Смертельно безмолвна

– До меня все прекрасно доходит, Мэтт.

– Тогда почему ты еще здесь? В этом доме? Почему ты еще говоришь со мной?

– Потому что ты – мой брат.

– И что?

– Ты обо мне всегда заботился. Теперь я о тебе позабочусь.

– Обо мне не надо заботиться, – нервно мотыляю головой, – я сам справлюсь.

– Каким образом? Убежишь? – Хэрри отворачивается и беззащитно обхватывает себя за туловище руками, будто ему холодно. – Без тебя мы не поможем Ари.

– Что?

– Без тебя мы не...

– Я услышал тебя. Но ты, кажется, не понял, гений. – Подхожу к брату и стискиваю в кулаки пальцы. – Я не собираюсь помогать Ариадне. Она – больше не главный герой. Она умерла в прошлой серии, Хэйдан. Теперь мы имеем дело с настоящим злодеем. А знаешь, что случается со злодеями во всех историях? – Брат молчит, выжидающе глядя мне в глаза растерянным взглядом, а я шепчу. – Их убивают.

Его челюсть отвисает, я и сам не верю, что сказал это вслух. Но это правда. Это, черт возьми, полная правда. Ари умерла. Ее больше нет, есть чудовище, которое находится в ее теле, и мы просто обязаны остановить его. Вот, в чем заключается моя дальнейшая цель.

Из мыслей меня вырывает оплеуха, которую Хэйдан отвешивает мне по затылку.

Я изумленно расширяю глаза, а он восклицает:

– Ты выжил из ума?

– Какого...

– Еще раз скажешь нечто подобное, и я все дерьмо из тебя выбью!

– Ты ударил меня.

– Да, ударил! – Горячо отвечает брат и пятится вперед. – И еще раз ударю, если ты об Ари нечто подобное скажешь, уяснил? Она нам жизнь спасала сколько раз.

– Это была не та Ари. – Разъяренно чеканю я. – Это был совсем другой человек.

– Это она же! Ей нужно помочь, мы должны ей помочь, а ты несешь полную чушь!

– Она убивает людей, она нас едва не поджарила в доме. Теперь Ари еще и заставила меня убить Эбигейл. Неужели ты не понимаешь, что мы потеряли Ариадну? И уже давно.

– Не верю, что это твои мысли.

– Мы должны дать отпор этой твари даже ради самой Ариадны. Она бы никогда вред людям не причинила. А эта марионетка распоряжается жизнями направо и налево.

– Знаешь, что?

– Что?

– Ты был прав.

– Я всегда прав.

– Уходи. – Хэрри нервно передергивает плечами и грозно выдыхает. – Давай, вали. Я не собираюсь с тобой разговаривать, пока у тебя мозги на место не станут.

– У меня все в порядке с мозгами, Хэйдан. Не нарывайся.

– Раньше бы ты за такие слова голову снес. А теперь ты сам их говоришь.

– Я многого не понимал.

– Отлично, знаешь? Замечательно, что сейчас ты все понял. Давай. – Хэйдан ладонью недовольно взмахивает и поворачивается ко мне спиной. – Катись.

– Хорошо.

– Придурок.

Это последнее, что я слышу от брата, прежде чем он переступает порог коттеджа и в бешенстве захлопывает дверь. Хэрри больше нет, нет больше его болтовни, и я киваю.

– Отлично.

Так даже лучше.

Срываюсь с места и поправляю ворот пальто. Если никто со мной не согласен, это не значит, что я не прав. Я прав. Я всегда прав. Ариадна опасна, и я должен остановить ее. Ко мне в голову приходит безумная идея, и я повинуюсь. Бреду вдоль темных улиц и думаю о том, как пусто в груди. Уверен, опусти я сейчас глаза на свое туловище, я замечу дыру. Из этой дыры торчат обнаженные нервы, которые вибрируют и заставляют меня сердиться до безумия, кричать до исступления и ненавидеть себя до отчаяния. Я сам себе мерзок. Все, о чем я могу сейчас думать, это о том, как тяжелы руки, перепачканные в крови. Как слепы глаза, закрытые мутной пеленой. Я повинуюсь инстинктам, которые раньше меня никогда не подводили. А теперь, такое ощущение, что инстинктов больше нет. Нет интуиции.

Нет воли.

Будто очередная марионетка, сломанная и бракованная, я плетусь вперед, решаясь на нечто опасное и отвратительное. Мое сердце против. А голова согласна.

Я всегда слушал голову.

Взлетаю по ступенькам на уютное крыльцо и звоню в дверь. Мне открывают тут же.

– Привет. – Говорю я и стискиваю зубы до скрипа. Я уверен, что поступаю верно. Да, я уверен. Уверен. – Ты была права. Я могу пройти?

– Конечно. – Джиллианна кивает и вымучивает фальшивую улыбку. Однако затем на ее лице появляется новое выражение, с которым я еще не сталкивался. – Проходи. – Глаза у нее вспыхивают яркими, обжигающими искрами. – Мы ждали тебя.

ГЛАВА 15. НОВЫЕ СОЮЗНИКИ.

Отец Джиллианны – пастор Хью – наливает мне чай и садится напротив. Я давно тут не был. Забыл, как выглядит идеальный дом Хью, идеальный порядок, идеальная чистота. Даже воздух здесь легкий, совсем не такой, как на улице, стерильный.

Я не хочу пить. Я не хочу обманывать и притворяться. Я устал.

– Что вы можете мне предложить? – Мой голос тверд. Я намерен избавиться от зверя, который поработил тело Ариадны Монфор. И ничто меня не остановит.

– Я знал, что рано или поздно ты найдешь к нам путь, сын мой.

Пастор Хью – высокий, седовласый мужчина с серыми глазами, в которых плавает и застаивается пустота. Я ненавидел его проповеди. Я не считался с его мнением. Мне было спокойно рядом с его дочерью, и это единственное, что нас связывало. Любовь к Библии – одержимость, о которой мне ничего неизвестно. Я уверен, что с помощью религии многих людей просто заставляли делать то, что было выгодно высшим сословиям. И потому меня, да простит Господь, всегда удивляло желание примкнуть к стаду необразованных психов.

Необразованными психами я всех фанатиков называю за глаза.

На данный момент, пастор Хью – союзник, который знает, как избавиться от зверя, и потому я готов терпеть его общество, терпеть звук четок, которые скользят в его пальцах.

– Ты не пьешь чай.

– Я не голоден.

– Мне больно глядеть, каким мучениям ты подвергся. – Мужчина сочувствующе мне в глаза смотрит. Я не покупаюсь на эту жалкую попытку войти в доверие. – Мне жаль.

– Я пришел не за жалостью.

– Тогда зачем ты пришел?

– Отец, – вмешивается Джил и робко поводит плечами, – Мэтту нужна помощь.

– Мне нужна информация, – бесстрастно бросаю я. – Что вы знаете о Монфор, каким образом я могу помочь, что от меня требуется.

– Столько вопросов, мальчик мой. Ты настроен решительно.

Молчу. Просто смотрю на него и не двигаюсь. Я пришел не болтать, и мне наплевать на весь этот фарс, на теплый чай и церковные проповеди про понимание и сочувствие. Так уж случилось, что я больше не обладаю этой маниакальной верой в лучшее. Я изменился, я рад, что я вспомнил, как думать головой, а не непредназначенными для этого органами.