Собрание сочинений в 12 т. Т. 2
Шрифт:
Тюлень находился уже в десяти шагах от своего врага. Вдруг медведь развернулся, сделал огромный прыжок и в недоумении замер в трех шагах от Гаттераса, который сбросил с себя тюленью шкуру, припал на колено и прицелился прямо в грудь зверю.
Грянул выстрел, медведь повалился на снег.
– Вперед! вперед!
– крикнул доктор.
И вместе с Джонсоном он побежал к Гаттерасу.
Гигантский зверь поднялся на задние лапы. Он судорожно бил лапой по воздуху, а другой лапой загреб комок снега и пытался заткнуть свою зияющую рану.
Гаттерас метко послал
– Победа!
– радостно крикнул Джонсон.
– Ура! Ура!
– кричал доктор.
Гаттерас, как всегда бесстрастно, скрестив руки на груди, смотрел на убитое чудовище.
– Теперь очередь за мной, - заявил Джонсон.
– Свалить этакого зверя - дело похвальное, но нельзя дать ему замерзнуть, а то он станет как камень, и тогда с ним не совладаешь ни зубами, ни ножом.
И старый моряк стал поспешно сдирать шкуру с чудовищного зверя, который размерами не уступал быку. Он был девяти футов длиной и шести футов в обхвате. Из его пасти торчали два огромных клыка, в три дюйма каждый.
Джонсон вскрыл медведя, в желудке у него ничего не оказалось, кроме воды. Очевидно, зверь уже долгое время ничего не ел. А между тем он был очень жирный и весил более тысячи пятисот фунтов. Тушу разрубили на четыре части, из которых каждая дала двести фунтов мяса. Охотники перетащили медвежатину к ледяному домику, не позабыв захватить и сердце, которое трепетало еще добрых три часа после смерти зверя.
Спутники доктора готовы были наброситься на сырую медвежатину, но Клоубонни остановил их, обещав в скором времени изжарить мясо.
Войдя в ледяной домик, доктор удивился, что там так холодно. Он подошел к печи; огонь в ней погас. Из-за утренней охоты и пережитых волнений Джонсон позабыл о возложенных на него обязанностях.
Доктор хотел было раздуть огонь, но не нашел ни искорки в остывшей золе.
– Терпенье!
– сказал он себе.
Он пошел к саням за трутом и попросил у Джонсона огниво.
– Печь погасла, - сказал он.
– По моей вине, - ответил Джонсон.
Боцман запустил руку в карман, где всегда носил огниво, и очень удивился, не найдя его там.
Тогда он стал шарить в других карманах, но так же безуспешно. Он вернулся в ледяной дом, перетряхнул одеяло, на котором спал ночью, - огнива и там не оказалось.
– Ну, что?
– крикнул доктор.
Джонсон подошел к товарищам и молча, в смущении смотрел на них.
– Нет ли у вас огнива, доктор?
– спросил он.
– Нет, Джонсон!
– А у вас, капитан?
– Нет, - ответил Гаттерас.
– Да ведь оно всегда было у вас, - сказал доктор.
– Да… Но его нет у меня… - бледнея, отвечал старый моряк.
– Как нет!
– воскликнул доктор, невольно вздрогнув.
Другого огнива не было, и утеря его могла повлечь за собой тяжелые последствия.
– Поищите хорошенько, Джонсон, - посоветовал доктор.
Джонсон
бросился к льдине, из-за которой он наблюдал зверя, затем прошел на поле битвы, где он разрубал на части медведя, но так и не отыскал огнива. Он вернулся в полном отчаянии. Гаттерас только посмотрел на Джонсона, но ни слова не сказал ему в упрек.– Дело плохо, - сказал он доктору.
– Даже очень, - ответил Клоубонни.
– К несчастью, у нас нет с собой ни одного оптического инструмента, хотя бы подзорной трубы, а то с помощью чечевичного стекла мы могли бы добыть огонь.
– Знаю, - сказал доктор, - и это тем досаднее, что лучи солнца теперь уже так сильно греют, что вполне могут поджечь трут.
– Что ж, - сказал Гаттерас, - придется пообедать сырым мясом. Потом мы отправимся в путь и постараемся как можно скорей добраться до судна.
– Да, - в раздумье произнес доктор.
– Да. Может быть, это и удастся. Почему бы и нет? Можно попробовать…
– О чем вы задумались?
– спросил Гаттерас.
– Мне пришла в голову одна мысль…
– Мысль?
– воскликнул Джонсон.
– Вам пришла в голову мысль? Значит, мы спасены!
– Но удастся ли ее осуществить, это еще вопрос, - добавил доктор.
– В чем же дело?
– спросил Гаттерас.
– У нас нет зажигательной чечевицы, так постараемся ее сделать.
– А как?
– спросил Джонсон.
– Изо льда.
– Как? Вы думаете?…
– А почему бы и нет? Все дело в том, чтобы собрать солнечные лучи в одном фокусе, и кусок льда вполне может заменить зажигательное стекло.
– Возможно ли это?
– спросил Джонсон.
– Вполне, только я предпочел бы пресноводный лед. Он прозрачнее и крепче, чем морской.
– Если не ошибаюсь, - сказал Джонсон, указывая на торос, находившийся шагах в ста, - вон та темнозеленая глыба вполне подойдет…
Все трое подошли к льдине, которая действительно оказалась пресноводной.
Доктор велел отколоть от нее небольшой кусочек и стал вчерне обрабатывать его топором, потом он выровнял ножом поверхность льдинки и постепенно отполировал ее рукой. Получилась прозрачная оптическая чечевица, словно сделанная из лучшего стекла.
Потом он достал кусок трута и приступил к опыту.
Солнце светило довольно ярко; доктор подставил ледяную чечевицу под солнечные лучи и собрал их на куске трута.
Через несколько секунд трут воспламенился.
– Ура! Ура!
– крикнул не веривший своим глазам Джонсон.
– Ах, доктор, доктор!…
Старый моряк не помнил себя от радости и, точно полоумный, метался по сторонам.
Доктор вошел в ледяной дом; через несколько минут печь загудела, и аппетитный запах жаркого вывел Бэлла из мрачного оцепенения.
Легко себе представить, с какой радостью путешественники принялись за обед; однако доктор советовал им поменьше есть после голодовки и сам ел мало.
– Сегодня выдался счастливый денек, - сказал он.
– Теперь мы обеспечены едой до конца пути. Но не будем почивать на лаврах. Надо поскорей двигаться дальше.