Смута

– В поле же он выйдет из-за того, что иначе потеряет свой авторитет и грабить его придут все кому не лень?

– Правильно мыслишь.

Военаг не ошибся. Ночью никто так к нам и не подошёл, но ближе к рассвету в наш лагерь и вправду наведался всего один всадник. Он был молод, но его цепкий взгляд подмечал абсолютно всё, что могло его заинтересовать. Сам он тоже выглядел необычно. Он был одет в длинную тунику дорогого синего цвета, поверх которой надета меховая жилетка, чёрные штаны из крепкого войлока, а на ногах и вовсе были короткие сапожки из мягкой кожи. Тунику он подпоясывал поясом из грубой кожи с украшением из хаотично перфорированной пряжки. Пирамидоподобную шапку при приближении к нам он снял и сейчас держал заткнутой за пояс.

– Что вам нужно? – на плохом сурском спросил молодой человек, не слезая с коня и не убирая с рукояти своего клинка ладонь.

– Золото, серебро, медь, ткани, драгоценные камни, лошади и скот. В общем всё что имеет ценность. – коротко обрисовал я ему ситуацию.

– У тебя мало воинов, сур. – заметил переговорщик, - Лучше уйди с этих земель, а инче тебя ждёт смерть.

– Это мы решим в бою. – дерзко заметил я.

Он ничего не ответил мне и просто повернул коня обратно в сторону своего хутора, на башнях у которого его уже ждали люди. Успел только он скрыться за воротами, как мы сразу же выстроились в цепь, приготовившись обстрелять врага, который не заставил себя долго ждать. Меньше, чем через полчаса из-за ворот стали выезжать всадники, число которых было чуть меньше четырёх десятков. Доспехи у них были необычными: кольчуги были всего у четверых, ещё двое имели доспехи из кожи, на которые были нашиты широкие металлические пластины, а остальные и вовсе носили какие-то тканые кирасы. Шлема же имели вообще все. Кто-то имел округлые шлема из нескольких стальных пластин, прикрывающие щёки и нос, а другие плотные хлопковые шапки. Оружием же этим воинам служили луки, копья и топоры на длинных рукоятях. Щитов же они не имели, ввиду того что хоть какое-то дерево отыскать в степи было сложно. Кони же у них были подобны нашим – степные, выносливые, но коротконогие.

Двигаться наш враг начал первым, приближаясь к нам такой же развёрнутой стеной. Я приказал сближаться, готовясь к стрельбе. Не успели мы подойти на достаточное расстояние, как жители хутора выстрелили нестройным залпом. Самая близкая стрела упала в доброй дюжине метров от нас. Стало понятно, что эти всадники если и умеют воевать, то только в своих мечтах, а это развязало мне руки. Я отправил людей в бой. Мои конники оказались куда как более точными и после первого залпа противник потерял четырёх человек, сражённых стрелами. После этого моя конница резко разделилась на две части, огибая нестройные ряды всадников хутора. Стремительный манёвр страдиотов напугал врага, и они стали хаотично стрелять по моим бойцам, тогда как боярские сыны били прицельно, выбивая врагов из сёдел тяжёлыми стрелами. Сделав ещё один залп, мы ринулись в атаку, перекрывая отход врага обратно в хутор. Хуторяне, заметив это, сразу же схватились за копья и поскакали к нам, но скорость их была куда как меньше, чем нужно для вменяемого таранного удара.

Мои боярские сыны, поняв, что добыча будет лёгкой, врезались в хуторскую кавалерию. Таранный удар закованной в доспехи сурской конницы был страшен. От копейного удара тут же пало несколько бойцов Пустоши, а когда дело дошло до сабель, то схватка превратилась в страшное кровожадное избиение. Тканые доспехи не могли защитит от острых клинков суров, и хуторяне стали падать замертво один за другим. Я сам почувствовал на себе кураж битвы и работал саблей с завидной скоростью, рубя практически беззащитных жителей Пустоши. Первой моей жертвой стал юный парнишка, отпечатавшийся в памяти выбивающимися из-под шапки тёмными локонами. Он попытался было защититься от моего удара, но попытки были тщетны, ведь двумя быстрыми ударами я перечеркнул его грудь, оставляя глубокие смертельные раны. Вторым оказался воин, приближённый к властителю хутора. Он явно имел какой-то опыт в битвах и тело его прикрывалось кольчугой, не позволявшей убить так легко. С ним пришлось повозиться и обменяться несколькими ударами. Воин попытался достать меня своим топором в лицо, но я оказался быстрее. Моя сабля наверняка бы отскочила от его шлема, но тот оказался слабее чем выглядел и лопнул под моим клинком, который раскроил череп конника. Он умер мгновенно, но его топор по инерции всё же ударил в мой шлем. Удар вышел слабее чем мог, но даже так картинка перед глазами поплыла.

Первые несколько минут хуторяне вяло отмахивались, ещё не осознавая собственной смерти, но не прошло и десяти минут, как они дрогнули и стали убегать обратно под безопасные стены хутора. Сделал так и его хозяин, выделявшийся тем, что он один на шлеме имел плюмаж в виде хвоста из окаршенных в красный конских волос. Нельзя было допускать, чтобы хуторской хозяин укрылся за стенами, а потому я, всё ещё чувствуя значительное головокружение, вырвал из перевязи на груди пистоль и выстрелил. Выстрел оказался удачным, и пуля врезалась прямиком в круп коня хозяина хутора. Конь завалился наземь, вздымая комья грязи, подгребая под себя застрявшего в стремени всадника. Остальные же либо сдались, либо же смогли уступить за стены хутора.

