Смертеплаватели

Ночью его разбудили удары в дверь, не совпадавшие по ритму с барабанной дробью дождя, падавшего на крышу. Первой мыслью со сна было: обновляется Ангкор, пришли послы от великого короля Джайявармана… Вскочив, Тан закричал: «Сейчас, сейчас!» — и, танцуя на одной ноге, стал натягивать брюки. Снаружи колотили настойчиво, властно; не без трепета он вспомнил о жестоких нравах XII века…

Действительность оказалась куда хуже. Сквозь потоки ливня, превращая их в пляску огненных нитей, слепил фарами бронетранспортёр, полный солдат; за ним пыхтели, извергая гарь, еще какие-то высокие машины.

На крыльце под навесом стоял мужчина в клеёнчатом плаще с откинутым капюшоном. Тан всмотрелся в его мокрое лицо — и почувствовал, что ему отказывают ноги, а к горлу подступает недавно выпитый чай.

Пришедший внешностью был вполне подобен ему, Тан Кхим Таю, лишь более подтянут и суров, с аскетически впалыми щеками. Рука его выразительно шевелилась в кармане.

— Бока отлёживаешь?! — крикнул двойник Тана высоким яростным голосом, принятым у «красных кхмеров» для пламенных обличающих речей. — О революционной присяге забыл, перевёртыш?…

— Сейчас революция в другом… — попытался было возразить Тан, но его свирепого близнеца просто рвало бешеными словами, будто он долго носил их в себе и мечтал выплеснуть:

— Помогаешь мировой реакции?! Видишь, что вокруг тебя творится, и пальцем не шевельнёшь! Классовые враги, угнетатели трудящихся — цари, феодалы, капиталисты — встают из могил, чтобы снова эксплуатировать бедняков, а ты и рад им прислуживать! Сам воскрешаешь тех, кто был справедливо покаран твоей рукой, — предатель, отступник, изменник делу Вождя!..

Вдруг настроение близнеца резко изменилось, он стал презрительно-холоден, выпятил губу:

— Ты ещё можешь искупить свою вину. Вождь собирает верных. Поверь, многие будут на нашей стороне. С нами революционеры всех стран и веков… Ты идёшь?!

Тан Кхим Тай стоял, не замечая, что ветер обдаёт его брызгами ливня, что холодные струи змеятся по крыльцу, втекая внутрь теплого, уютно освещённого дома. Рычал, сотрясаясь, транспортёр, тряслись яростно-белые круги его зарешёченных фар. О да, нынче они все найдут друг друга, — «вязальщицы Робеспьера», готовые пить кровь из-под гильотины, и «воины джихада» с замотанными лицами, плясавшие свой танец в салонах «Боингов», ритмично пуская пули в стюардесс и матерей с детьми, и бледные лохматые анархисты-безмотивники с бомбами, предназначенными для любой встречной толпы, и смертники, несущие динамит в букете навстречу приговорённому лидеру… рвота праведных революций, паразиты национальной борьбы, грязь на чистом лике Справедливости! Они столь ничтожны, что чувствуют себя полноценными, лишь мучая и убивая других. Они, конечно же, объединятся… Если им позволят.

Время в ту дождливую ночь замедлило свой бег возле реки Сиемреап. Молча стоял Тан, склонив голову и смирившись со своей судьбой; как сказано в «Алмазной Сутре», расставался с ложным, себялюбивым ощущением своего «я», — ведь всё, происходившее с ним, было лишь проявлением божественной, безошибочной кармы. А ещё Тан радовался тому, что многое успел, и живут десятки воскрешённых им людей, заново строят свою жизнь; и Чей Варин в далёкой столице спит, обняв мужа, и растет в её чреве новый человек, уже не воссозданный воображением, но всё же обязанный своим приходом в мир ему, Тану…

Он сам удивился тому, что так рад счастью своей возлюбленной, зачавшей ребёнка от другого мужчины, — а затем подумал, что это в духе учения Гаутамы, и тихое блаженство затопило его душу.

— Ещё улыбается, контрреволюционная сволочь! — бешено закричал двойник и, вскинув руку с пистолетом, несколько раз подряд выстрелил в грудь Тана.

