Смертельная любовь
Шрифт:
Он умер на больничной койке, чего всегда боялся.
«Если бы меня спросили, – писала Ирина Одоевцева, – кого из встреченных в моей жизни людей я считаю самым замечательным, мне было бы трудно ответить – слишком их было много. Но я твердо знаю, что Георгий Иванов был одним из самых замечательных из них».
«Маленькая поэтесса с большим бантом» проживет 32 года без него и умрет в Ленинграде в 1990 году.
ИВАНОВ Георгий Владимирович, поэт, прозаик.
Родился в 1894 году
Умирает в Йере в 1958 году.
ОДОЕВЦЕВА Ирина (Гейнике Рада Густавовна), поэт, прозаик.
Родилась в 1895 году в Риге в семье адвоката. Получила домашнее образование, окончила гимназию. Рано начала писать стихи. Ученица Николая Гумилева. Примыкала к акмеистам. Первый сборник стихов «Двор чудес» вышел в 1922 году. В этом же году вместе с мужем Георгием Ивановым эмигрировала из России. За границей выступала как прозаик, написав романы «Ангел смерти», «Изольда», «Зеркало», «Оставь надежду навсегда», имевшие большой успех. Позднее выходили сборники стихов «Контрапункт», «Десять лет», «Златая цепь». В 1987 году после 65 лет эмиграции вернулась в Петербург. Мемуары, написанные в 1967 году – «На берегах Невы», в 1978 году – «На берегах Сены», опубликованы в Петербурге в 1988 году.
Скончалась в 1990 году в Петербурге.
ВОЛШЕБНЫЙ КРУГ
Юрий Олеша и сестры Суок
Олеша возвратился в гостиницу поздно ночью – сильно пьяным. Безрукий швейцар, с которым он приятельствовал, подхватил его и проговорил укоризненно:
– Алеша, Алеша, ну чего тебе надо?
– Мне надо счастья, привратник.
Его остроумные реплики передавали из уст в уста.
Он получал крупный гонорар в издательстве. Пришел без паспорта. И услышал от кассирши: «Я вам сегодня выдам гонорар, и завтра придет другой Олеша и снова потребует гонорар». Выпрямившись во весь свой небольшой рост, он бросил: «Напрасно, девушка, волнуетесь! Другой Олеша придет не раньше, чем через четыреста лет».
В гостинице в Одессе, высунулся из окна второго этажа. Внизу старый разносчик тащил свои газеты. Олеша крикнул: «Эй, газеты!» Снизу раздался вопрос: «Это откуда вы высовываетесь?» «Старик! Я высовываюсь из вечности», – последовал ответ.
Один из его каламбуров: «Все в этом мире относительно в ломбард».
Язык у него был золотой.
А счастья не было.
Его любовь изменит ему. И не раз.
В конце жизни, спившийся, он будет являться к
ней. Ее муж, Виктор Шкловский, привычно оставляет их наедине, уходя в свой кабинет – нервничать. Минут через пять из комнаты выходит Олеша, брезгливо держа в пальцах крупную купюру. Бывшая любовь провожает его в слезах.Он был лишен счастья.
Может быть, только в детстве…
Он жил в Одессе.
«Сегодня, 30 июля 1955 года, я начинаю писать историю моего времени.
Когда оно началось, мое время? Если я родился в 1899 году, то значит в мире происходила англо-бурская война, в России уже был основан Художествен-ный театр, в расцвете славы был Чехов, на престоле сидел недавно короновавшийся Николай 2-ой…
Очевидно, еще не знали о мине, которой можно взорвать броненосец, не приближаясь к нему и неожиданно. Мина эта стала известна позже – в русско-японскую войну. Тогда же стал известен пулемет…
Могу сказать, что великая техника возникла на моих глазах.
Именно так: ее еще не было в мире, когда я был мальчиком… Были окна, за которыми не чернели провода, не горели электрические фонари, окна совсем не похожие на те, в какие мы смотрим теперь: за ними была видна булыжная мостовая, проезжал извозчик, шел чиновник в фуражке и со сложенным зонтиком под мышкой, силуэтами вырисовывались крыши на фоне заката, и если что-либо представлялось глазу нового, невиданного, то это была водосточная труба, сделанная из цинка…»
В детстве, по его собственному признанию, он жил как бы в Европе. Он был европейцем, семья, гимназия – Россией.
«…Я иду по коврику к креслу и зеркалу, возле которых меня ждет парикмахер, весь в белом, как вафля.
– Подстригите наследника!
…Чего наследник? Я был один, один в мире. Я и сейчас один».
Он слышал выстрелы «Потемкина». Их было два, из мощных морских девятидюймовок. Один снаряд попал в угол дома на Нежинской, другой – мальчик не запомнил куда.
Футбол только начинался, им была увлечена вся ребятня.
«Затем – Макс Линдер. Трудно вам передать, как был знаменит Макс Линдер! Духи, папиросы, галсту-ки, ботики, покрой, прически, манеры назывались его именем.
– Макс Линдер! – слышалось на улице. – Макс Линдер!
Это был маленький, изящный, вертлявый молодой человек, хорошенький, черноглазый, с тоненькими усиками, которого мы всегда видели одетым с иголочки. Цилиндр Макса Линдера!..
Его ждали в кафе, и вот он прибыл… Это происходит вечером, в эпоху, когда еще не применяются прожектора для уличных целей, когда электричество еще не слишком ярко…
Он покончил с собой одновременно со своей молодой женой.
Чаплин называет его учителем».
Наиболее красноречивая из записей следующая:
«Я родился в семье бедного чиновника, который к тому же был картежником…
Клуб – одно из главных слов моего детства.
– Папа в клубе.
Общее мнение, что папе нельзя пить, – на него это дурно действует. И верно, я помню случай, когда папа ставит меня на подоконник и целится в меня из револьвера. Он пьян, мама умоляет его прекратить “это”, падает перед ним на колени…
Считается, что в трезвом виде папа обаятельнейший, милейший, прелестный человек, но стоит ему выпить – и он превращается в зверя».
Сам Юрий Карлович Олеша не зверел. Но его тяжелый алкоголизм – наследственный недуг.
У акцизного чиновника, обедневшего дворянина, имелся родовой герб: олень с золотой короной, надетой на шею.
Олеша не раз повторял, что шляхтич.
«Нищий круль», – говорил о нем Валентин Катаев, друг.