Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы
Шрифт:
«Ну, ничего… найдут после… все равно… найдут».
Голова его слабела.
Он лежал в темной луже крови, ничего не думал и умер, смотря мутными большими глазами в небо.
Свет на лестнице
Рассказ
Ксения Петровна волновалась. Ей и хотелось испытать то, о чем раньше она только слышала и читала, и немного страшно было. Сегодня вечером она должна пойти к Высоцкому одна на его холостую квартиру. Они познакомились совсем недавно, и Высоцкий сразу влюбился. Присылает цветы, пишет. Ксения
Володя – милый, нежный. Как он, прощаясь с нею, все руки ее целовал, в глаза смотрел, ласковый, грустный, и спрашивал: – Не забудешь? Не разлюбишь?
И вот, случайно у Зины Кон, своей подруги по институту, Ксения Петровна встретила Высоцкого. Он ей не понравился, показалась неприятной и его манера говорить, медленно и с какой-то аффектацией и этот еле уловимый польский акцент, и взгляд, томный и упорный.
За чаем он сидел с ней рядом, не сводя с нее глаз, все говорил, говорил, не умолкая, несколько вычурно и театрально. И когда Ксения Петровна встала, он просил проводить ее домой.
Зина Кон в передней отвела свою подругу в сторону и шутливо сказала:
– Поздравляю… Победа… Только gardez-vous, ma-dame… Про него такое говорят. Дон-Жуан!
Ксения Петровна покраснела.
– Глупости!
По дороге Высоцкий стал говорить о своей любви, об этом странном, налетевшем откуда-то чувстве.
– Я не знаю, что со мной. Этого никогда не было… Как только вы вошли, я понял, что вас люблю.
Ксения Петровна пожала плечами.
– Право, это странно даже… Я, право, не привыкла.
Они простились сухо. Высоцкий даже не поцеловал руки.
Но на следующий день он прислал большую корзину ландышей. Ксения Петровна очень любила ландыши и невольно обрадовалась подарку. Потом пошли записки, письма, еще цветы. Он попросил разрешения быть у нее, – она позвала его днем пить чай. Все, кажется, было очень хорошо.
Ксения Петровна напудрилась и прихорошилась и накрыла стол белой, твердой, как дерево, скатертью, купила французского печенья, – но Высоцкий чем-то остался не доволен.
– Ах, это не то, не то. Здесь у вас эта горничная, ваш сын… Это не то. Я не могу, я ведь люблю вас.
Ксения Петровна улыбнулась.
– Так что же я могу сделать?
– Придите ко мне. Я вас так прошу. Никто не увидит, никто не узнает.
– Нет, право, это неудобно.
Высоцкий встал, бледнея.
– Бог с вами. Я больше ничего не скажу. Я вас всю вижу… насквозь… вы – ломака, вы злая и бессердечная.
Ксении Петровне стало обидно.
– Нет, я не ломака и не злая… Вы странный, право…
– Дорогая, милая, простите. Я виноват, я знаю, но придите ко мне… Я вас так прошу. Для меня было бы таким счастьем видеть вас у себя.
«В сущности, что же тут плохого. Отчего бы и не пойти. Так все ведь делают… А Володя не узнает. И я ему не изменю, я его люблю», – подумала, колеблясь, Ксения Петровна и, наконец, проговорила:
– Хорошо. Если вы так этого хотите… Мне ведь не трудно…
Высоцкий
поцеловал ее руки, посидел еще несколько минут и уехал, счастливый и нежный.Это было вчера, а сегодня в 10 часов вечера она должна быть у него.
Ксения Петровна долго причесывалась, не зная, лучше ли закрыть волосами уши, или поднять волосы, как всегда делала, надела любимое свое зеленое платье, сшитое еще для послесвадебных визитов и недавно заново переделанное, и, взглянув в зеркала, довольная, улыбнулась самой себе.
Не любя Высоцкого, Ксения Петровна хотела ему нравиться. Ей было приятно это поклонение человека немолодого, богатого и свободного – ей, робкой и неопытной. Что она видела в жизни? После института несколько лет в глуши, у матери, потом эта встреча с Володей и недолгое, тихое и спокойное счастье… Высоцкий открывал ей новый и заманчивый мир, и, слушая его рассказы и признания, Ксения Петровна иногда ловила себя на каких-то нехороших мыслях…
Она вышла и позвала извозчика.
– Лучше, чем в трамвае, а то он встретит, может быть. Увидит еще, что я пешком… И зачем все-таки я ему обещала?..
Извозчик ехал тихо, по-дешевому. Пахло весной и близким морем. Ветер дул мягкий и нежный, и гнал с запада огненные, широкие облака.
– Не поеду больше… Еще Володя как-нибудь узнает… Но он милый, этот Высоцкий… И, кажется, он меня, правда любит…
– Извозчик, к 16-му номеру, у подъезда…
Ксения Петровна вошла и небрежно спросила:
– Здесь живет г. Высоцкий?
– Да, пожалуйте, – швейцар в галунах отворил дверцу лифта.
«Вот, вся пудра с носа сошла, и глаза красные какие-то», – успела разглядеть себя в зеркальной клетке Ксения Петровна.
На площадке третьего этажа ее уже ждал Высоцкий.
– Дорогая моя, как я счастлив… И как я вам благодарен.
Ксения Петровна была слегка смущена. Эта роскошь входа, ковры, цветы, эта блестящая передняя, без шкафов с пыльными картонами над ними, – все ей было непривычно.
– Да? Вы меня ждали? Чудесная погода, я с наслаждением проехалась.
Высоцкий помог ей снять легкое пальто, нежно, как драгоценность, взял ее ридикюль.
– Пройдем в кабинет…
В кабинете было полутемно. В углу в камине по углям ползали синие огни.
Были видны мягкие, глубокие кресла, шкуры, оружие по стенам. Пахло горьким сигарным дымом и цветами.
– Вот здесь я живу, здесь я скучаю, – слегка нараспев сказал Высоцкий и закрыл руками глаза, будто задумавшись или плача.
– У вас хорошо…
– Теперь – да. Когда вы здесь.
– Ну, что вы…
Она села.
Высоцкий изредка, будто сам с собой говоря, ронял короткие, обрывистые фразы, слегка печальные, слегка восторженные, и опять умолк.
– Пойдем закусить. А потом… вы у меня еще посидите… долго, долго…
И взяв ее слабую руку, он медленно поднес ее к своим губам и заглянул в глаза просительно и томно…
В столовой, на сияющей скатерти были расставлены изысканные угощения.
Ксения Петровна быстрым взглядом все осмотрела и оценила.