Соблазн быть счастливым

– И все же я никогда раньше так хорошо не проводила время на первом свидании! – неожиданно для меня продолжает она с явным удовольствием.

Что за женщина эта Россана, если бы я был на десяток лет моложе, я бы на ней женился! Мы обнимаемся и стоим лицом друг другу, наши губы разделяет лишь несколько сантиметров. Я беру себя в руки и отстраняюсь, я не могу целовать ее – не сейчас и не здесь, у всех на глазах. Иначе если кто-то бы решил позвонить в полицию и сообщить о непристойном поведении в общественном месте, мне было бы даже нечего ему возразить.

– Мне очень жаль, но просто когда я увидел мою дочь в компании такого типа, у меня не выдержали нервы!

– Не переживай, я тебя понимаю, – улыбается она. – По правде говоря, даже не знаю, что она нашла в этом старике.

– Спасибо за комплимент!

– Дурак, я имела в виду – старого для нее.

Я оглядываюсь по сторонам. Напротив нас через дорогу стоит автофургон, где делают панини [11] . Мне в голову приходит одна мысль.

– Слушай, а что, если я тебя угощу изысканнейшим панини «Там, где талиб» – вон там, напротив?

11

Панини – итальянский вариант закрытого бутерброда: небольшого размера хлеб, разрезанный пополам, с какой-либо холодной закуской внутри (прим. перев.).

Она оборачивается и начинает хохотать, потом берет мою руку и переплетает свои пальцы с моими. Что-то невероятное: по всей моей руке до самого плеча пробегает дрожь и рассеивается по спине. Последней женщиной, с которой у меня складывались настолько близкие отношения, как мне кажется, была моя жена. Мои руки, покрытые морщинами и пигментными пятнами, уже давно больше привыкли хватать чужие ягодицы, чем гладить чужие ладони. Это все возраст: чем дальше, тем более жадно и неумолимо он поглощает ту малую толику поэзии, которая все еще трепещет у меня в животе.

Ей я покупаю панини с котлетой и сыром провола, а сам набрасываюсь на хот-дог с кислой капустой: прямо скажем, не самый лучший вариант для первого романтического свидания. Но от романтики этим вечером уже мало что осталось – разве что элегантное пальто Россаны, подол которого она подбирает, прежде чем усесться на придорожный парапет. Я следую ее примеру, а затем передаю ей, предварительно отхлебнув оттуда большой глоток, бутылку с ледяным «Перони» [12] . Позади нас – безмятежное море, в котором отражаются огни вилл на Позилиппо, где люди моего возраста сейчас ужинают на серебре, поданном прислугой. Ну а я пью пиво прямо из бутылки, и, если бы я мог, я бы звучно, от души рыгнул, чтобы подарить хоть чуть-чуть спокойствия моему бедному расстроенному желудку.

12

«Перони» – марка итальянского пива (прим. перев.).

– Во всяком случае, сегодня вечером я поняла, что мой сын в хороших руках, – замечает она спустя какое-то время. – Если Звева, как ты говоришь, на тебя похожа, то в суде она сражается как лев!

Мы еще целый час сидим на парапете и хохочем над нами и над нашей жизнью, пока она не напоминает мне, что уже поздно и завтра ей надо работать. В этой ситуации – когда за спиной у нас море, и замок Кастель-дель-Ово [13] , и набережная с гуляющими по ней семьями, и зорко следящий за нами Везувий – я совсем забыл о профессии Россаны, забыл, что для нее я всего лишь один из клиентов, жалкий скрюченный старикашка. Я забыл, что жизнь – она как этот город: сплошной обман зрения. Все эти огни, улыбки людей на улицах, торговые прилавки, лотки с сахарной ватой, оглушительно звонящие велосипеды, луна, которая отражается в глади моря и льет свет на виднеющийся вдали Капри, – все это такие мелочи по сравнению с гулкой тишиной столь многих грязных и заброшенных улиц, в сопоставлении с горестными воплями узких переулков, где каждый камень источает насилие, по отношению к напуганным взглядам тех, кто пока так и не понял, как себя вести, столкнувшись с другим лицом нашего города.

