Смертельное путешествие
Шрифт:
– Каждый зубец показывает концентрацию летучей жирной кислоты на грамм сухого веса почвы. Прежде всего введу поправку на разжижение и влажность почвы.
Ласло нажал несколько клавиш.
– Теперь я могу вычислить СГД для каждой ЛЖК.
Он начал с масляной кислоты.
– Сумма градусо-дней – семьсот.
Он последовательно выполнил вычисления для каждой разновидности кислот. Значения СГД – за одним исключением – укладывались в предел от 675 до 775.
– Теперь я использую данные Национальной метеорологической службы, чтобы определить количество дней, необходимых для достижения шестисот пятидесяти семи – семисот семидесяти пяти
Он опять пробежался по клавишам. Я затаила дыхание.
– От сорока одного до сорока восьми дней. Вот он, твой разброс. Согласно твоим расчетам, полная скелетизация трупа должна была произойти через семьдесят один день.
– Значит, смерть наступила шесть-семь недель назад.
Ласло кивнул.
– Однако имей в виду, что эти временные рамки основаны на приблизительном, а не точном значении предсмертного веса.
– И в то время, когда появилось пятно, труп еще был покрыт плотью и активно разлагался.
Ласло опять кивнул.
– Но у меня нет трупа.
– «И никто не любит меня» [52] .
Я поехала прямиком в офис Люси Кроу. Дождь прекратился, но угрюмые тучи все так же толпились над вершинами гор, тесня друг друга набрякшими дождевой водой утробами.
Шериф сидела за столом времен Гражданской войны и ела корн-дог [53] . Увидев меня, она вытерла рот и ловко запустила палочку и скомканную обертку в корзину для мусора в противоположном конце комнаты.
52
Цитата из той же песни Армстронга.
53
Корн-дог – аналог хот-дога, но с тестом из кукурузной муки.
– Два очка, – оценила я.
– Точно в корзину. Не коснувшись края.
Я положила перед ней распечатку и села. Люси оперлась локтями о стол, прижала пальцы к вискам – и целую минуту изучала профиль ЛЖК. Наконец она подняла голову.
– Думаю, вы сейчас объясните, что все это значит.
– Летучие жирные кислоты.
– То есть?
– За стеной того дома разлагался труп.
– Чей?
– Судя по пропорциям ЛЖК, предположительная давность наступления смерти – от шести до семи недель. Дэниела Ванета видели в последний раз в июле, заявление о пропаже без вести подали в августе. Сейчас октябрь. Сосчитайте сами.
– Предположим, я приму это допущение, хотя и не факт, что приму… но каким образом ступня Ванета оказалась на месте крушения?
– Если запах разложения учуял Бойд, то же самое могло произойти и с койотами. Скорее всего, они выволокли ступню из-под стены. Там есть зазор – в том месте, где выпали камни из фундамента.
– Ступню выволокли, а все остальное бросили?
– До всего остального они, по всей вероятности, не сумели добраться.
– Но каким образом Ванета угодил в тот огороженный двор?
Вместо ответа я пожала плечами.
– И как он умер?
– Это уже вопрос к шерифу. Мое дело – наука.
Снаружи, в коридоре, Хэнк Уильямс проникновенно пел «Long-Gone Lonesome Blues».
Из-за помех музыка звучала так, словно доходила из другой эпохи.– Этого достаточно, чтобы получить ордер? – спросила я.
Шериф опять потратила целую минуту на изучение распечатки. Наконец она подняла голову и посмотрела на меня убийственным взглядом. И протянула руку к телефону.
Когда я покинула офис шерифа, падал легкий дождик. Огни фар, сигналы светофоров и вспышки неоновых вывесок причудливо мерцали и переливались в ранних сумерках. В воздухе стоял сильный запах скунса.
Во дворе «Дома на холме» Бойд лежал в своей будке и, уткнувшись мордой в передние лапы, зачарованно следил за тем, как падают дождевые капли. Услышав мой оклик, пес поднял голову и посмотрел на меня так красноречиво, намекая на то, что я задолжала ему прогулку. Видя, что намек не действует, он шумно вздохнул и снова уронил морду на лапы. Я наполнила миску Бойда едой и ушла, оставив его размышлять о несовершенстве насквозь промокшего мира.
В доме было тихо. Я поднималась наверх под размеренное тиканье напольных часов Руби. Из номеров не доносилось ни звука.
Повернув в конце коридора, я с удивлением увидела, что дверь «Магнолии» чуть приоткрыта. Я решительно толкнула ее… и остолбенела.
Кто-то основательно перерыл все ящики в номере и разворотил постель. Содержимое дипломата вывернули на пол, повсюду были в беспорядке разбросаны бумаги и картонные папки.
В моем сознании непрерывно звучало одно и то же слово: «Нет! Нет! Нет!»
Швырнув сумочку на кровать, я метнулась к одежному шкафу и распахнула дверцу.
Ноутбук лежал в глубине шкафа – именно там, где я его оставила. Я достала его и включила, лихорадочно размышляя.
«Что было в номере? Что было в номере? Что было в номере?»
Память торопливо перебрала список вещей: ключи от машины, кредитные карточки, паспорт, водительская лицензия. Все это я возила с собой.
«Почему? Почему? Почему?»
Кто-то наскоро шарил здесь в поисках ценностей, или же грабитель искал что-то конкретное? Что у меня тут есть такого, чтобы на него польстились?
«Что? Что? Что?»
Едва ноутбук загрузился, я проверила кое-какие файлы. Кажется, все в порядке.
Я отправилась в ванную комнату и плеснула в лицо холодной водой. А затем закрыла глаза и прибегла к детской игре, которая – точно знала – должна меня успокоить. Мысленно я повторяла строчки первой песни, которая пришла на ум. «Honky Tonk Women» [54] .
Передышка в обществе Мика Джаггера и «Роллинг стоунз» подействовала благотворно. Отчасти успокоившись, я вернулась в комнату и принялась собирать разбросанные бумаги.
54
Одна из известных песен «Роллинг стоунз».
Я еще приводила их в порядок, когда услышала стук и, открыв дверь, увидела перед собой Эндрю Райана. В правой руке он держал два мороженых «Дав».
Взгляд Райана упал на кавардак в номере.
– Что здесь, черт возьми, произошло?
Я смотрела на него, не решаясь заговорить, чтобы не выдать себя голосом.
– Что-нибудь пропало?
Я судорожно сглотнула.
– Единственное, что есть тут ценного, – ноутбук, а его как раз не тронули.
– Значит, ограбление можно исключить.