Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге

Обе двери он оставил открытыми, как мы обычно делали в дневное время, так как наши комнаты находятся под крышей. Тут вваливается мисс Дортон, секретарь мистера Пэрабла. Не видя меня, она падает на стул и взрывается рыданиями.

— Уехал! — выпаливает она. — Забрал кухарку и уехал.

— Уехал! — повторяет шеф. — Куда?

— В свой коттедж в Фингесте, — сквозь всхлипы выговаривает она. — Мисс Булстрод зашла сразу после вашего ухода. Он сказал, что хочет сбежать ото всех подальше и хоть несколько дней провести спокойно. Сказал, что потом вернется и сам все уладит.

— Что уладит? — раздраженно переспрашивает шеф.

— Четырнадцать суток! — завывает мисс Дортон. — Для него это смерть.

— Но дело будет рассматриваться только в среду, — возражает шеф. — Откуда же взялось число четырнадцать?

— Мисс Булстрод виделась с судьей. Он говорит, за неспровоцированное нападение всегда дают четырнадцать суток.

— А его как раз спровоцировали! — возражает шеф. — Противник первым начал — сбил с него шляпу. Вот и пришлось защищаться.

— Она так и объяснила. И судья согласился, что это меняет дело. Но беда в том, — продолжает она, — что найти того, второго, мы не можем. А по доброй воле он, конечно, не явится в суд.

— Девица наверняка знает его, — осеняет шефа, — та самая, которую он подцепил в Сент-Джеймс-парке и повел на танцы. Наверное, это ее ухажер.

— Мы и ее найти не можем. Он не знает даже ее фамилию — говорит, забыл напрочь. Так вы согласны? — добавляет она.

— На что? — удивляется шеф.

— На четырнадцать суток.

— Вы же только что сказали, что он сам готов их отсидеть.

— Ему нельзя, — возражает она. — Скоро здесь будет мисс Булстрод. Вы только подумайте! Представьте себе заголовки в газетах! Вспомните о Фабианском обществе. О деле суфражисток. Нельзя допускать, чтобы он согласился!

— А как же я? — спрашивает шеф. — До меня никому нет дела?

— С вами ничего не сделается, — отмахивается она. — И потом, при вашем влиянии вы не попадете в газеты. А если выяснится, что виновен мистер Пэрабл, огласки никак не избежать.

К тому времени шеф разволновался почти как она.

— Да плевать мне на Фабианское общество, борьбу за избирательное право для женщин, приют для бездомных кошек в Баттерси и прочие благоглупости!..

Тем временем я продолжал размышлять и наконец кое-что понял.

— А зачем ему понадобилось брать с собой кухарку? — спрашиваю я.

— Чтобы она ему готовила, — отзывается шеф. — Для чего же еще?

— Чушь! — отрезаю я. — Он что, всегда таскает за собой кухарку?

— Нет, — отвечает мисс Дортон. — Теперь припоминаю: раньше ему хватало услуг миссис Мидоуз.

— Ту дамочку вы найдете в Фингесте, — объявляю я. — Сидящей напротив него, за изысканным ужином на двоих.

Шеф хлопает меня по спине и поднимает мисс Дортон со стула.

— Ступайте-ка телефонировать мисс Булстрод. Я заеду в половине первого.

Когда потрясенная мисс Дортон удалилась, шеф дал мне соверен и полдня свободных».

Мистер Кондор-младший считает, что дальнейшие события доказывают скорее правоту, нежели ошибочность его предположений.

Мистер Кондор-младший также пообещал прислать нам свою фотографию для публикации, но, к сожалению, на момент печати тиража она так и не была получена.

От проживающей в Тербервилле, Бакингемшир, миссис Мидоуз, вдовы капрала Джона Мидоуза, награжденного крестом Виктории, наш местный уполномоченный получил следующие сведения:

«На мистера Пэрабла я работаю уже несколько лет: мой коттедж находится всего в миле оттуда, мне нетрудно ходить к нему.

Мистер Пэрабл любит, чтобы дом всегда был в порядке, а он мог приехать когда вздумается, поэтому он иногда предупреждает меня, а иногда — нет. В конце прошлого месяца, в пятницу, если не ошибаюсь, он нагрянул внезапно.

Как правило, он идет пешком от станции Хенли, но на этот раз нанял экипаж и приехал с какой-то молодой особой — кухаркой, как он мне объяснил, — а при ней был саквояж. Всю работу в доме мистера Пэрабла я обычно делаю сама, там же и ночую, но, сказать по правде, при виде кухарки я обрадовалась. Стряпня мне никогда не давалась, еще мой бедный покойный супруг так говорил, и мне было нечего возразить. А мистер Пэрабл виновато объяснил, что в последнее время страдает несварением.

— Вот и хорошо, что она приехала, — говорю я. — У меня в комнате две кровати, ссориться мы не станем.

Кухарка была хоть и молодая, но смышленая, это я с первого взгляда поняла, хоть она и маялась в то время простудой. Берет она на время велосипед у Эммы Тидд, которая все равно на нем только по воскресеньям ездит, берет корзину и отправляется в Хенли, а мистер Пэрабл говорит, что поедет с ней, покажет дорогу.

Уехали они надолго, и неудивительно: ведь до Хенли восемь миль. Когда они вернулись, мы поужинали все втроем: как сказал мистер Пэрабл, чтобы «лишний раз не возиться». Потом я прибралась и оставила их беседовать вдвоем. Позднее они прогулялись по саду — ночь выдалась лунная, но по мне, слишком уж холодная.

Утром, до того как он спустился, мы с ней разговорились. Она вроде как беспокоилась.

— Надеюсь, люди не станут сплетничать, — говорит она. — Он сам уговорил меня приехать.

— Что такого, если джентльмен привез с собой кухарку, чтобы она ему готовила? — отвечаю я. — Ну, про сплетни я всегда говорю одно: лучше сразу дать людям повод почесать языки, не дожидаясь, когда они выдумают его сами.

— Вот была бы я дурнушкой средних лет — тогда другое дело! — говорит она.

— Еще успеете, — говорю я и, конечно, вижу, к чему она гнет. А женщина она была славная, чистенькая, лицом приятная и не из простых. — А пока, если вы не против материнских советов, вот что я вам скажу: помните, что ваше место в кухне, а хозяина — в гостиной. Нет, человек он порядочный, я-то знаю, только натура есть натура, тут уж ничего не попишешь.

Мы с ней позавтракали вместе, еще до того как он встал, так что ему компанию никто не составил. Попозже она заходит в кухню и закрывает дверь.

— Он хочет показать мне дорогу до Хай-Уиком. Мол, в Уикоме лавки получше. Что же мне делать?

А я по опыту знаю: советовать людям делать то, что им не хочется, — зря терять время.

— А вы как думаете? — спрашиваю.

— Да я-то бы с ним поехала, — отвечает она, — и радовалась бы каждой миле.

И тут она ударяется в слезы.

— Что тут дурного? — твердит она. — Я сама слышала, как он с разных трибун высмеивал классовые различия. И потом, вся моя родня — фермеры. А у мисс Булстрод отец кто? Бакалейщик, только лавок у него не одна, а сотня. Ну и в чем разница?

— Когда все это началось? — спрашиваю я. — Когда он в первый раз обратил на вас внимание?

— Позавчера, — отвечает она. — А раньше он на меня и не смотрел. Ведь я всего-навсего кухарка — что-то такое в наколке и фартуке, попадающееся ему на лестнице. А в четверг он увидел меня принаряженную и влюбился. Бедняжка, сам он этого еще не понял, а на самом деле с ним все ясно.