Снежный путь

— Привет, Руслан. — Сказал он, остановившись напротив человека, который сидел на машине и внимательно на него смотрел с момента его появления в этом месте. Где бы это место ни было.

— Привет, Миха. Как оно ничего?

— Вроде ничего. Но ты же вроде как умер?

— Разве? А с чего ты взял?

— Я видел, как тебя хоронили. Я провожал тебя в последний путь.

— Как трогательно. А с кем ты тогда сейчас разговариваешь?

— Со своим воображением получается.

— Вот те на те, хрен из-под кровати! — Руслан спрыгнул с машины и, подойдя к Михаилу, сильно ударил его под дых. Михаил сложился пополам, хватая ртом воздух. Руслан ухмыльнулся. — Какое, однако, у тебя жестокое воображение, правда?

— Больно, твою мать!

— Дык… так и планировалось как бы.

— Зачем? Боль я тоже могу представить.

— И правда что. — Руслан задумался. — Как бы тебе это подать…

— Что подать?

— Я не твоё воображение. Это факт. Но я и не жив. Тоже вроде как факт. Однако мы разговариваем. Вывод?

— Хочешь сказать, что я тоже умер?

— Догада! — Руслан расплылся в улыбке.

— Чушь!

— Отнюдь, друг мой. А это, понимаешь, — он обвёл рукой окружающее, — твой персональный ад. Практически точная копия того, что ты натворил. Только усовершенствованная. Этот город — бесконечен и впереди у тебя целая вечность, чтобы полностью насладиться своим достойным восхищения упорством.

— Я не верю в загробную жизнь.

— Как интересно. А ещё интересно, — Руслан с нечеловеческой силой толкнул автомобиль, на котором сидел, и тот с жутким скрежетом развернулся. Из дыры, где раньше было лобовое стекло, выпали два обугленных скелета — побольше и поменьше. — верили ли они? И смотри, какое чудо… Мамаша закрыла собой своего дитятю. Так и спеклись намертво. Глупая женщина, но как трогательно, не правда ли?

— Этого не существует. Я сплю, брежу, галлюцинирую.

— Давай, давай. Прячься. Только скажи мне, чем отличается вечная галлюцинация от вечной реальности? А хочешь, я покажу тебе, где твои родные? Некоторые выглядят очень живописно. Например, один твой брат в момент удара находился в глубоком подземном тире. Он сгорел не от светового излучения, а от радиации. Долго мучился, бедный, но помер таки. Хочешь на него глянуть? То ещё зрелище.

— Если это мой ад, то и твой тоже, раз ты здесь?

— Не угадал. Я здесь турист. Пришёл посмотреть на того, благодаря кому моё передэзэ оказалось таким пустячковым грехом, что меня сразу перевели из чистилища прямиком в райские кущи. И это ещё я первый узнал. Скоро сюда прямо паломничество начнётся. Все захотят посмотреть на своего убийцу, на убийцу своих детей, матерей, отцов, сестёр, братьев, друзей. Возможно, даже сказать тебе чего-нибудь эдакого, ободряющего. Чтоб не скучал. Скоро узнают, подожди.

— Не верю, чёрт бы тебя побрал.

— Не поберёт. Такими, как я, он брезгует. Не интересно ему. А вот такие, как ты — совсем другое дело.

— Не верит он. — Раздался ещё один голос. — Может ты и в бога не веруешь?

Михаил обернулся и увидел Серёгу. Тоже погибшего своего друга.

— И ты, Брут?

— Он ещё шутит, ты видал? — Обратился Серёга к Руслану. И тут же они все вместе переместились. И оказались возле рухнувшей бетонной плиты, из-под которой торчали только обгоревшие ноги по щиколотку, всё вокруг было забрызгано почерневшей кровью. — Помнишь мою младшую сестрёнку? Полюбуйся на неё ещё раз.

Михаил упал на четвереньки, его вырвало прямо на чьи-то ещё останки.

— Так что, всё ещё не веришь? — Спросил Серёга.

— Нет! Нет!! Нет!! Не верю!!!

— А зря. — Философски спокойно заметил Руслан. — Самое время поверить.

— Не вижу необходимости. — Зло ответил Михаил, вставая.

— Ого! — Серёга усмехнулся. — Гордыня, не иначе.

— Никакой гордыни. — Ответил Михаил. — Великодушно оставляю сказки слабым и убогим. А себе не вижу необходимости навешивать на глаза шоры, какой бы безобразной и убогой не была правда, что смотрит мне в глаза. В темноте, знаете ли, можно и ноги переломать.

