Смерть внезапна и страшна

Мисс Лэттерли глубоко вздохнула.

– Оказывается, сюда почти никто не заходит, а проходящие не смотрят по сторонам и не узнают стоящего, даже если заметят. Здесь вполне можно убить кого-нибудь и затолкать в желоб.

Парсонс внезапно обнажила редкие почерневшие зубы в жуткой ухмылке.

– Правильно гришь! Так шо последи за собой, мисс! Или прикончишь жисть в этом же самом месте. – Она выпустила руки Эстер, чуть оттолкнула их и, развернувшись, направилась прочь от желоба.

Колени Эстер настолько ослабели, что ноги просто подогнулись под ней, и она сползла вдоль стены на пол, ощутив холодную прочность его камней. Со стороны, наверное, она казалась смешной. Впрочем, здесь каждый, кто ее увидит, без всяких раздумий решит, что она просто пьяна. Эстер просидела некоторое время на полу и только потом поднялась на ноги и, держась за стены, побрела по коридору нетвердой походкой.

Монк, к которому она после этого зашла в гости и рассказала об этом приключении, сразу же взорвался. Лицо его побелело от гнева, а глаза сузились.

– Боже, как же вы глупы! – выпалил он глухим жестким голосом. – Самонадеянная идиотка с мозгами овцы! Калландра мне говорила, что вы устали, но забыла известить о том, что вы еще и расстались с последними крохами разума! – Он обжег Эстер взглядом. – Не буду даже спрашивать, зачем вы это сделали. Для меня вполне очевидно, что вы ни о чем не думали! Что же, мне ходить следом за вами… приглядывать словно за младенцем?

Его гостья перенесла в этот день глубочайший испуг, но теперь ощущала себя в достаточной безопасности и могла позволить себе рассердиться.

– Со мной ничего не случилось, – проговорила она холодно. – К тому же это вы сами заслали меня в этот госпиталь.

– При чем тут я, это Калландра просила! – перебил ее Уильям, пренебрежительно скривив рот.

– Как угодно, – заметила девушка все так же неторопливо, отвечая ему жесткой улыбкой, вполне под стать его собственной. – Калландра попросила меня помочь вам потому, что женщина может узнать там такое, что останется скрытым от мужчины.

– Ну, это по ее мнению, – не согласился детектив.

Мисс Лэттерли высоко приподняла брови:

– Или она ошиблась? Но в чем, скажите мне? Что-то я не видела вас в госпитале… ни в коридорах, ни в палатах, ни в операционных… Или это вы переоделись в санитара и вчера опрокинули у меня ведро?

Легкая усмешка скользнула в глазах сыщика, однако он не дал ей воли.

– Я не стану рисковать своей жизнью, чтобы получить информацию каким-нибудь идиотским способом, – холодно бросил он.

– Конечно же, – согласилась Эстер, испытывая немалое желание ударить своего собеседника – просто чтобы ощутить то облегчение, которое приносит резкое движение. Ей хотелось заставить этого типа почувствовать боль, которой не причинить даже самому колкому языку. Но чувство самосохранения удержало ее руку. – Ну, у вас всегда все тихо и гладко, вы ничем не рискуете, – продолжила она. – Конечно, зачем все эти опасности, к дьяволу правду! Пусть повесят невиновного; главное, чтобы свои руки-ноги были целы! Я отмечала в вашей жизненной философии такую привычку.

В нормальном состоянии Монк пропустил бы эти обидные слова мимо ушей, но он все еще был слишком сердит.

– Я иду на риск лишь тогда, когда он необходим, но не когда он ничего не сулит. Я привык обдумывать свои поступки и их последствия.

Тут девушка громко, пожалуй, даже излишне, расхохоталась в самом неблагородном и неподобающем для леди стиле. К ее удивлению, все неприятные чувства, которые она испытывала, сразу же отхлынули. Память о пережитом страхе, гнев, одиночество – все это утихло. Эстер смеялась и смеялась. Она не сумела бы остановиться, даже если бы захотела, так что не стала и пытаться.

– Глупая женщина! – бросил сыщик сквозь зубы, багровея. – Господь милосердный, оборони меня от недоумков обоего пола! – Тут он отвернулся, потому что и сам едва сдерживал хохот, и его оппонентка прекрасно это видела.

Наконец, вся в слезах, она овладела собой и принялась разыскивать платок, чтобы привести себя в порядок.

– Ну, если вы наконец пришли в себя, – проговорил Уильям, стараясь говорить построже, – тогда, быть может, расскажете мне, что полезного вы сумели выяснить в ходе этой своей гениальной операции или еще каким-нибудь образом?

– Конечно, – приветливо отозвалась Эстер. – За этим я и пришла.

Она уже решила – без особых раздумий – не рассказывать детективу о чувствах Калландры к Кристиану Беку. Это личное дело их общей подруги, и упомянуть о нем будет предательством.

– Утром коридор почти пуст, и те немногие, кто ходит через него, либо несутся сломя голову, либо устало бредут, ни на что не обращая внимания… Бывает и то и другое. Во всяком случае, меня там не заметили… И не думаю, что заметят и кого-нибудь другого, – начала рассказывать сестра милосердия.

– Ну, а мужчину? – проговорил Монк, немедленно вернувшись к делу. – В брюках или сюртуке, а не в одежде ассистента?

– Там очень темно… не заметят, – задумчиво проговорила его гостья. – Можно просто повернуться лицом к стене и изобразить, что спускаешь в желоб сверток. В это время заканчивается ночное дежурство, и освободившиеся с него сестры слишком утомлены, чтобы совать нос в чужие дела… Им хватает и своих собственных. Они думают о том, что неплохо бы улечься и поспать. Больше никому из них уже ничего не нужно.

Уильям внимательно поглядел на нее.

– Вы кажетесь усталой, – заметил он, чуть помедлив. – Откровенно говоря, вы выглядите просто жутко.

– В отличие от вас, – мгновенно парировала мисс Лэттерли. – Вы-то выглядите просто превосходно. Что говорить, ясно видно, кто из нас работает, а кто нет!

Сыщик в ответ просто потряс ее кротким согласием.

– Знаю, – он вдруг улыбнулся. – Будем надеяться, что больные испытывают к вам ту же благодарность, что и Калландра… Так что, когда все закончится, купите себе новое платье. Это вам просто необходимо. А что еще вы узнали?

Упоминание о платье задело Эстер. Она всегда отдавала себе отчет в том, насколько умен Монк, но не позволяла ему догадаться об этом – детектив был более чем тщеславен. Однако на самом деле она восхищалась им. К тому же этот человек знал, что она не следит за модой и не умеет быть по-настоящему женственной. Это искусство не давалось девушке, и она давно оставила все попытки превратиться в настоящую леди, хотя, конечно, все равно мечтала стать такой же прекрасной, как Имогена… такой же грациозной и романтической!