Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы
Шрифт:
– Хотите икры. Вот вино, – теперь это редкость. У меня его еще много…
Она чувствовала себя неловко, – одна у этого чужого ей, недавно встреченного человека.
Все стесняло ее. И говорить нечего. Он изливается о своей любви и своей грусти, а она – о чем она будет говорить? Вот, с Володей она никогда не молчала, все рассказывала что-то, вспоминала… Милый Володя, дорогой, никого кроме него она не любит!..
– А знаете… у меня от мужа уже три недели вестей нет.
Высоцкий участливо спросил:
– Да? А Владимир Константинович на каком фронте?
– Не
– Ну даст Бог, все будет благополучно…
Он помолчал и вздохнул.
– Как пустынна была бы жизнь без любви… без таких встреч.
Ксения Петровна ела виноград.
– Разве?
– И знаете, – не отвечая ей, продолжал Высоцкий, – я предчувствовал вас… встречу с вами… давно, давно. Это не случайно, это – счастье.
– Для кого?
– Для нас.
Ксения Петровна подняла глаза и слегка испугалась. Высоцкий смотрел на нее остановившимся томным взглядом.
Она попробовала улыбнуться.
– О, почему это вы так уверены?
– Потому, что я этого хочу.
Он встал и подошел близко, близко к ее стулу. Ксения Петровна тоже встала.
– Что с вами?
– Ничего, ничего, я вас люблю, я только вас люблю.
– Сергей Викентьевич!
– Да, да, я так хочу…
Он взял ее за плечи и, наклонившись, поцеловал медленным поцелуем.
Высоцкий почувствовал, что Ксения Петровна слабеет и дрожит в его руках, но не отбивается, не отталкивает его. Значит, все будет хорошо. Значит, она покорная и нежная.
Он хотел поцеловать ее – как всегда делал – в глаза и вдруг заметил, что она плачет.
– Ксения Петровна, что с вами?
Она, дрожа и всхлипывая, упала в кресло.
– Ничего, это пройдет… это сейчас пройдет.
– Может быть, вы хотите воды?
Ксения Петровна покачала головой.
– Нет, не надо… Знаете, я такая нервная теперь… Я вспомнила Володю… Вы меня поцеловали…
Высоцкий чуть заметно поморщился и сказал шутливо:
– Это первый поцелуй после отъезда вашего супруга? Вы невинны, как херувим…
Ксения Петровна хотела перестать плакать – стыдно ведь! – но не могла. Мысли печальные и страшные волновали и томили ее.
– Знаете, я так боюсь за мужа… за Володю… Где он?.. Ведь почти месяц ни слова.
Высоцкий со скукой протянул:
– Да-а?
«Ничего он не понимает», – подумала Ксения Петровна и замолчала.
Огни в камине погасли. Только угли тлели еще, разваливаясь и темнея.
Высоцкий опять сел к ногам Ксении Петровны.
– Ну, милая, дорогая, не надо плакать, не надо так нервничать.
Он взял ее руки и ласково, как ребенку, стал гладить их и целовать.
Ксения Петровна сидела неподвижно, опустив голову, и смотрела влажными глазами в одну точку.
Вдруг она встала.
– Нет, я не могу… Я не знаю, что со мной… Мне так страшно…
И опять стала плакать.
Высоцкий неторопливо поднялся, принес стакан воды и сказал чуть-чуть холодно:
– Дорогая, вы больны, вероятно… Мне очень грустно, но… я думаю, вам бы следовало поехать домой и отдохнуть…
Ксения Петровна заговорила быстро-быстро, глотая слезы
и бегая по комнате:– Да, да… я поеду. Простите, я не знаю, я больна, конечно… Мне не надо было приезжать к вам… Конечно, конечно, нельзя было.
Она побежала в переднюю и стала одеваться.
– Я никогда не приеду к вам… никогда… Я не могу.
Высоцкий вежливо и спокойно улыбнулся.
– Я виноват, если оскорбил вас как-нибудь. Надеюсь, вы разрешите мне, по крайней мере, проводить вас?
Ксения Петровна, прислонившись к стене, обессиленная и бледная, сказала тихо:
– Пожалуйста… Вы не сердитесь на меня?
– Нет, что вы… Нервы, я понимаю…
Ночь была теплая и светлая. Высоко в голубоватом, молочном тумане тонули редкие, маленькие звезды.
На Неве были разведены мосты, и большие корабли проходили важно и медленно, как тени, теряясь в ночной мгле.
Ксения Петровна мало-помалу успокоилась.
Взглянув на Высоцкого, она сказала мечтательно и слегка иронично, будто подражая ему.
– Как хорошо плыть на таком корабле.
– Куда?
– Все равно. Все дальше, дальше. Что это куранты бьют? Двенадцать?
– Нет, сейчас позже, наверное.
Они замолчали.
– Вы не сердитесь?
– За что?
– Да вот за эти слезы, за истерику?
– Нет. Но этого больше быть не должно.
Высоцкий взглянул на Ксению Петровну повелительно и строго. Она вся съежилась и отсела на край коляски.
– Оставьте меня. Я сказала вам, что больше к вам не приеду.
– Но отчего?
– Я не хочу… Я обещала Володе…
– Но ведь он не узнает. Вы – смешная…
– Все равно… Не стоит…
– Как хотите! Я вам надоедать не буду…
Когда извозчик стал у ворот дома, где жила Ксения Петровна, он сошел первым, позвонил дворнику, подождал, пока тот отворил калитку, и снял шляпу.
– Прощайте, Ксения Петровна.
Ей опять стало жаль его и она сказала, как могла, просто и дружелюбно:
– До свидания… Не забывайте.
И, улыбнувшись, кивнула ему и пошла через двор.
Белыми ночами лестница, хоть и совсем темная, не освещалась. Ксения Петровна, хорошо зная каждую ступеньку, каждый поворот, пошла быстро и уверенно. Поднявшись во второй этаж – ее квартира была на пятом – она заметила, что сквозь пролет падает электрический свет. Она остановилась и посмотрела наверх. Было ясно, что на самом верху, на площадке ее квартиры горит рожок. «Что это, забыли погасить, что ли?» – подумала Ксения Петровна и стала подниматься выше.
Но она не могла идти так быстро, как привыкла ходить, – и дыхания не было, и ноги слабели и подкашивались. Так бывает во сне – хочешь бежать от разбойника какого-нибудь или привидения и не можешь, будто прикованный к земле.
– Устала я отчего-то, – шепотом проговорила Ксения Петровна и пошла тихо, тихо, опустив голову и тяжело дыша. На площадке четвертого этажа постояла у стены, отдохнула и стала подниматься выше, еле волоча совсем слабеющие ноги.
– Кто же это рожок забыл? – опять подумала она, взглянула на лампу, на площадке у своей двери и вдруг остановилась.