Сказали нам, что мир лежит во зле(«Ну и пускай! И так ему и надо!»)Мы слышали о дьяволе-козле,Лукавом змее раесада.Сказали нам: прекрасные цветы –Всего лишь сатанинские соблазны,И нет на свете Божьей красоты:Одни лишь чертовы миазмы.Но я аскетов слушать не хочуИ, поддаваясь искушенью,Любуюсь ласточкой, помчавшейся к лучу,Пахучей, праздничной сиренью.А пчелы золотятся и жужжат,И сад сегодняшний и здешний,И радует греховный ароматЧеремухи или черешни.И золотым бесовским наваждениемОсенней рощи восхищаясь,Прельщаюсь вратоадовым прельщением –И на прощение
надеюсь!
ИЗ ЦИКЛА «БОЛЬНИЧНАЯ СЮИТА»
Михаилу Креспу
Могло быть хуже? Да, могло быть хуже…На западе полоска стала уже.Какой печальный северный закат!Сломал плечо я. Душечка — больница?От жалости к себе почти не спится.Я себялюб. Прости. Я виноват.Под Новый год в больнице. Боль и слезы.На столике (ты угадала) — розыНе утешают. Горек виноград.Да, боли. Наказание Господне?За себялюбие? Вчера, сегодняЯ чуть не плакал. Да, увы и ах.Но — выздоравливаю понемногу.Весной на подмосковную дорогу(Всю в лужах, листьях, мокрых воробьях)Я выйду с палкой. Здравствуйте, березы!Скучал без вас. Ах, радостные слезы!Еще я жив, я не холодный прах.Сирень, лопух, орешник и скворешник!Когда умру, невидимый нездешник,Приду сюда. Унылей в небесах.
* * *
Кто садится на тигра — безумец.Я не пробовал. Лучше не надо.Вообще, нам давно не до тигра.Нас носила нечистая сила.Да, останутся рожки да ножки(Мы рогатей чертей, как ни странно).Продавайте рога и копыта,Помолчав, уходите со сцены.Мы протиснемся в райские кущи?Нас апостол прогонит с позором.А в чистилище скучно, уныло,Но в аду — оживленно, и столькоТам знакомых, друзей и соседей!Но не только: там Гитлер и Сталин!Мы присвистнем и спросим: — хер Хитлер?Как дела, дорогой Джугашвили?Пахнет серой и здорово жарко?И от бесов нигде не укрыться?Надо, Coco, страдать научитьсяИ в кипящей смоле прохлаждаться!
* * *
Да, мы с Гамлетом родные,Спросим тоже: выть? не выть?Безобразия земныеТрудно будет позабыть.Да, терпели, да, страдали,С горя «поминали мать»…Горя, боли и печалиБыло нам не занимать.Отстрадаем муки этиИ уснем последним сном.И на том, на лучшем свете,В райском свете — отдохнем!Да, скучали, да, грустили,Но мечтали — пофорсить:В неземном автомобилеК райским кущам подкатить!Или… в ад, к чертям, с разбегаСиганем?.. не в небеса?Пропадай, моя телега,Все четыре колеса!Пожалей меня немножко,Друг читатель, нас вдвоем.Запузыривай, матрешка,Завтра по миру пойдем!
* * *
Перестань дурачиться,Богу помолись,Райского землячестваКрылышком коснись.Нет у Вани крылышек?Быстро отрасти!Из последних силушекК Богу возлети!Господу пожалуйсяНа житье-бытье:Допусти, пожалуйста,В царствие Твое!Ну, а вдруг захочетсяВ карты поиграть?Погулять с молочницей,С девкой переспать?Осушить чудесинку,Спеть — и смех и грех —Прогорланить песенкуОзорнее всех?Нет, небесным силам тыПодойдешь навряд,Зря с кувшинным рыломЛез в калашный ряд!
* * *
Разное что в жизни было —Будто сивая кобылаБезобразно подшутила.На горбу переселенцаЧерт выкидывал
коленца,Крал у девок полотенца.К черту новые ворота!Жить барану неохота:Знай стригут в четыре счета.Не бараном быть, а волком?Выть на месяц над поселком,Жаловаться снежным елкам,Говорить им: — Елки-палки!Дни мои скучны и жалки!С кем дружить? Вороны, галки…Если б в чертовой метелиЗвук пастушеской свирели!Сделай, Боже, в самом деле!
