Смертельно безмолвна - 2

непроизвольно усмехаюсь, встряхнув головой, и перевожу на Хэйдана довольный взгляд,

испытывая в груди нечто теплое. Мне тут же становится легче.

– Я больше не буду, – торжественно обещаю я, поджав губы. – Правда.

– Отлично. Тогда идем?

Киваю, выбираюсь из машины, но никак не могу избавиться от тупой улыбки. Меня

одолевают разные чувства, и только сейчас до меня доходит, как много у моего брата сил, и как

отчаянно он умеет бороться с самим собой.

В коттедже Монфор играет музыка. Я удивленно вскидываю брови, бросаю рюкзак в

коридоре и, сделав пару шагов в сторону гостиной, замечаю старый патефон на кофейном

столике. Игла потрескивает, царапая черную пластинку, а Норин Монфор смахивает пыль с

верхних полок книжного шкафа и непроизвольно двигает головой в такт. Поразительно.

– Здравствуйте, – говорю я, и женщина оборачивается, едва не полетев вниз со стула.

Норин смущенно поглаживает ладонями бедра и кивает.

– Привет.

– Вы танцевали, – подмечает Хэрри, широко распахнув глаза, а Норин отмахивается.

– Нет.

– Да.

– Да нет же.

– Танцевала, – настаивает Мэри-Линетт и залетает в гостиную с огромной картонной

коробкой, заваленной древним хламом. – Мы решили устроить уборку и откопали старый

патефон папы. Представляете? Даже остались его любимые пластинки.

– Это замечательно, – киваю я, поджав губы, – ваш отец слушал Луи Армстронга?

– Не слушал, а заслушивался.

Я подчаливаю к коробке и с интересом изучаю виниловые пластинки, среди которых и

«Битлз», и «Роллинг Стоун», и даже Билли Холидей. Внутри вспыхивают и вздрагивают давно

увядшие чувства, просыпаются давно утомленные эмоции.

– Хочешь, поставь Билли! – По-детски улыбаясь, шепчет Мэри-Линетт и плюхается в

соседнее кресло, прижав к груди ноги. – Мама любила ее слушать. Помню, она прикажет в

постель идти, а мы с сестрами притаимся на лестнице и глядим, как они с папой танцуют.

– Да, – Норин садится рядом с сестрой на подлокотник и проходит тыльной стороной

ладони по вспотевшему лицу. – Наша мать была удивительной женщиной. А наш отец...

– Он знал, что мама ведьма с самого начала. И не сбежал.

– Даже бровью не повел. Может, решил, что ему повезло?

– Или просто потерял голову. Мама буквально разрушила его мир.

– А папа не расстроился. – Перехватывает разговор Норин. Они с сестрой дополняют друг

друга, общаются с нами, но словно витают далеко в воспоминаниях. – Папа сильно ее любил, я

имею в виду, любил по-настоящему. Не из-за красоты, не из-за ума, а потому что он не мог

иначе, не мог. Может, это и не любовь была вовсе? А другое чувство, о котором нам ничего

неизвестно. Ведь если это любовь – терять голову, а потом терять человека, то зачем она нам.

Верно?

– Да, ты права, Норин. Любовь приходит и уходит. Тут было что-то другое.

– Как называется ощущение, когда ты не представляешь жизни без человека?

– Одержимость, – сипло говорю я и замечаю, как Мэри-Линетт поджимает губы.

– Возможно, Мэтт. Одержимость – сила, которая тянет тебя к человеку, несмотря ни на что.

Ведь папа понимал, что ступает на опасную территорию.

– И ему не было страшно? – Почему-то спрашиваю я, сглотнув горечь, застрявшую в горле, и

женщины одновременно поводят плечами.

– Я думаю, всем нам страшно, когда приходится принимать важные решения.

– Он был простым смертным?

– Да. – Норин дергает уголками губ. – Очень практичным, терпеливым и мудрым. Он с

трудом привыкал к новым порядкам, к новой реальности. Но привык.

– Знаешь, – тянет младшая Монфор, прикоснувшись пальцами к губам, и улыбается, смотря

мне прямо в глаза, – иногда стоит разрушить старое, чтобы построить новое.

Эдакое напутствие, которое пронзает мою грудину и врезается в легкие, заставляя на пару

секунд очутиться в своих мыслях, где вертится лишь одно рыжеволосое создание, из-за которого

мне все чаще хочется сойти с ума.

– Вам очень повезло, – неожиданно говорит Хэйдан, обхватив себя за плечи.

– Почему?

– У вас была семья.

– У тебя тоже есть семья.

Хэрри как-то странно морщит лоб, а я гляжу на него и растерянно замираю. Разве он так не

считает? Не думает, что у него есть семья? Бессмыслица.

– Есть... есть какие-то новости от Джейсона? – Спешит сменить тему он. Монфор так

устроены, что не станут копаться в тебе, если ты настроен негативно, а я позволяю себе на пару

мгновений остаться в этом моменте и подумать: почему Хэрри так сказал? Что его не устраивает

в наших отношениях? Неужели он действительно думает, что у него нет семьи.

– Джейсон собирается приехать завтра утром, – отвечает Норин, – он раздобыл нечто

интересное про семью Роттер. Пусть лучше сам расскажет.

– Да, кстати. – Я вырываюсь из ступора и только сейчас понимаю, что не рассказал о самом

главном событии, разделившем мой день на «до» и «после». – Ари.

– Ари?

– Да. Она сегодня приходила в школу и читала некролог про Барнетта.

– Ариадна была на занятиях? – Растерянно переспрашивает Мэри-Линетт и встает на ноги

так быстро, что я неуклюже покачиваюсь назад. – Мэтт, ты должен сразу о таком нам

рассказывать. Тебе так не кажется?

– Мы разговаривали, вот у меня из головы и вылетело. Да и не было ее на занятиях.

– Она прогуливала?

Норин спрашивает об этом так недовольно и эмоционально, что я усмехаюсь. Это же

нелепо. Ариадна вполне могла сегодня нас превратить в призрачные субстанции, а ее тетя

беспокоится о том, что она пропускает уроки. Поистине странные женщины.

– Нет, не прогуливала, – закатив глаза, ворчу я, – занятий вообще не было.

– И почему?