Наверно, кто-то усмехнется:«Урод, а смотрит молодцом!»А человек… он не сдается,Идет себе в толпе шажком,То позадорнее и стройно,Что называется, на пять!Ох, как ему дается стойкость!Уж точно, многим не понять.Боль вдоль и поперек… навылет!Упал бы на асфальт – вон дух!Венок бумажный ему б свили,Земля тебе, мол, словно пух!У нас ведь хоронить умеют,Как водится, без слез, молитв.Потом от водки одуреют,И будет всяк изрядно бит.Ну а покуда все в порядке —Шагает бодро инвалид,Ему вполне живется сладко,И он судьбой не клят, не бит!
«Студеные гроздья калины…»
Студеные
гроздья калиныИ черные капли росы.А жизнь обернулася клиномНа срезе последней грозы.Картины земли растворились,Небесной окраины хлад.Успел кто, до срока простились,По свету ушли наугад.А кто задержался, тоскуя,О летнем расплывчатом дне,Ущербные листья тасуетВ зальделой бессмертной стерне.А издали плачет калинаИ слезы роняет в туман.И чья-то блукает судьбина,Где злой торжествует бурьян.
«Война, которая сдружила…»
Война, которая сдружилаИ побратала нас навек,Уже далеко, ее силуИ след давно засыпал снег.Ее гроза померкла в тучах,Железо ржавчина до тлаПорушила. А щебня кучиСокрыла темна мурава.И лишь, как знак напоминанья,Как уходящих в тень времен,Размежевали расстояньяКрая разрозненных племен.Знать, не навек нас побраталаВойна. Курлычат журавли,Как и тогда… Как в песне старой,Которую забыть смогли.
«Бог глядит, и час от часу…»
Бог глядит, и час от часуТо в озноб бросает, в жар!Все темней людская массаОбволакивает Шар.Сатана, знать, верховодитВо всю прыть! О, как же ОнПроморгал, в какие годы?!Грохот! Скрежет! Перезвон!Что же делать? Что придумать?Новый Путь избрать какой?Повздыхал. На звезды дунулИ… на все махнул рукой!
«Часовенька в березах…»
Часовенька в березах,Ты в мыслях у меня.Чернее ночи грозыПрошли, огнем звеня,Над малой моей родиной,Над хутором моимВ расстроенные годы —Остался только дымГорчащего неверьяВ благой порыв людей.Погублены деревья,Хожу я среди пней.Срубил бы я часовенку,Да поздно уж. ОнаПребудет вещим словом.Так Богом воздана.
«– Есть в России президент…»
– Есть в России президент,Газа вволю и железа.Полицейским назван мент,Тоже здорово и лестно!А вокруг поля, цветы,Кружева туманов ранних!Что ж ты прячешься в кусты?– Я смертельно в сердце ранен!Что за пуля – невдомек.Кто стрелял? Я чую кожей…Роковой настанет срок —И тебя, братан, уложат.Потому что президент,Газ сибирский и железо,Полицейский (бывший мент).Им с тобой неинтересно!
«Такая мода не прошла…»
Такая мода не прошлаСо времен Петра. Все так жеМирским погублена душа —Порочной гнусной блажью.Откуда и зачем онаС оттенком гнойной гнили?Не Бога ль самого вина?Иль Люцефера? Или?..Сказать нельзя наверняка,Хоть стань к расстрельной стенке!Мужик-поэт на мужика —Поэта пялит зенки…Тут третья лишняя, поди,С волшебным нимбом Муза.О, как о них ты не суди,Пребудут с оным грузомДо истеченья лет земных,До часа рокового.О них… про них никчемный стих,А надо б никакого.
Вечерняя песня гастарбайтера
Я
долго думал, как мне лучшеКартину эту передать.Запал мне в память этот случай,Он долго будет волновать.Другой, возможно б, не заметил,Душою чуткою не внял.Чу! То ли где-то плачет ветер,Он словно что-то потерял.В вечернем сумраке услышал —Пел человек. Он шел и пел,То средним голосом, то тише.Поведать миру он хотел,Что очень холодно, тоскливоЕго растерянной душе,А быть надеялся счастливымИ восседал бы на плечеДруг-сокол… Песня удалялась,С ней незнакомый мне казах.И только ветра грусть осталась —Он все еще блуждал в лугах.
«Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки…»
Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки.«Русь!..» – ошалело орут мужики.И сотрясаются избы окрест.Новый в степи появляется крест.Птицы на нем отдыхают порой,А глубоко похоронен «герой».Тоже орал до надрыва он: «Русь!..»Русь… да она ведь не пиво, не груздь.Не кулаки, на лице синяки.Это не знают в Руси мужики!Клич: «По последней, Ванюшка, налей!»Кладбище – город открытых дверей.
Пробудились машины
Пробудились машины – эти монстры вонючие,Замелькали, зафыркали, взяли полностью властьНад домами, заборами (в лучшем, сказано, случае!),Над тобой, надо мной, над природою – всласть.Можно их бы не трогать, обойти стороною,Мол, куда же деваться: прогресс есть прогресс!А «Евгений Онегин» и «Над вечным покоем» —К ним народ не являет большой интерес.Мчат моторы по улицам, правят ими придурки,Отморозки, бездельники и алкаши.Кто-то станет из них неоплаканным жмуриком,Не уйдут навсегда без невинной души.Ведь от их верхоглядства другие погибнут —Дети, бабушки, может, известный поэт.Сплошь железная вся, неспокойная глыбаПерекрыла, закрыла уже белый свет.Не боюсь, что мой стих на экспромт претендует,Я боюсь, что железки опередят.И тогда уж об этом никто не узнает,Будет мир колесом сумасшедшим распят.Пробудились машины. Пробудилось и утро.В небе птицы. И в небе летят корабли.Не добраться до Господа – высь возносится круто,Никуда нам не деться от бедовой земли.Будем тихо иль громко сползать по наклоннойВ пропасть, где сатана пятки нам подпалит.А наш мир (его кличем зеленым, исконным!)От огня рукотворного прахом сгорит.
Девочка шагала
Шла утром в школу девочка,Была ее косаКороною на темечке,Подкрашены глаза.А куртка ее красная,В заклепочках стальных.Уж точно она в классеКрасивей остальных!Но я ведь не Асадов,Романтик никакой,С сюжетом я бы сладил —Загнул еще какой!Настрой глубок и тонок.Напомню, что онаСовсем еще ребенокИ потому смешна,Нелепа (пусть отличница,Нет пропусков у ней!)В наряде экзотическом!Приметнее, видней, —Так мама посчитала,Таков неверный взгляд!А девочка шагала,Нет, не вперед – назад!Я наблюдал за нею…О чем еще там речь!Как можно поскорееДогнать! Предостеречь!
«Я на виду у пешеходов…»
Я на виду у пешеходовСтою, читаю вслух «Псалтырь».Пришли на Русь такие годы:Куда ни глянь, беда… пустырь.Друг другу стали все чужие,Глаза от денег лишь горят!Какая сила сокрушилаДуховный величавый сад?!Я, приняв риск, с молитвой вышел.Кто усмехнется: вот ещеОдин со сдвинутою крышей!Кто двинет кулаком в плечо!И только скромная старушка,Ко мне приблизившись впритык,Перекрестилась, стала слушать…Зрил на иконе этот лик.