* * *
Мне куролесится. С карнизаСтолкнуть лунатика хочу.Я в городе, простите, ПизаС наклонной башни полечу.Мне хочется покувыркаться,Пройтись по миру колесом,На небе голубого братцаКормить отравленным овсом,Уснуть в обнимку с птицей Феникс,В горячем пепле с ней лежать,И заграбастать кучу денег-с,Звезду купить — и проиграть,Женить луну на счетоводе,Дракона гладить по спине,Ловить и дядьку в огороде,То в Киеве, то в бузинеИ, прыгая по волчьим ямам,Писать собаку через ять,Стишки четырехстопным ямбом,Подпрыгивая, сочинять!
* * *
Всё шуточки, всё пустячки.Шутник — в палате.Здесь розоватые очкиМне б очень кстати.Скучища. Раковый отдел.Рентген да скальпель.Смешно, что доктор не велел,А то б я запил.В чужую землю гроб… Да что ж,Не все равно ли?Смешно! Здесь тоже отдохнешьСовсем без боли.В родной земле — лежать милей?Смешно. Едва ли.Запой хоть курский соловей —Вы б не слыхали.Всё чепуха, всё ерунда —Смешно, потешно.А родина — она всегда,Она, конешно…
* * *
Ольге Кузнецовой
А надо бы сказать спасибо:За кринку молока парного,За черную ковригу хлеба,За небо с кромкою лиловой,За двух небоязливых галок,Собаку с мордой черно-сивой,За то, что на порог упалаДля нас желтеющая слива.За ветки в глиняном кувшине,За ветер, веявший с востока,За вкус черники темно-синей,За связки чеснока и лука,За дыню, зревшую у входа,Свинью, запачкавшую рыло,За то, что милая природаК нам, видимо, благоволила,За желтый мед (ты помнишь запах?),Пахучий сыр и карк вороны(И черный кот на белых лапахХодил кругом, хоть неученый),За то, что лиловела кашкаИ ежевика поспевала,За то, что добрая кукушкаНам долгий век накуковала,За стуки дятла-лесоруба –Сказал ли я за все спасибо?Подмосковье, 1992
ИЗ НЕОБПУБЛИКОВАННОГО
Воспоминания
Через месяц мне шестьдесят четыре. Пора писать воспоминания. Их принято начинать словами: «Я родился».
Я родился 25 сентября 1909 года по новому стилю, 12 сентября по старому. Скажем, 25 сентября. Это значит, под знаком Весов. Хорошо, что Весов, не бесов. (Но и бесы порой усаживались на чашку весов.) Что говорят любители гороскопов? Что, во-первых, я человек уравновешенный. Что, во-вторых, достоинств и недостатков отпущено мне в равных долях. Что, в-третьих, горестей и радостей мне тоже отведено поровну. Предположим.
Да, в субботу 25 сентября 1909 года в шесть часов вечера в Курляндии, в городке Туккуме неподалеку от Риги, в нескольких часах езды проселочными дорогами в коляске, между диких яблонь, мелких рощиц, полей с невозмутимыми черными коровами и сиреневой кашкой; в нескольких часах езды среди лужков, мыз, желтых акаций, лилового репейника, возов с сеном, далеких «кукареку», — в нескольких часах, говорю я, от имения бабушки (матери отца — которую в семье звали tante Marie или, русифицируя, Марья Егоровна, — дочери Георга Готфрида Адальберта фон Морр, мне вовсе не известного). Конечно, я предпочел бы родиться в имении: если не в родительском, то хоть в имении бабушки — тогда оно еще не было продано. (Бело-желтый греческий широкий треугольник над четырьмя белыми колоннами, мутная желтизна обжитого, уютного ампира; жасмин, лилово-синие анютины глазки, чахлая чайная роза; в липовой аллее белое платье, не правда ли?) Но рождения в дворянском гнезде не получилось.