Соблазн гнева

– Ой! – пискнула девушка, во все глаза уставившись на Сергея Пафнутьевича. – А Мариночка уж столько всего накупила для бабушки, а вот платок-то и забыла взять! Вы вон тот берите, красный. На нем цветы самые красивые. Это хорошие платки, чистая шерсть!

Господин Дикулов едва заметно усмехнулся и попросил показать ему и тот красный платок, и синий, и белый тоже. Это на самом деле были не платки, а шали из Павловского Посада, роскошные кашемировые шали с кистями, изукрашенные гирляндами ярких фантастических цветов. Каким таким странным ветром занесло их в сельский магазинчик, даже гадать не стоило.

– Я все три возьму. Что бы еще к ним добавить? – пробормотал Сергей Пафнутьевич, шаря глазами по полкам и витринам.

– А варежки! – подсказала вторая продавщица, удивительно похожая на первую, только с карими глазами. – И еще можно жилеточку теплую. У нас очень красивые жилеточки есть, вязаные, с вышивкой, на шелковой подкладочке. А есть замшевые. И шапочки есть нарядные, с шарфиками.

– Показывайте все.

В итоге господин Дикулов вышел из магазина с двумя пухлыми пакетами, набитыми шалями, шапочками, варежками, жилетками, а также отрезами плотных шерстяных тканей. Продавщицы сообщили ему, что юбки Наталья Ивановна всегда шьет себе только сама, у нее и машинка «Зингер» есть, уж они-то знают, им Нина Павловна рассказывала, и ей очень даже кстати будут хорошие отрезы. Она ведь давно себе ничего нового не шила. В лесу какие ткани купишь? Ясно, что никаких. Лешаки да водяные магазинов не держат, а больше там никто не живет.

Сергей Пафнутьевич шел к дому матери, тихонько посмеиваясь. Вот в чем прелесть сельской жизни, думал он: все о тебе знают абсолютно всё. Ничего не скроешь. С одной стороны, трудновато, а с другой – дисциплинирует. И в немалой степени удобно. Откуда бы он узнал, что лучше всего подарить матери? Не у нее же самой спрашивать. Она ответит коротко и резко: «Ничего мне не надо».

Перед домом Дикулов остановился и посмотрел на свои ботинки, доверху залепленные грязью. В таких входить в чистую прихожую просто неловко. Тут прислуги нет…

Он топтался перед крыльцом до тех пор, пока дверь не открылась и навстречу ему не вышла мать.

– Ну чего ты тут мнешься?

– Да очень ботинки перепачкал, не знаю, как и быть.

– Сбрось на крыльце, я отчищу.

– Да я и сам справлюсь, еще чего!

– А ты умеешь? – насмешливо спросила Наталья Ивановна. – Ты когда в последний раз сам башмаки-то чистил? Знаю, как ты живешь, Мариночка рассказывала.

В голосе матери звучало откровенное осуждение, и Сергей Пафнутьевич неожиданно смутился до того, что к лицу прилила кровь. Черт побери, тут же рассердился он, краснеет, как мальчишка… и зачем только приехал?

Он молча сбросил ботинки на нижней ступени крыльца, несмотря на холод, и в одних носках вошел в дом. Ему, конечно, запрещено простужаться, но какая тут может быть простуда от трех шагов? Ерунда. Только нужно сразу сунуть ноги в теплые тапки, вот и все.

Ну да, кто же ему тут теплые тапки приготовил?

Однако Наталья Ивановна, вошедшая следом за сыном, сказала:

– Вон там шерстяные носки возьми, на батарее лежат, горячие. Быстро надевай!

И он снова почувствовал себя мальчишкой…

Потом мать напоила его чаем, накормила пирожками с печенкой. Все было как в далеком детстве… но очень скоро под окном загудел грузовик, за которым тащился старый-престарый «Москвич».

Пора было уезжать.

Еще раз отругав сына за неразумные траты, Наталья Ивановна поцеловала его в щеку и сказала:

– Приезжай летом. С Мариночкой. Все, иди!

Это было не приглашение. Это был приказ.