— Слабым и убогим… — Руслан откровенно насмехался. — Каков карась, а? Правду ему подавай. Так вот она твоя правда. Ты сейчас попал прямо в неё. Ухлопался с разбегу и по самые помидоры. Чего нос воротишь?

— А сбежать-то и некуда. — Поддакнул Серёга. — Вот я и говорю, что самое время.

— Вот я и говорю, — передразнил Михаил, — что вся ваша вера — побег. Уход от действительности. Зачем делать мир справедливым и красивым, когда есть боженька, верно? Он рассудит. Наградит, кого надо, и кого надо накажет. И всё будет тип-топ. Справедливо. Да я смеюсь вам в лицо. И тебе — ха-ха, и тебе — ха-ха. Если бы люди поменьше уповали на божков — жили бы гораздо лучше. Знай они, что там, за чертой, нет никакой-такой справедливости, что всё в их руках… Вместо этого — «бог простит», «бог рассудит», «бог накажет». И тут тебе и алчность, и зависть, и похоть, и остальное по списку. Зачем с ними бороться, если на всё про всё есть бог, и он воздаст? Только тем, кто погряз, наплевать и на вашего бога и на тех, кто смиренно идёт к нему с его словом.

— Ну-ну. Но разговор не про то. — Сказал Руслан. — А сам ты… ты не боялся смерти? Окончательности? Того, что когда ты умрёшь — это всё? Совсем всё?

— Не боялся. Это знание неприятно, не спорю, но это не повод для того, чтобы взрослый серьёзный человек уверовал в то, что за несколько десятков лет рабской покорности, агрессивной фанатичности или созерцания своего пупка, он заслужит конкретный ништяк, протолкнув свою жалкую душонку в вечность. Это смешно…

— Жалкую душонку, говоришь? Каждый судит по себе, знаешь ли…

— Пусть первый, кто без греха, кинет в меня камень… — Язвительно произнёс Михаил.

— Он неисправим. — Сказал Серёга Руслану.

— Видимо так и есть. — Ответил тот.

Тут же они исчезли, но вместо них стали прибывать другие — незнакомые. Их становилось всё больше и больше, и скоро они окружили Михаила плотной молчаливой толпой, но всё продолжали прибывать. Они просто стояли и смотрели на него. Мужчины, женщины, старики, дети. Передние уступали место другим, те, посмотрев на него, следующим и так без конца. Но больше всего Михаила жалили даже не укоры в их глазах, а сострадательная жалость.

— Прочь! — Заорал он и кинулся на них с кулаками. — Прочь!!

Но его удары проваливались в пустоту. Те, на кого он кидался, исчезали, чтобы снова появиться в другом месте. Тогда он упал на опалённую землю, вцепился в неё ногтями и зарычал от бессильного бешенства. А из глаз полились слёзы не нашедшей выхода ярости.

— Наслаждайся… — Коснулась его мыслей ирония Руслана. Михаил взвыл смертельно раненым зверем.

Глава 8. Финал

Михаил снова стоял перед Стражем. На его щеках ещё даже не высохли влажные дорожки.

— Шоковую терапию мне устроил, скотина?

— Осталось три минуты. — Страж пропустил его выпад мимо ушей. — Я забрасываю тебя на «Мессию», хочешь ты того или нет. Причём забрасываю целиком, а не только мысленный «слепок». Потому и говорю, что ты погибнешь. Ты будешь находиться на «Мессии» во плоти. Причина простая: если я заброшу только «слепок», Накопитель сомнёт его и растворит в себе. Если ты будешь во плоти, он этого сделать уже не сможет. Каждая душа, если так можно выразиться, жёстко привязана к своему телу. Накопитель ни к чему не привязан. Это даст тебе преимущество. На борту «Мессии» ты должен будешь сделать выбор. Любой. Что бы ты ни выбрал, система всё равно пойдёт по наезженному пути. И вот тут-то в дело включусь и я. Используя все свои оставшиеся ресурсы, я постараюсь выиграть для тебя как можно больше времени, сбивая алгоритм системы посторонними сигналами и некорректными входными данными. Постараюсь создать такой трафик, чтобы она основательно забуксовала. Накопитель постарается взять над тобой контроль, иначе он просто не может, но, думаю, ты выстоишь. Твоя основная задача повернуть всё как раз наоборот — использовать Накопителя, его знания, для своих целей. Найди рубку управления. Курс на Солнце. Максимальное ускорение. Всё. Пошёл…