13

Кастель-дель-Ово (буквально: «Замок яйца») – старейшая в Неаполе средневековая крепость, расположенная в историческом центре города, на острове Мегарида (сейчас он соединяется с набережной узкой насыпью, превратившись в полуостров) (прим. перев.).

Мы встаем с парапета и направляемся в сторону стоянки такси: комедия окончена и настало время вернуться к реальной жизни. Однако я все равно доволен: в начале нашего вечера я боялся, что мне предстоит знакомство с какой-то другой женщиной и что она мне может не понравиться, но вместо этого я понял, что не существует других версий Россаны, она всегда все та же: в белье или в блузке с юбкой, лежа в постели или сидя на парапете. Интересно, смогла бы она завоевать и моих детей?

Я уже нахожусь дома, когда у меня на телефоне высвечивается сообщение. Это она. После многократных попыток мне наконец удается прочитать текст. Он гласит: «Спасибо за чудесный вечер, я его не забуду!»

Глаза у меня увлажняются, и поэтому я швыряю телефон на диван и иду в туалет. Вот тебе и на: в моем возрасте я все еще способен растрогаться от слов женщины. Пока я сижу на унитазе, мои губы сами собой решают нарушить молчание и непроизвольно шепчут: «Я хотел только сказать тебе, что сегодня вечером одна женщина сжала мне руку, и я разволновался так, как этого давно уже не случалось. Я знаю, не слишком красиво, что я пришел поделиться этим именно с тобой. Но ты единственная, кому мне хотелось бы об этом сказать. Спокойной ночи».

Затем я спускаю воду и иду спать.

О Звеве ей лучше ничего не рассказывать.

Два сапога пара

Панель лифта извещает меня, что кабина, как и всегда, находится на седьмом этаже. Должно быть, существует некое космическое притяжение, что-то вроде закона гравитации, который действует наоборот и притягивает лифты на последний этаж. Нажав на кнопку, я жду, пока этот старый громыхающий шкаф спустится, чтобы меня забрать. В нескольких метрах у меня над головой кто-то яростно хлопает дверью и бегом устремляется вниз по лестнице. Я смотрю вверх в пролет и узнаю его – того самого распускающего руки соседа, который сейчас мчится как сумасшедший, перескакивая через ступеньки. Сердце начинает громко колотиться у меня в груди, потому что этот тип не просто спешит – он спасается бегством. А если он спасается бегством – это значит, что он сделал Эмме что-то плохое.

Я решаю не дать ему уйти просто так.

Едва заметив мое присутствие, он замедляет шаг и прищуривается. Разумеется, он еще не забыл преподанный ему мной урок. В метре от меня он застывает как вкопанный и просит разрешения пройти. У меня кружится голова, сердце колотится как бешеное, а на лбу выступили капли пота. Но несмотря на это, я не отступаю ни на шаг – это было бы недостойно генерала.

– Вы позволите пройти? – спрашивает он.

Я внимательно разглядываю его. Он покрыт потом, волосы у него всклокочены так, что отдельные пряди встали дыбом, зрачки расширены.

– Что случилось? – решаюсь я спросить.

– А что должно было случиться? – делает он непонимающий вид.

– Почему вы бежите?

– А что, теперь в этом доме даже уже и бегать нельзя?

Действительно, не так просто ответить ему каким-нибудь разумным возражением.

– А ваша жена где? – спрашиваю я.

Он отшатывается, но лишь на секунду, тут же решив перейти в атаку:

– А вам какое дело, простите?

Я чувствую, как пот пропитывает мою майку; в глазах у меня плывет. Теперь уже это не ерунда, не безобидная шутка – тут меня могут по-настоящему отделать по полной. А в моем возрасте я не думаю, что все обойдется парой ссадин и синяков.

– Мне будет дело в том случае, если вы посмеете еще раз ударить ее!

Ну вот, я это сказал. Метнув на меня яростный взгляд, он окончательно слетает с катушек.

– Отвали с дороги, старый маразматик! – И он отшвыривает меня прочь. Мгновение спустя он уже на улице.

К счастью, я отлетаю в стену, так что мне удается за нее удержаться и не покатиться кубарем по полу – так, как это происходит с моим пакетом с покупками, все содержимое которого рассыпалось по подъезду. Гнусный негодяй, я клянусь, что заставлю тебя за это заплатить! Да, но как?