Лишь очутившись наконец дома, господин Дикулов смог в тишине и покое обдумать все то, что произошло за последние дни, и все то, что он узнал.

Да уж, сюрпризов случилось немало.

Марина…

Марина, взбалмошная, беспомощная и избалованная, вдруг отправилась в лесную деревушку, сумела организовать переезд бабушки в Завойское… и дом купила, продав подаренные ей Дикуловым часы. Не просто часы, а «Райскую птицу» фирмы «Корум», коллекционную швейцарскую игрушку, сплошь усыпанную бриллиантами, ценой больше ста тысяч долларов. Не пожалела ведь! При ее-то любви к драгоценным цацкам…

Он и не думал, что бабушка так дорога Марине.

Ему всегда казалось, что Марина давным-давно выбросила из памяти свое странное детство, что ее вообще не интересует, жива ли до сих пор Наталья Ивановна или давно умерла… а она вон что выкинула. Да, Марина удивила его не на шутку.

Но мать уже не удивила, а поразила, потрясла его.

Сергей Пафнутьевич даже и представить себе не мог, как все это могло выглядеть. Наверное, Аннушка в ту ночь вернулась поздно… Нет! Он задохнулся, когда понял, по-настоящему, всей душой понял, что пришлось пережить его любимой жене. И каково ей было носить под сердцем ребенка, зачатого вот так… Наверное, потому она и умерла в родах. Не смогла ни принять Маринку, ни отказаться от нее.

А мать…

Да, она не раздумывала в ту ночь, и Сергей Пафнутьевич ее понимал. Он бы тоже не стал думать ни секунды, даже если бы не любил Аннушку без памяти. Невозможно стерпеть такое, вот и все. И мать взяла колун и пошла к рыжему. Просто пошла и ударила его топором. Немножко промахнулась, жаль. А может, так даже и лучше. Если бы мерзавец помер сразу, он бы ничего не успел понять. Но ему пришлось долгие годы думать о том, что он сделал…

Мать его простила. Теперь, спустя много лет, – простила.

И ждет, что он, ее сын, забудет о том, что Марина ему не родная дочь. Он должен забыть.

Да разве он против?

После видения света и тьмы, пережитого на операционном столе, он стал другим человеком. Он уже забыл.

Но забудет ли Маринка то, как он поступил с ней?

* * *

Жизнь потекла, как прежде, и Марина все так же нигде не работала, но теперь она уже не боялась полной и абсолютной нищеты: Дикулов позвонил ей и сказал, что будет переводить на ее счет по десять тысяч долларов в месяц и платить за мобильный телефон. Это, конечно, было совсем немного, то есть совсем не то, к чему Марина привыкла, но по крайней мере она избавилась от терзавшего ее страха. И она никому не сказала о том, что Дикулов снова дает ей деньги. Почему-то Марине захотелось скрыть это от других. Впрочем, других в ее жизни осталось теперь совсем немного: она лишь изредка встречалась с двумя прежними своими знакомыми, а главной и по сути единственной ее подругой, ее доверенным лицом стала Ольга. Но даже Ольге Марина не обмолвилась ни словом о своих новых доходах. После разговоров с бабушкой Марина всерьез задумалась о будущем, о том, что ей и в самом деле пора бы выйти замуж, обзавестись семьей… Но она решила, что лучше некоторое время поиграть в бедную страдалицу и посмотреть, кого она сможет заинтересовать сама по себе, без папы-миллионера. Тем более что папы-миллионера уже и не было, а имелся лишь благодетель, согласившийся поддержать несчастную девицу…

Но с Ольгой Марине бывало иной раз уж очень трудно. Хорошо еще, что виделись они не слишком часто, иначе давно бы поссорились окончательно и бесповоротно. По выходным соседка далеко не всегда бывала дома. Днем в воскресенье она ездила к родителям, а вечерами почти каждую субботу уходила куда-то, возвращаясь очень поздно. Так что для общения с Мариной у нее оставалось не так-то много времени. Но это было только к лучшему, потому что в противном случае их дружба наверняка сломалась бы очень быстро.