Соблазнительный шелк
Шрифт:
Он хотел сделать вполне естественную вещь, подумала она. Подойти к ней, обнять и успокоить. Но не позволил себе этой вольности. Что он для этого сделал? Вызвал в памяти образ леди Клары? Подумал о ней и о своих обязательствах перед ней?
Теперь Марселине захотелось рассмеяться. Ирония была слишком очевидна.
В тот самый момент, когда Кливдон уничтожил последние рубежи ее обороны, он нашел в себе моральные силы остаться в стороне.
— Т-ты не п-понимаешь, — все еще всхлипывая, прошептала она.
— Ты даже сама не знаешь, насколько права, — вздохнул он. — Ни черта не понимаю.
— Никто, — сказала она, и ее голос снова задрожал. —
Это была правда. Никто за всю ее жизнь даже не подумал о том, чтобы создать для нее дом. Ее родители никогда не задерживались долго на одном месте. У них были жилища, места, где они прятались или разбивали лагерь, как цыгане. Но никогда не было дома. Даже когда кузина Эмма взяла их к себе, у них появилось место, где они ели, спали и работали. Но в нем ничего не принадлежало Марселине и ее сестрам. Там ничего не делалось специально для них. Маленькие комнаты на верхнем этаже здания на Флит-стрит стали их первым настоящим домом.
А теперь Кливдон создал дом для нее. Он сделал это без всякого шума, пока она была занята неотложными проблемами. Он хотел преподнести ей сюрприз.
— Ох, Кливдон, что же мне делать?
— Жить, — просто сказал он.
Она заглянула в колдовские зеленые глаза, в которых видела дьявольские огоньки и жар желания, смех и ярость. И любовь, конечно. К Люси.
— Кто-то же должен был подумать об этом. — Кливдон пожал плечами. — Ты была так занята. Магазин был — и есть — для тебя самое важное. Без него у тебя нет ничего. Но тебе от меня требовалось лишь одно: чтобы я стоял рядом и надувал щеки, то есть выглядел настоящим герцогом. И мне стало скучно.
Да, теперь он, безусловно, понимал, что для нее значит бизнес. За несколько коротких недель он прошел путь от полного отрицания — нет, пожалуй, от презрения к ее бизнесу — до понимания.
— Мне показалось неправильным отвлекать тебя на обычные домашние дела, — продолжил герцог. — Ведь ты старалась сотворить невозможное. Но это так похоже на тебя — браться за невозможное. Платье Клары. Выслеживание меня в Париже. Кому, скажи на милость, могла прийти в голову такая безумная идея? Если ты спросишь мое мнение, отвечу: у тебя был один шанс на успех из миллиона.
— И будешь прав, — вздохнула Марселина. — Это был безумный план.
— Но он оказался успешным.
— Да. Господь был милостив.
В него вкрался лишь один маленький просчет. Марселина почувствовала, что глаза снова наполняются слезами, и поспешно заморгала. Убедившись, что слезы сдержать удалось, она вымученно улыбнулась.
— Я счастлива, — сообщила она. — Быть счастливее невозможно. У меня есть все, что я хотела. — Она всплеснула руками. — Даже больше. Прекрасный магазин на Сент-Джеймс-стрит. Неограниченный простор для реализации моих планов.
Она покачала головой, отошла, опустилась на стул, сложила на коленях руки и уставилась в пол. Любопытный ковер выбрал Кливдон для ее спальни. Красные маки, сплетенные с черными завитками и листьями на бледно-золотистом фоне… с оттенком розового…
Цвета платья, в котором она была на балу у графини Ширак.
И тут Марселина все поняла. Дом, который он создал для нее, был скорее всего его прощальным подарком.
Ирония судьбы. Потрясающая ирония.
Она преследовала его, настигла и получила все, что хотела.
И сама же все испортила.
Чем не
шутка?Она влюбилась.
А герцог попрощался с ней, как принято прощаться с любовницей у людей его класса — сделал ей экстравагантный подарок.
У них нет будущего.
Учитывая, кто он такой, она могла стать только его любовницей. А этого не будет никогда. И вовсе не из-за моральных принципов. Они для нее ничего не значили. А по соображениям бизнеса, который давал средства существования ее семье. Этот бизнес она любила — он стал великой страстью ее жизни.
Она должна оставить чувства при себе и страдать в одиночестве. Но ведь самая главная проблема — нет, не проблема — несчастье, катастрофа — заключалась в том, что Марселина полюбила этого мужчину.
И она быстро составила план. Она сразу увидела его мысленным взором — как и все другие свои планы. Она знала, что и как сделает. Это было единственным правильным решением.
Марселина подошла к кровати и указала на нее пальцем.
— Я хочу, чтобы ты сел сюда.
— Не глупи, — поморщился Кливдон.
Она развязала ленты шляпки.
— Нуаро, вероятно, ты не поняла, почему я так спешил убрать вас из своего дома, — сказал он. — Лично мне наплевать на все сплетни и пересуды, когда они касаются лично меня. Но ты же знаешь, что эти разговоры задевают кое-кого еще.
— Ты мужчина, — сказала Марселина, — а мужчине прощают то, что никогда не простят женщине.
— Я обещал себе, что не сделаю ничего, за что меня надо прощать.
— Ты будешь не первым мужчиной, нарушившим обещание.
Держа шляпку за ленты, она взглянула в глаза мужчине. Она ничего не скрывала. Ее сердце было в глазах, и ее не волновало, что он это видит.
Она полюбила, и будет любить его всего один раз открыто, ни от кого не скрываясь. Это будет ее последний подарок ему. И себе.
Кливдон подошел к кровати и сел.
Марселина позволила лентам выскользнуть из пальцев. Шляпка мягко упала на ковер, который герцог выбрал для ее спальни.
Он проследил за полетом шляпки.
— Я благодарна тебе за все, что ты сделал, — сказала она. — Я благодарю тебя от всего своего холодного черного сердца. Кое-что я, конечно, смогу вернуть, но значительно больше я не смогу возместить никогда. Я хочу, чтобы ты понял, насколько я тебе благодарна, потому что после сегодняшней ночи ты никогда не должен сюда приходить. Ты никогда не должен появляться в моем магазине. Когда твоя супруга или любовница придет в торговый дом Нуаро, ты должен остаться дома. Ты не будешь заговаривать со мной на улице или в других общественных местах. После этой ночи ты станешь мужчиной, роль которого я всегда предназначала тебе — кошелек которого я буду активно опустошать. Ты понимаешь?
Его глаза потемнели, и Марселина увидела в них огонь — злость и разочарование, и кто знает, что еще? Она приподнялась.
— Но этой ночью, — сказала она, — я люблю тебя.
Что-то сверкнуло в глазах Кливдона. Он нахмурился, и на мгновение его красивое лицо исказила судорога. Все очень быстро прошло, но было невозможно не распознать выражение горечи и сожаления. И Марселина поняла, что ее решение было правильным.
Она начала раздеваться. На ней было то же платье, что и в ночь пожара. Хотя горничные Кливдона вычистили его и отгладили, оно все равно больше не отвечало ее обычным требованиям. Но, поговорив с сестрами, она пришла к выводу, что сначала необходимо решить самые срочные задачи бизнеса, а уж потом заниматься пополнением своего гардероба.