Спрыгнув с коня, я ещё одним выстрелом добил умирающую лошадь, после чего вытащил властителя хутора из-под мёртвого животного. Он был напуган до смерти и постоянно тряс руками, лопоча что-то на своём языке. Тут же подскочил Военаг и что-то яростно прорычал на одном из языков Пустоши. Хуторянин моментально замер, будто его сковало неизвестной болезнью, после чего наш проводник демонстративно вытер об одежду пленённого свою саблю и улыбнулся мне, сверкнув целым рядом золотых серьг в ухе.

– Он даст нам всё, что мы хотим.

Хозяин хутора не соврал. Нам понадобилось три телеги, чтобы унести всё что мы забрали. Казалось бы, всего три телеги — это мало, учитывая, насколько обширны поля, принадлежащие хуторянам, но в этом рейдерском походе я не хотел слишком сильно лютовать. Забирали мы исключительно то, что можно было быстро продать в Сурии, а потому спектр изымаемых вещей был несколько сужен. Теме не менее, телеги наши нагружало множество свёртков льняной и шерстяной ткани, окрашенной в различные оттенки синего, сундуки с золотом и серебром, кони, выделанная лошадиная и коровья кожа, да бусы и украшения из южных стран, которые попадали сюда вместе с торговцами. На мой скромный взгляд мы набрали товаров и чистых металлов примерно на четверть тысячи золотых сурских монет или триста пятьдесят золотых рюглендских дардаллеров. Это было цифрой приличной, но даже так, учитывая премиальные доли воинов и царский налог, доход был меньше пятой части, которую я хотел бы вынести из этого похода, а потому придётся продолжать углубляться в Пустошь.

Глава 12. Переговоры

По Пустоши мы скакали уже седьмой день. В округе не был абсолютно ни-че-го, кроме вездесущей темно-желтой травы, растущей одним сплошным ковром. Даже зверья никакого не было и лишь пару раз я мельком увидел каких-то не в меру зубастых зайцев, сразу же скрывавшихся в норах при приближении нашего отряда. Двигались мы теперь не так быстро, ведь хоть и небольшой, но обоз нас тормозил, да и вести за собой табун лошадей было необходимо уметь. Нам ещё везло, что среди сплошных травяных зарослей часто пробивались ручьи, в которых можно было пополнить запасы и напоить коней. На каждой остановке я слезал со своего коня и щупал траву. Она казалась мне сильной сухой и ломкой, будто бы мы ехали по сухой саванне, но жарко при этом не было. Если сломать стебель травинки, то можно было обнаружить, что внутри есть белая влажная масса, консистенцией смахивающая на крем. Эта трава сильно меня интересовала, хоть я мало что понимал в ботанике. К тому же, уж сильно странным выглядели эти черноземные оазисы, отделенные друг от друга десятками километров откровенной бедной земли. Конечно, в Африке происходит процесс опустынивания центрального африканского региона, но там это происходит сплошным фронтом, не оставляя «зелёных» очагов, если те не укрыты высокими горами, а гор здесь не было совсем, да и лошади с удовольствием хрумкали этой жёлтой травой.

– Военаг, а у местных есть какое-то объяснение того, в каких они живут землях?

– За лекарскую точность перевода говорить не буду, но кое-что я слышал. Среди кочевников бытует история о неком великом вожде, власть которого распространялась на все земли Пустоши с Востока на Запад. Жил три тысячи или даже четыре тысячи лет назад. Под его рукой было столько скота, что когда их перегоняли, то вся земля, которую можно было увидеть с коня, была закрыта телами животных. По одному его зову он мог собирать десятки туменов воинов, каждый из которых готов был сложить свою голову во славу вождя. Имя этому вождю было Бахьяр, что с языка кочевников переводится как «сын Ветра». Задумал как-то этот Бахьяр стать равным богам и начал воздвигать город прямо посреди ещё тогда цветущих земель Пустоши. На стройку он созвал тысячи человек, каждый из которых трудился от рассвета до заката. Бахьяр рабочих не жалел и город его рос всё больше с каждым днём. В самом центре своей столицы он приказал построить башню такой высоты, чтобы можно было подняться туда, где не летает даже сам Ветер. Как ты понимаешь, такой расклад богам никак не мог понравится, а потому, когда башня поднялась к самим облакам, то Ветер обрушил на неё всю свою мощь. Дул он настолько сильно, что погубил не только своего сына, но и выдул всё плодородие из этих земель за Ярык, а потому они люто ненавидят всех тех, кто живут на западной стороне от реки.

– Очередной великий вождь, который хочет сравняться с богами. Мир никогда не изменится.

– В этот ты прав, Вадим. Меняется время, умирают и рождаются страны, да даже Боги и те сменяются, а всегда найдётся тот, кто захочет возвыситься среди людей.

– Где, ты говоришь этот их город?

– Да никто точно не знает. Степняки говорят, что прямо посреди Пустоши, но где вообще эта середина? Я ещё не встречал ни одного из кочевников, кто добирался до этой мифической столицы. Может быть так, что её и вовсе нет, а используется миф исключительно для того, чтобы разжигать ярость к нам сурам и собирать людей для походов.

Разговор прервался тем, что на горизонте показался один всадник. На наши глаза он попался всего лишь на одно мгновение, но хватило Военагу, чтобы мгновенно собраться и схватить лук. Я последовал его примеру, только взялся за пистоль, взводя курок и пытаясь высмотреть остальных конников. В этих пустых землях встреча с всего одним всадником значила либо большую удачу, либо же огромнейшую неудачу.

– Кто это? – неожиданно севшим голосом спросил я у Военага.

– Разведчик. Нас заметили. Тут к югу от нас гряда холмов и если там спрятался отряд, то нам дадут бой.