Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы

1

Ночь… в первый раз сказал же кто-то – ночь!Ночь, камень, снег… как первобытный гений.Тебе, последыш, это уж невмочь.Ты раб картинности и украшений.Найти слова, которых в мире нет,Быть безразличным к образу и краске,Чтоб вспыхнул белый, безначальный свет,А не фонарик на грошовом масле.

2

Нет, в юности не все ты разгадал.Шла за главой глава, за фразой фраза,И книгу жизни ты перелистал,Чуть-чуть дивясь бессмыслице рассказа.Благословенны ж будьте вечера,Когда с последними строками чтеньяВсе, все твердит – «пора, мой друг, пора»,Но втайне обещает продолженье.

3

Окно, рассвет…Едва видны, как тени,Два стула, книги, полка на стене.Проснулся ль я? Иль неземной сирениМне свежесть чудится еще во сне?Иль это сквозь могильную разлуку,Сквозь тускло-дымчатые облака,Мне тень твоя протягивает рукуИ улыбается издалека?

4

Что за жизнь! Никчемные затеи,Скука споров, скука вечеров.Только по ночам, и все яснее,Тихий, вкрадчивый, блаженный зов.Не ищи другого новоселья.Там найдешь ты истину и дом,Где пустует, где тоскует кельяО забывчивом жильце своем.

5

«Понять-простить». Есть недоступность чуда,Есть мука, есть сомнение в ответ.Ночь, шепот, факел, поцелуй… Иуда.Нет имени темней. Прощенья нет.Но, может быть, в тоске о человеке,В смятеньи, в спешке все договоритьОн миру завещал в ту ночь навекиПоследний свой закон: «понять-простить».

«Там солнца не будет… Мерцанье…»

Там солнца не будет… МерцаньеКаких-то лучей во мгле,Последнее напоминаньеО жизни и о земле.Там солнца не будет… Но что-тоЗаставит забыть о нем,Сначала полудремота,Полупробужденье потом.Там ждет нас в дали туманнойПокой, мир, торжество,Там Вронский встретится с Анной,И Анна простит его.Последние примиренья,Последние разъясненьяСудеб неведомых нам.Не знаю… как будто храмНемыслимо-совершенный,Где век начнется нетленный,Как знать? быть может, блаженный…Но солнца не будет там.

««Пора смириться, сэр». Чем дольше мы живем…»

Пора смириться, сэр

А. Блок

«Пора смириться, сэр». Чем дольше мы живем,Тем и дружить с поэзией труднее,Тем кажутся цветы ее беднееПод голубым беспечным ветерком.Наш ветер – северный. Он гнул дубы и ели,Он гулом отзывался вдалеке,Он замораживал на языкеСлова, которые слететь хотели.

На чужую тему

Так бывает: ни сна, ни забвения,Тени близкие бродят во мгле,Спорь, не спорь, никакого сомнения,«Смерть и время царят на земле».Смерть и время. Добавим: страдание,…Ну, а к утру, без повода, вдруг,Счастьем горестным существованияТихо светится что-то вокруг.

Памяти М. Ц

Поговорить бы хоть теперь, Марина!При жизни не пришлось. Теперь вас нет.Но слышится мне голос лебединый,Как вестник торжества и вестник бед.При жизни не пришлось. Не я виною.Литература – приглашенье в ад,Куда я радостно ходил, не скрою,Откуда никому – путей назад.Не я виной. Как много в мире боли.Но ведь и вас я не виню ни в чем.Все – по случайности, все – по неволе.Как чудно жить. Как плохо мы живем.

Мадригал Ирине Одоевцевой

Ночами молодость мне помнится,Не спится… Третий час.И странно, в горестной бессонницеЯ думаю о Вас.Хочу послать я розы Вам,Все – радость. Горя нет.Живете же в тумане розовом,Как в 18 лет.1971

Проза

Веселые кони

1

Война мало изменила жизнь Стебницких. Только Анна Николаевна стала еще больше и еще восторженнее говорить, появились в ее доме шарфы и кисеты, и иногда бывали собрания благотворительного кружка.

Но так же, как и прежде, по субботам покупались у Балле пти-фуры, в приятном беспорядке расставлялась мебель и зажигалась низкая, тяжелая лампа, горничная в белой наколке разносила в маленьких чашках чай.

Анна Николаевна давно мечтала устроить у себя салон, но удавалось это плохо. То ее гости садились за карты, – бридж или, что было уже совсем скверно, винт, – то разговор велся неподходящий, сбиваясь с высоких, волнующих тем на мелкие сплетни.

Теперь помогла война. Карты были изгнаны решительно под тем предлогом, что грех теперь проигрывать деньги, которые можно отдать на раненых, и кроме того для салонных бесед нашлась великолепная и незаменимая тема.

Анна Николаевна была удовлетворена. Она вела для потомства лирический дневник, под названием «Моя душа в кровавые дни», и иногда прочитывала своим гостям страницу-две из него. Гости одобряли, вздыхали, а Анна Николаевна, смотря в одну точку перед собой, тихо говорила:

– Да, мы все, все теперь должны так думать…

Все шло хорошо. Дела, приятного и благородного, было много, и в глубине души мечтательная и пылкая дама даже радовалась, что настало «такое время». Дочь ее, все так же веселая и красивая, ходила на курсы сестер милосердия и уже собиралась сдавать экзамен. Только сын огорчал Анну Николаевну. Несмотря ни на какие увещания и ссоры, он жил своей прежней жизнью и не хотел изменять ее. Разговоры о том, как может Сережа ничего не делать, велись в доме Стебницких постоянно. Анна Николаевна делилась своим возмущением с друзьями, посвящала ему огненные страницы в своем дневнике, ссорилась с сыном и все более отдалялась от него.

– Ведь все, все работают… в комитетах, в Красном Кресте… А он шляется по улицам или сидит у себя запертый… Только бы его не трогали. Ты ответь мне все-таки… отчего ты ничего не делаешь?

Была блестящая и людная «суббота».

Сережа улыбнулся и ответил:

– Мне не хочется.

– Нет, лентяга Сергей, – дружелюбно вставил Лодыгин, веселый и бодрый студент, казавшийся теперь Анне Николаевне «очень стильным», – не хочет, уж я его пилил, пилил… ну, ничего, пусть погуляет.

– Да, сами-то ведь вы работаете. Я ведь не говорю – на войне… зачем? но, право, мне стыдно за Сережу. Теперь, теперь такое равнодушие.

Сережа взглянул на мать, возбужденную и покрасневшую, и подумал:

«Совсем прачка»…

Он опять улыбнулся.

– Видите, я думаю, что идут на войну… не для России, а для себя… видеть, взволноваться… это – эгоизм… с неожиданным и случайным вкладом куда-то… на пользу.

Он говорил ни на кого не глядя, но будто мягко возражая кому-то, споря или соглашаясь.

– Да, ну так что же?

– Да, – Сережа вдруг покраснел и потерял нить мысли, – тогда я свободен… мне не хочется, понимаете… я вижу и здесь, а все эти катастрофы – смены эпох, – он брезгливо поморщился, – все, что пишут теперь в газетах… мне это неинтересно…