Сны. Начало

Такое детство, а точнее – его фактическое отсутствие: жизнь в пансионе, где властвовала немецкая педантичность и скрупулезность в следовании правилам, а также экономия на грани со скупостью; обилие наказаний за детские шалости – розги, розги, розги! Потом – Кадетский корпус, где тоже – не особо пошалишь, а вот муштры и дисциплины было – сверх всякой меры. Потом армейский кавалерийский полк – тоже ни хрена не пионерлагерь!

В общем, все прожитое сделали Юрия Плещеева вполне законченным мизантропом, молчаливым, скрытным, упрямым. И лишь приятельство в юнкерской школе с Васильчиковым и Шаховским немного расшевелило «черного гусара», как в шутку называли Плещеева его приятели.

Своему прозвищу Плещеев соответствовал на все сто! Доставшиеся от бабки-грузинки черты лица и цвет волос, радикально отличавшиеся от всего обличия остальных Плещеевых, сплошь русоволосых и белобрысых русаков; всегда мрачное выражение лица, да еще и форма «бессмертных» гусар! Поэтому Васильчиков был в отношении придуманного им прозвища как никогда меток.

Второе прозвище Плещеева в Школе, пусть и не так часто употребляемое – Мефистофель. Возникло оно опять же от его внешности. Была такая шутка природы – Юрий был разноглазый! То есть один глаз у него был синий, а другой – зеленый.

«Гетерохромия – так это называется, если не ошибаюсь!».

В строку сюда пришлась и способность Плещеева, иногда, пусть и очень редко, вопреки его обыденной молчаливости, шутить метко, но едко и довольно обидно. Как смеялся весельчак Васильчиков – «Наш гусар шутит редко, да больно! Но – точно!».

«Интересный тип, этот Юрий Плещеев!».

Упрямством ли это было вызвано, или же стойкой приверженностью армейским традициям, но даже будучи сосланным на Кавказ, Плещеев носил черную гусарскую форму. Красивую, без сомнения, но местной жаре, да и сложившемся нравам и обычаям никак не соответствующую. И пусть за прошедший год она уже изрядно истрепалась и потеряла былой лоск, но – имелась еще и парадная! Которую Юрий надевал по вызовам начальства, а также в те редкие случаи, когда выбирался «в люди». Повседневный же комплект Некрас раз за разом приводил в божеский вид, ворча, что в здешних ебенях негде построить правильный гусарский мундир.

Кроме гусарских красивостей, Плещеев отличался и строгой приверженностью другим внешним атрибутам своего вида кавалерии, а именно: заплетал косу на затылке, а также – по малой косице по бокам, от висков, называемых «каденетами». Усы вот только пока подкачали, а то бы и стрелы вверх завивал и подкручивал!

Таким образом, выделялся на фоне бывалых офицеров-кавказцев, как… В общем – сильно отличался! И в первое время бывало не раз подвергался шуткам – когда легким, дружеским и невинным, а когда… Но устраивать дуэли, помня о причине своего откомандирования сюда, к нынешнему месту службы, он не решался. Вот и вел жизнь, более подходящую какому-нибудь отшельнику: в свет не выходил, редкими балами – манкировал, за дамами – не волочился. Какие дамы – когда свежа еще в памяти обструкция, устроенная ему и приятелям некоторыми представителями офицерского корпуса?

Его молчаливая исполнительность, внешнее спокойствие при получении даже заведомо неудобных приказов и распоряжений, послужили получению им определенных положительных характеристик – «Служака! А то, что сослан сюда по причине известных обстоятельств – так молодость, господа! Горячность, некоторая глупость и неопытность, свойственная армейской юности – с кем не бывает? Оступился юноша, но – исправляется. Тем более и кровь предков, всех как один – слуг царевых, говорит за себя!». И потому прошлой весной он получил-таки первое офицерское звание – корнет. Правда, ссылка на Кавказ отменена не была!