…А час спустя произошло то, что до последней секунды осталось непонятным для отряда «красных кхмеров». На дороге среди лесов, ведущей к городу Кампончгтхому, ныне занятому армией Вождя, бронетранспортёр в бурной ливневой тьме едва успел затормозить, осветив перед собой завал срубленных стволов. По слову командира одни бойцы бросились разбирать преграду, другие, соскочив с грузовиков, рассыпались по обочинам. Присев и съёжившись, тщетно сверля глазами мглу, солдаты ворочали стволами китайских автоматов…

Но никто не бежал, не полз и не шёл к дороге. Зато в кронах ближних баньянов коротко пропели, одна за другой, тетивы луков, и стали падать автоматчики, бесшумно поражаемые сверху. Стрелы прочно сидели у них в глазу, в горле или между лопатками. Сияние фар делало отряд хорошо видимым, лучники же таились в ночи и в листве.

Выстрелы всё же прозвучали: командир, псевдо-Тан и ещё несколько старших, прячась за бронированными бортами, наугад палили в чащу из пистолетов. Тем временем водитель последнего из трёх грузовиков дал задний ход и стал было разворачиваться, чтобы удрать со страшного места; но точно посланная стрела заставила его оторвать руки от руля…

Получилось, может быть, лучше, чем ожидали нападавшие. Грузовик без управления, продолжая разворот, углом кузова саданул среднюю машину так, что она, в свою очередь, впечатала радиатор в тыл переднего грузовика. Кто-то, раздавленный между машинами, взвыл кошачьим голосом; с бортов сыпались наземь доселе залегавшие в кузовах «кхмеры». Продолжая слепое движение, задний грузовик нырнул носом в кювет и с громовым лязгом завалился набок.

Творилось немыслимое. Тающая кучка «красных кхмеров», паля во мрак и в дождь, металась вокруг своих искалеченных машин, — а стрелы всё летели ниоткуда, тонко посвистывая и разя… Вдруг Тан-второй, не выдержав, махнул вниз из транспортёра и помчался по разбитому асфальту назад, к давно оставленной реке. За ним устремились бойцы.

Навстречу им выступили из-за стволов полуголые, бритоголовые, с блестящей мокрой кожей воины. Сомкнулись поперёк полотна. Наставили копья.

Двойник на бегу распорол воздух выстрелом — впустую: наконечник копья, откованный в форме древесного листа, посланный недрогнувшей рукою, вбежал ему глубоко под межрёберную кость. «Кхмеры» попятились, — но сзади тоже были эти, ловкие и беспощадные… Иным бойцам, схватив их со спины, кривыми ножами перерезали глотки. Трупы сволокли с дороги, и всех поглотила ненастная ночь.

Перед своей гибелью, разрядив все обоймы, командир отряда решил было, что он бредит. Транспортёр закачался, подобно барже на больших волнах, и начал медленно опрокидываться. Молния огненной рекой пронеслась под сплошными тучами. Командир увидел извивавшуюся над ним толстую змею — и тут же сообразил, что это хобот.

Гигантский слон с башенкой на спине и железными кольцами, нанизанными на бивни, упираясь передними ногами, толкал тяжёлую машину, пока та не перевернулась. Тогда вожатый поспешил отвести животное обратно на лесную тропу. Отступили и другие воины. Словно гвардейцев короля Джайявармана предупредили, что сейчас вспыхнет и начнёт разливаться горящий бензин.

И бензин вспыхнул…

X. Кристина Щусь, Алексей Кирьянов и Геннадий Фурсов. Развёртка Киева, Печерский домоград

Наш конец будет концом Вселенной.

Иозеф Геббельс

А был ли мальчик? А может, мальчика-то

и не было?…

Максим Горький

— По-моему, это очень скучный мир, — сказал Балабут, пока мы все втроём провожали взглядами вертолёт.

Странная трескучая машина будто по невидимой мостовой выползла из-за правого крыла нашего домограда. Была она похожа на опрокинутый древний ветряк с крестом вертящихся крыльев наверху и летела неуклюже, скованно, ничем не напоминая привычные мне минилёты или авионы. На бортах вертолёта блестели ряды круглых окон. Должно быть, платная экскурсия в XXII век, затеянная каким-нибудь турагентством из Киева 1990-х или 2020-х годов…