Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
Она говорила враждебным тоном и, казалось, все время была начеку.
Я вылила в бобы еще немного кипятку и постаралась вникнуть в ситуацию. Ребенок почти наверняка погиб. Она до смерти боится полиции и вообще всех государственных учреждений. Я же, по ее понятиям, с ними в дружбе, к тому же не разрешила ей курить. Все это если и не прибавляло симпатии к ней, то, по крайней мере, позволяло подавить собственное раздражение.
– Кто-то поджег гостиницу, – осторожно начала я. – Искалечил твою мать, а возможно, и твоего ребенка. Если ты была там незадолго до пожара, то могла его видеть. Возможно, поджигатель – или поджигательница – в это время уже был там, около
Она отчаянно затрясла головой:
– Никого я не видела! Мы приехали туда в три часа дня. Отдали Кэттерин маме и поехали в Висконсин. Ясно?
– Ясно, – сказала я. – А почему тебе так не нравятся мои вопросы?
Чтобы унять бившую ее дрожь, она схватила обеими руками чашку с горячим кофе.
– А потому, что вы меня в чем-то подозреваете. Как будто я виновата в том, что случилось с ребенком.
– Да нет, Сериз. – Я попыталась улыбнуться. – Очень жаль, если это так прозвучало. Просто я сыщик, задавать вопросы – моя профессия. Этим я зарабатываю на жизнь.
Она уткнулась лицом в чашку и молчала. Я сдалась. Пошла к себе в спальню. Постель не убрана. На полу валяется спортивный костюм, в котором я обычно бегаю по утрам. Я засунула его в стенной шкаф и натянула на кровать покрывало. Нет, комната моя не годилась в качестве иллюстрации для журнала «Уютный дом», но это было все, на что я сегодня оказалась способна.
Я вытянулась на кровати и попыталась вспомнить имя того агента из страховой компании, с которым познакомилась в четверг на пепелище. Что-то птичье. Меня удивило тогда, какие яркие, любопытные у него глаза – совсем как у птицы. Робин [15] ! Да, точно, Робин. Фамилию я не вспомнила, но это уже не важно. Найду по имени.
15
Robin – малиновка (англ.).
Я поставила телефон на живот, набрала номер компании «Аякс» и попросила соединить меня с отделом поджогов и мошенничеств. Ответил жизнерадостный девичий голосок, и я попросила позвать Робина.
– Одну секунду, – ответила девушка, – он как раз здесь. – И вслед за тем я услышала:
– Говорит Робин Бессинджер.
Бессинджер… ну конечно…
– Робин, это Ви. Ай. Варшавски, мы с вами познакомились на прошлой неделе у отеля «Копья Индианы»; вы там копались в руинах.
– Ви. Ай. Варшавски? Частный детектив?
– Да-да. – Я села и вернула телефон на тумбочку. – Вы тогда сказали, что, если бы кто-нибудь погиб на пожаре, полиция начала бы расследование по делу об убийстве. Как я понимаю, никто не погиб?
– Ну… насколько мне известно… – Я вспомнила, как он был осторожен и в тот раз. – А что, у вас есть другие сведения?
– Там оставался ребенок. Он был в номере с бабушкой на пятом этаже. – Он хотел меня прервать, но я торопливо сказала: – Да-да, знаю, это нарушение правил. Так вот, теперь он пропал. Бабушка тоже исчезла, так что я не знаю, нашли ребенка или нет.
– Ребенок? Боже правый! Нет, я ничего не слышал о ребенке. Сейчас я позвоню в полицию, а потом перезвоню вам. Это что, ребенок вашей родственницы?
– Нет, моя родственница – подруга той самой бабушки, у которой оставался ребенок. А мать девочки только сейчас вернулась в город и не может их найти; вот такая история.
– Ладно. – Он замялся на мгновение. – Я наведу справки и перезвоню через несколько минут.
Я сказала ему свой номер телефона и повесила
трубку. Еще раз с отвращением осмотрела комнату, в которой фактически только спала. Большую часть ее занимала кровать, поистине королевских размеров. В стенном шкафу, тоже гигантских размеров, я устроила туалетный столик, чтобы можно было свободно расхаживать по комнате. И все же провести в ней большую часть дня мне не улыбалось. Однако – что поделаешь? – присутствие храпящей внизу Элины приковывало меня к этим стенам.Я несколько раз прошлась от изголовья кровати до двери, всякий раз ударяясь щиколоткой о кровать. Петь я не могла: слишком рано, к тому же стесняло присутствие Сериз. В конце концов я принялась делать упражнения для брюшного пресса. Я успела сорок раз поднять и опустить ноги, прежде чем зазвонил телефон. Робин.
– Я звонил в полицию, в отдел пожаров. – Голос его звучал приглушенно. – Никаких сведений о детях нет. Вы уверены, что девочка была там?
– Более или менее. Хотя поклясться, конечно, не могу, никого из этих людей я не знаю.
– Они собираются послать туда бригаду, прочесать руины. Может быть, найдут… останки. Хотят, чтобы и вы туда подъехали. Они с вами свяжутся. Вы будете на месте?
Я пообещала быть в пределах досягаемости или, в крайнем случае, узнавать по автоответчику, кто мне звонил. Медленно вешая телефонную трубку, я размышляла, что же сказать Сериз. Я открыла дверь, и в этот момент появилась Элина.
– Вики… Виктория, бедняжке Сериз нехорошо. Иди помоги мне.
Бедняжка Сериз забрызгала блевотиной весь мой стол на кухне.
Я принялась за уборку, а Элина вытирала ей лицо влажным полотенцем. Похоже, она наслаждалась этой сценой.
– Знаешь, это все шок, – приговаривала она. – Бедняжка так переживает за ребенка.
Я внимательно посмотрела на Сериз. Да нет, здесь не только шок.
– Ее надо показать врачу, – коротко сказала я. – Давай помоги мне ее одеть и свести к машине.
– Не надо врача, – хрипло проговорила Сериз. – Не пойду я ни к какому врачу.
– Пойдешь, – отрезала я. – Ты мне всю кухню заблевала. И я не собираюсь весь день ухаживать за тобой. Здесь тебе не общество женщин-одиночек.
– Нет! – завизжала Сериз. – Не пойду! Не надо врача!
– Может, и правда не надо, Вики, – драматическим шепотом произнесла Элина. – Видишь, она не хочет.
– Вижу, – отрезала я. – Одевай ее, а я подержу ей руки. И сделай одолжение, не называй меня Вики. Ты знаешь, я этого терпеть не могу.
– Знаю, голубка, знаю, – засуетилась Элина, – только забываю.
Трудно было поверить в такую забывчивость. Ведь Габриела постоянно напоминала, что меня назвали не в честь Виктора Эммануила [16] .
16
Виктор Эммануил (1869–1947) – последний король Италии.
Однако я не стала заострять на этом внимание – были проблемы поважнее.
Мы стали одевать Сериз, и я могла только порадоваться тому, что не стала нянькой у психически больных. Она отбивалась, брыкалась, визжала. Я была на пределе, хотя стараюсь держаться в хорошей форме. Она даже умудрилась до крови расцарапать мне левую руку своим длинным ногтем. Наконец мне удалось вцепиться в нее.
Элина оказалась на редкость плохой помощницей. Я чуть не сорвалась на крик, когда она наизнанку натянула на нее панталоны и только после пятнадцатиминутных трудов ухитрилась просунуть ее в юбку.