А еще с известной долей обиды Плещеев узнал, что его товарищи получили аналогичные звания еще до Рождества. Но это было понятно – более именитые родственники, вхожие в высокие дома и имеющие требуемые знакомства! Несправедливо, но что поделаешь? Жизнь она такая – справедливостью людей не балует!

Глава 17

Коня ему помогли выбрать. Участвовал в этом Некрас, и пара привлеченных им местных казаков, из тех, кто постарше, поопытнее. Конь был хорош! Вороной «кабардинец», с сухой, чуть горбоносой головой и широкой грудью. Злой как черт!

– Карош конь! Ай, какой карош конь! Огонь! Шайтан, а не конь! – нахваливал коня продавец, наголо бритый татарин в потертой черкеске.

«Татарами здесь называют всех кавказцев-мусульман, без разбора!» - пояснил для самого себя воспоминания Плещеева Евгений.

Казачки вместе с Некрасом долго щупали ноги коня, разглядывали зубы, негромко переговаривались, покрикивали на «товар», когда он, злясь, начинал скалиться и перебирать ногами.

– Не балуй, черт! – прикрикивал на коника Некрас.

Продавец-черкес упорно торговался, но покупатели сообща сбили цену до ста пятидесяти рубликов.

«Это при том, что крестьянская лошадь стоит от силы шестьдесят, охренеть!» - подумал Плехов.

Казачье седло и упряжь брали здесь же, на рынке.

– Хороший коник, ваш-бродь! – заверил Плещеева один из казаков, - А что дурит, так, то он молодой еще. Ничё! Обратаете!

Дав Некрасу с помощниками рубль на трактир, Юрий с некоторой опаской поехал на вновь приобретенном скакуне домой. С опаской – потому, как и в полку, и в юнкерской школе ему доставались лошади все больше хорошо объезженные, покладистые, да и более возрастные, чего там скрывать. А здесь… Но конь, к его удивлению, вел себя прилично, хотя и косил глазом, выгибая красивую шею.

Зато потом Плещееву пришлось с ним помучится. Не один раз ему довелось собирать пыль и грязь с земли, пока занимался выездкой нового коня. Но ничего, потом как-то приноровились они оба друг к другу, признакомились. Жеребец так и остался – Чертом.

В течении осени и зимы, Плещееву не раз и не два пришлось ездить этим маршрутом – Пятигорск-Владикавказ и назад. Даже до Тифлиса разок прокатился. С наступлением осенней мокряди, а позднее и холодов, более опытные офицеры всякими способами, находя разные причины, отбрыкивались от подобных поездок. А Плещеев – не отказывался, понимая, что ему нужно заглаживать неудачное начало карьеры, зарабатывая положительные характеристики у начальства.

Благо что зимой все эти «пострелушки» и прочие «газаваты» несколько поутихли. Сейчас вообще зимой не воюют! Даже такой зимой – южной, кавказской. Но все же по пути от Моздока до «Владика» и назад приходилось держать ушки топориком – всегда неспокойная Чечня была рядышком, за перевалом.

Ночевки были организованы в имеющихся по пути укреплениях – где просто блокгауз, охраняемый парой десятков солдат с унтером во главе, спрятанный за каменной кладкой стены и способный вместить на открытых площадках весь невеликий караван, а где и в уже разросшемся вокруг такого поста небольшом селении. Такие шверпункты были разнесены по трассе на расстоянии дневного перехода пешей колонны, то есть верст двадцать пять-тридцать, не более.

Находясь в Пятигорске, по причине общей нелюдимости Плещеев больше занимался собой, своим развитием. В картах он был неудачлив, а от того не игрок; вино пить – зарекся; с женщинами здесь было все плохо. Мало их было здесь, тем более зимой. Развлекался фехтованием – Некрас нашел парочку казачков из рубак опытных, известных в этой местности. Патроны к пистолетам и штуцеру сжег почти все. Пришлось отписывать папеньке с нижайшей просьбой. В общем – работал над собой!

В моменты, когда накрывала меланхолия – лежал на кровати, бренча на русской семиструнной гитаре. Оказалось, что у Юрия имеется неплохой баритон! Да и гитарой он владел неплохо.