Смирительная рубашка для гениев

– Андрейка всех сюда перетаскал. Андрейка, главный по трупам, ему всех доверяют. Вот Федька с буйного, - он кивнул на бородача, с любопытством как-то выглядывавшего из-за мертвой старухи.
– При попытке к бегству погиб. А вон Рахит, месяц назад за водкой бегал - током убило. Черный весь вон. А это Кастрат, за жвачкой через забор полез - собаки загрызли... Все они здесь.

– Так что же отсюда и убежать нельзя?

– Не-а, - помотал он головой.
– Отсюда не убежать, никак не убежать, потому что здесь хорошо.

Мы занесли Варвару в помещение морга и без аккуратности свалили в мертвецкую кучу.

– Тебе чупа-чупс покупать? У тебя деньги есть?

– Не нужно, мне шоколадку обещали.

– Ну, тогда подожди Андрейку, назад вместе пойдем.

Андрейка прошел в угол морга, отволок пару тел в сторону. В полу оказалась металлическая дверца. Скрежеща петлями, открыл ее и спустился в темноту.

"Куда это он?" - подумал я, прогуливаясь среди недвижных тел.

Глаза уже привыкли к темноте помещения, вырывая из полумрака мертвенно белые руки, ноги... я всматривался в застывшие лица покойников, глядящих на меня стеклянными глазами: приоткрытые, словно от удивления рты, босые ступни со следами грибка, голые бедра, оскаленные в последней насмешке зубы...

Я подошел к распахнутой железной дверце в полу.

– Эй, Андрейка! Ты где там?!- крикнул в темноту.

Зачем он полез в подвал? Чего только не придумают эти психи! Вниз вели железные ступени. Нащупывая их ногами, я спустился, оказавшись в подземной коммуникации с низким потолком, по стенам вились кабели и провода. Я осторожно двигался вперед. Через каждые десять метров на потолке светила тусклая лампочка. Вскоре на меня повеяло свежим воздухом, я увидел над головой круглое отверстие люка, а в нем голубое небо. Поднялся по металлическим прутьям ступенек и высунул голову на волю. Солнце резануло по глазам.

В первые секунды я не мог ничего разглядеть, но когда глаза свыклись с солнечным светом, увидел улицу. По ней в разные стороны в обычной городской одежде шли люди, через проезжую часть - стена психушки, невдалеке - ларек и Андрейка, покупающий чупа-чупс. Это была свобода! Такая близкая, такая манящая свобода! Я хоть сейчас мог вылезти из люка и, смешавшись с народными массами, пойти домой... за компьютер, пить кофе, продолжать начатый роман, тетрадь была у меня за поясом. Впрочем, в дурдомовской пижаме и тапочках на босу ногу без задников смешаться с толпой в буквальном смысле было нелегко. Да и связь с больницей уже слишком крепка. Ведь там, через улицу, за решетками меня ждала женщина моей мечты, и я не мог, не имел права обмануть ее.

Подошел улыбающийся Андрейка с набитым ртом - изо рта у него торчали пять палочек от чупа-чупсов - опустился вслед за мной и ловким привычным движением закрыл крышку люка.

– Ты про этот ход никому не говори, а то Андрейку в карцер посадят.

Выбравшись в морг, мы закрыли дверцу и, замаскировав ее мертвыми телами, направились обратно на отделение.

Шагая через двор, с пустыми носилками я полной грудью вдыхал больничный воздух. Здесь за забором с колючей проволокой не было свободы, но имелось раздолье, воля жить, как хочешь. Только бы тот безумный мир не пробрался сюда через забор по подземному ходу или каким-нибудь другим способом - тогда прощай покой, прощай воля.

– Вас за смертью посылать!
– встретила нас санитарка, протягивая по шоколадке.
– Что, так трудно труп отнести?

Анжела сидела в палате одна.

– Я думала, ты ушел не попрощавшись.

– Да тут старуху в морг отнести попросили.

Я протянул Анжеле честно заработанную шоколадку.

– Терпеть не могу сладости, - сказала она, пряча плитку в тумбочку.
– А ты знаешь, что твой друг Андрей хотел тебя подставить?

– В каком смысле?
– мы сидели друг против друга на кроватях, наши колени соприкасались. Я наслаждался, глядя в ее глаза, слушая ее голос. То, что она говорила, не имело значения... совершенно никакого значения. Самое главное - она была рядом.

– Андрей знает, что выбраться из больницы очень сложно, это удалось только бывшим зэкам Рахиту и Копченому.

– Им тоже не удалось, - рассеянно сказал я, - их трупы в морге, собаками поеденные, лежат. Сам видел.

– Значит, и это легенды, - в задумчивости проговорила Анжела, глядя куда-то мимо меня.

Я положил свою руку на ее.

– Я искал тебя, - сказал или только подумал.
– Теперь никуда не отпущу.

Глядя в ее глаза, я терял связь с пространством, переставал чувствовать себя и время, такое со мной было впервые.

– У нашего друга Андрея мания преследования, это совершенно не излечимо, он во всех видит врагов, поэтому решил от тебя избавиться... Выходит, ты мог погибнуть, и мы больше не увиделись бы. Не увиделись...
– ее алые губы вздрогнули, большие, серо-голубые глаза наполнились слезами.
– Никогда.

И в этом "никогда" был приговор. Она изо всех сил сжала мою руку, а меня вдруг непреодолимо потянуло к ней, в груди что-то поднялось, что-то большое и неотвратимое. Не помню как она оказалась в моих объятиях...

Мы целовались отчаянно, страстно, не сознавая, не ощущая ничего вокруг. Кажется кто-то заглядывал в палату, какая-то сумасшедшая старуха, черт ее знает как оказавшаяся рядом, хохотала беззубым ртом, прикрывая его двумя пальцами, указывая на нас корявым перстом другой старухе толстой, грозной и важной... И еще три тетки ржали рядом и грозили пальцами, а одна особо смелая, лежа на полу, выглядывала из-под кровати и скалилась зубом... Но нам было все равно.

– Все, все хватит... Ну, Аркадий, хватит... Все!

Ценой огромных усилий я оторвался от Анжелы, от ее губ. Я мог бы целоваться с ней вечность... Такого я не испытывал никогда в жизни. Это была страсть, это была любовь, это было.... Черт знает, что такое было!

– Что у тебя там?
– спросила Анжела, слегка стукнув меня кулаком в живот.

Помада на ее губах размазалась по щекам и сейчас выглядела как кровь, моя кровь... Да нет, так только показалось с первого взгляда. Но эта неопрятность во внешности ничуть не уродовала ее.

– Где?
– я поднял полу пижамной куртки.
– Ах, это... Это моя тетрадка. Я пишу роман, записываю в нее все, что здесь происходит.

– Так ты писатель? Вот здорово, - она захлопала в ладоши.
– А ты и про меня напишешь?

– Ну, напишу, наверное...

– Тебе пора к себе на отделение, - она вдруг посерьезнела.

– Когда мы увидимся?

Я притянул ее к себе, но Анжела твердо отстранила меня.

– Тебе пора.

– Слушай, а у тебя остаться можно?

Я оглядел палату. Две кровати уже были заняты старухами, во все глаза смотревшими на нас.

– Ты что дурак?! Это же женское отделение. Ты думаешь, раз в дурдоме - все можно?!