную комнату. Имхотеп уже не спал – задумчиво изучал какой-то папирус, неспешно разжевывая вчерашнюю лепешку. Заслышав ее шаги, жрец поднял взгляд:
– Выглядишь так, словно сна тебе не хватило и еще долго не хватит.
– Я и чувствую себя так, словно только вылезла из саркофага. Впрочем, это даже недалеко от правды, – девушка тихо рассмеялась, помогая ему расставить глиняную посуду.
На завтрак были лепешки, немного сыра и сухих фруктов. Шепсет подумала, что приготовит что-нибудь для целителя чуть позже, а то дел у него и без того хватало. В кладовой нашлась и полба, и чечевица, и сушеные травы, которые можно было использовать не только для снадобий, но и как приправы.
– Утром Нахт заходил. Я попросил его предупредить командира, что ты снова просишь о встрече, – сказал Имхотеп, пока жрица протерла посуду и стол и постелила чистое льняное полотно, чтобы ни крошки, ни брызги не попали на драгоценные свитки.
– Надеюсь, меня здесь не сочтут слишком назойливой.
– Уверен, попусту ты бы никого не стала тревожить, – веско заметил целитель. – Но я хотел попросить тебя, если сочтешь возможным… расскажи мне хоть немного. Я хочу помочь тебе и готов засвидетельствовать твои слова.
Шепсет насторожилась. Имхотеп действительно хотел помочь или проверял ее? Полагал, что она может солгать командиру? Или это в ней страх, поскольку слишком свежа еще была в памяти встреча в малом тронном зале и выдвинутые ей обвинения?
Командир гарнизона упомянул, что о смерти Владыки по-прежнему известно немногим. Но знал ли Имхотеп? Потому что если нет – она даже не понимала, что может рассказать ему, и с чего начать.
В ее положении выбор союзников был весьма ограничен. Теперь она помнила свои последние мысли и желания перед смертью. Еще немного времени пожить. Получить шанс разобраться во всем и восстановить справедливость…
И теперь ей был дарован и шанс, и время, и даже люди, защитившие ее и принявшие. Раз уж сама Богиня послала ей на помощь Нахта, все ее пребывание в гарнизоне Долины Царей стало неслучайным. Встреча со жрецом-целителем, тоже проходившим обучение в Хэр-Ди и увидевшим ее суть. Встреча с командиром, уже знавшим о гибели Владыки и имевшим собственные подозрения на этот счет. Фрагменты понемногу складывались воедино, разорванные нити – переплетались. Пусть поначалу Шепсет противилась – из страха, как когда-то противилась собственной необычной природе, – теперь она признавала: ее вели сюда.