Сны над Танаисом

Гестас едва не вспылил - всю ночь гнать коня, моля богов о легком и удачном пути, едва уйти от погони, а теперь терять драгоценное время, слушая нелепую, сонную болтовню, - он чуть не ответил резкостью, но сдержал себя, вспомнив о своих тайных обязанностях.

– Твой конь мог в пути оступиться и помедлить немного. В том нет ни моей, ни твоей вины.
– Феспид тяжело поднялся и, размяв шею, видно, затекшую во сне, двинулся к окну.
– За это вымышленное, но вполне законное время ты успеешь перевести дух, а я успею приготовить свою голову для ясного понимания приказов.

По пути к окну он прихватил со стола чашку и шумно хлебнул остатки вчерашнего вина. Стряхнув последние капли на пол, он оставил чашку на окне и повел взгляд куда-то в рассветную высоту небес.

– Рано, - вздохнув, заключил он.
– Много же развелось всяких новостей и приказов. С каким ты ко мне?

Он повернулся к Гестасу и сделал шаг навстречу.

Гестас распустил концы тесьмы и протянул пояс Феспиду.

Диадох вновь отступил к свету, неспешным жестом вытянул из пояса пергамент, поднес его к глазам - и, дрогнув, застыл весь, как окаменел.

Гестас затаил дыхание. Он ожидал и удивление, и растерянность, и гнев, но такое потрясение у видавшего виды, хитроумного диадоха тяжело изумило и его самого. И странно: потрясение случилось, едва лишь взор Феспида соприкоснулся с пергаментом - приказ не был прочитан, глаза Феспида не успели побежать по строкам, как уже застыли и округлились. Вот что особенно насторожило Гестаса.

Диадох, между тем, смотрел на приказ, как может смотреть в зеркало человек, проснувшийся поутру и увидевший на его глади отражение не своего, но совершенно чужого лица.

Смутные подозрения и предчувствия завитали в полумраке опочивальни, и Гестас невольно напрягся, ожидая новую засаду.

Долго длилась тягостная неподвижность. Наконец Феспид поднял взор над пергаментом, устремив его в сторону гонца пресбевта, и Гестасу показалось, будто диадох смотрит сквозь него, далеко в пустую бездну. Но вот, как бы найдя потерянную опору, взор Феспида остановился на Гестасе и долго, рассеянно трогал его, словно диадох еще не слишком верил в присутствие гонца.

Потом изменилось лицо Феспида: недобрая, бесстрастная улыбка родилась на его губах, и лишь затем весь Феспид ожил и вновь обрел дар речи:

– Я приму надлежащие меры, - сказал он, странно присматриваясь к Гестасу, словно готовясь поймать его на слове.

Пепельная тень скользнула по лицу диадоха, и Гестас невольно тряхнул головой, развеивая пугающее наваждение.

– Однако тебе не стоит показываться у нас кому-либо на глаза, - продолжил Феспид в той же задумчивой нерешительности - Здесь тоже могут сыскаться чужие соглядатаи. Отдохни пока.
– Он замолк, как бы ища подходящее завершение мысли.

– Меня видели и узнали часовые, - сообщил Гестас.
– И всадники утреннего разъезда меня тоже заметили, их отправлял мой брат.

– Я позабочусь обо всем, - покивав, сказал Феспид и не громко, но отчетливо позвал: - Хион!

Позади щелкнули по полу подковки каллиг, и Гестас, обернувшись, встретился взглядом с невысоким и щуплым эллином, почти подростком. Он смотрел на Гестаса неясными и тревожными глазами человека, не спавшего ночь и теперь вынужденного против своей воли приготовиться к тяжелому, полному трудов дню.

– Хион. Проводи посланника великого пресбевта в чистую комнату, где он сможет отдохнуть с дороги. Принеси ему вина и еды. Будь с ним учтив, как со мной.

Гестас коротко поклонился диадоху и вышел вслед за Хионом.

Диадох повел себя странно, но то, что он может быть заодно с изменниками, в голове Гестаса не укладывалось.

– Не давай мне больше двух часов, - предупредил он Хиона, наскоро поев.
– Буди, не жалея.

Хион молча кивнул.

Гестас уложил седельную сумку в изголовье, и едва захрустел под спиной мягкий, сухой тростник, как душа Гестаса стремглав порхнула под крыло Морфея.

Времени в земных пределах ушло, однако же, гораздо больше, немыслимо больше двух часов. Будто целый эон вместился в одно мгновение тьмы. Эта магия времени встревожила Гестаса с самым первым вздохом пробуждения, и он сразу поднялся с тростниковой постели, настороженно заостряя память и слух. Тишина, стоявшая вокруг, еще сильнее обеспокоила его, тишина эта показалась ему предательской, а свет в окне, выходившем на юг, показался блеклым и предвечерним. С недобрым предчувствием Гестас поспешил наружу.

Едва он распахнул дверь, как из темной стороны узкого коридора выступил Хион и с заметной робостью преградил дорогу.

– Я просил разбудить, - зло и громко сказал Гестас, наступая на него, - Сколько времени прошло?

– Господин велел не тревожить твой покой, - глядя перед собой в пол, невнятно произнес Хион.
– Господин просил тебя не выходить.

– Какой господин? Ты - раб Феспида?

Губы Хиона дрогнули, и на лице его мелькнула тень мстительной обиды.

– Ты загораживаешь мне выход и не учтив, как велел тебе господин.

Гестас плечом отодвинул Хиона в сторону и, выйдя на свет, замер в смятении.

В Цитадели царила обстановка самого беспечного привала, а западная стена все так же зияла строительной брешью, в которой поблескивали далекие блики Меотиды.

Небо начало золотиться, и вечер был недалек.

Гестас не знал, что и подумать. Он испуганно оглядывался вокруг, и губы его вздрагивали в такт со словом, стучавшим в висках: предательство! Предательство!

Он кинулся к Феспиду.

Опочивальня диадоха пропиталась духом перестоявшего на солнце вина. Сам Феспид, давно прикорнув в кресле, пребывал теперь в каких-то ленивых и бесчувственных размышлениях. Он встретил Гестаса взглядом, не выражавшим, казалось, ничего.

Едва сдерживая волнение, Гестас заговорил холодным и сильным голосом:

– Я - посланник великого пресбевта и по его личному повелению обязан проследить за выполнением доставленного мной приказа. Приказ не выполнен. Я вынужден требовать объяснений.

Брови Феспида задвигались, и он, оглядев Гестаса с головы до ног, сделал медленный глубокий вздох.

– Следовательно, тебе, посланнику самого пресбевта, - тихо и безучастно проговорил он едва не по складам, - должен быть известен текст этого приказа, не так ли?
– Вытянув вперед руку, он указал перстом на кожаный пояс Гестаса, лежавший на углу стола.

Гестас оробел, почувствовав подвох, и ответил не сразу, отчего взгляд Феспида вдруг ожил и загорелся недобрым, лисьим вниманием.

– Да, мне известен текст приказа, - взвешивая каждое слово и не отводя глаз в сторону, сказал Гестас.

– Каков он?
– тут же спросил Феспид.

У Гестаса дрогнуло сердце. Он испугался, не нарушил ли клятвы, данной пресбевту, и не подбивает ли его Феспид вновь нарушить ее: к чему эти странные вопросы? что за хитрости на уме у диадоха?

Нет, решил Гестас, клятва пока не нарушена и повторение вслух текста приказа не нарушит ее.