Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

* * *

Одним забавы, другим заботы. Затем забвенье.Да, жисть-жестянка, да, жисть-копейка, судьба-индейка.Да, холод-голод. Не радость старость. (И ночь, и осень.)И пыльный свиток, печальный список шуршит так сухо,И совесть-повесть стучится глухо ночным дождем.Ночные тени лежат в больницах, окопах, тюрьмах.Над горем мира, над миром горя лишь ветер ночи.Гонолулу, 1965

* * *

О душа, ты полнишься осенним огнем,Морем вечереющим ты полна.Души-то бессмертны, а мы умрем –Ты бы пожалела слегка меня.Смотришь, как качается след весла,Как меняется нежно цвет воды.Посмотри – ложится синяя мгла,Посмотри, как тихо – и нет звезды.Хоть бы рассказала ты мне хоть раз,Как сияет вечно музыка сфер,Как переливаясь, огнем струясь,Голубеют звуки ангельских лир.Канзас, 1963

* * *

Человек… мыслящий тростник.

Блез Паскаль

Я помню пшеницу, ронявшую зерна,На пыльной бахче дозревавшие дыни.Я помню подсолнечник, желтый и черный,И краски настурций, герани, глициний.Я помню оливы (в Провансе? в Тоскане?),Я помню – над Рейном поля зеленели.И яблони помню (тогда, на Кубани…),И в Дании поле. Ответь, неужелиПшеница падет под ударами градин,И черные кони помчатся, оскалясь,И будет растоптан земной виноградник,Растоптан тростник неразумный Паскаля?Канзас, 1963

* * *

Там, куда прилетят космонавты,Там не будет весенней сирени,Там не будет осенней брусники.Ни черники, запачкавшей руки,Ни сереющей вербы в стакане,(Зайчик солнца и зайчики вербы).Золотое Руно аргонавтыНепременно найдут, я уверен,В синеватых долинах Венеры.Но не будет на дальней планетеНи веселого лая собаки,Ни окна в голубом полумраке,Ни грачей на сыром огороде…Канзас, 1964

* * *

Ты уже забываешь,ты скоро забудешь(в огромном райском сиянии),но ты еще помнишьтолчею предвечерних мошеки блеск паутинына сохлом терновнике.Ты помнишьзелёный мох между ржавых банок,а после – осень,неровный полетодичалых клочков бумагии чёрные щепкив дрожанье тусклой реки.Ты помнишь холод,первый иней на ржавомпочтовом ящике,свет на безлюдном мостуКак быстро летела,погасая, твоя папиросав ночные беззвучные струи…Стокгольм, 1961

* * *

Слетают желтоватые пушинкиПленительного липового цвета(На души наши, душеньки, душонки),как золотые райские снежинки.А после – листья полетят, желтея(Так огненные языки сходилиКогда-то на апостолов). Но этоНe скоро, через двадцатьдве недели.А в парке есть кафе, и рюмка рома,Как золотая лилия, блистает,И над горячим золотистым чаемКолеблется немного фимиама.А озеро озарено осанной,В нем серебрятся рыбы, ветки рая.Как нежно ветер воздухом играет,Как шевелит немеркнущей осиной.Мюнхен, 1961

* * *

А если все-таки – война?А если – не минует чаша?Ночь выжидательно темна,И черный сад – как злая чаща.(А Гефсиманский сад – шумел?)И странный, тихий спор (ты слышал?):– Как много надо искупить…– Как беззащитно спят и дышат…– Непрочный мир непрочных дел…– Да, всё, как тоненькая нить,Но если есть Христос, тогда ведьОн может – правда? – охранить,Спасти, остановить, исправить?– Оставь, не знаю, может быть…Гавайи, 1965

* * *

Тени войны на замерзшей дороге. Ужеих не видно. Пустые пещеры ночи. Ледяныеводопады ночной темноты. Черныелавины безмолвия. Безлюдныекаменоломни печали.Я заблудилсясреди ночных сталагмитовмоего одиночества.И клочья дымаспят, как летучие мыши,в обугленных трещинах мира.Канзас, 1964

* * *

В газете пишуто войне и о смерти,но мальчик лет пятииз этой газетысделал кораблик,плывущий по озеру.Может быть, если б умел,он сделал бынастоящую бабочку, настоящее облако?Важно, что все жеон сделал кораблик,сделал из вести о страшном,почти как поэт – стихи.Стихи ведь тожевроде летучей игрушки,даже если в нихговорится о смерти,о горе и смерти –не правда ли?Канзас, 1964

* * *

На обугленной стенеКопоть, будто черный иней.Песок остывший, пепел синий,Темный дым и тень в окне.Черный дым и черный дом,Дымный дождь золу смывает.Холодным ветром, ночным трамваемПрозвени чужой Содом.Все в холодной саже тьмыСожжено, оледенело.Рисунок углем, почти без мела –Как пейзаж и той зимы.Той – на русском берегу:Пепелище, погорельцы.И воздух жесткий, как будто тельцеМертвой ласточки в снегу.Чикаго, 1962

* * *

Земное гноище –Огромным пожарищем?Ну что ж: пепелищеНам станет пристанищем.И будет на светеНи ад, ни чистилище,А попросту – кладбище,Скучное зрелище.И будут лежать,Как под райскими кущами,Товарищи-братья,Богатые с нищими.Мексика, 1964

* * *

Страшные где-то галактики,Страшные звезды вселенной…В парке бродяги горланили,Пели (грустней, веселее…).Был полон печалью осениВесь парк (и липы, и клены).Над ним разлетались в космосеФонтаны фотонов, волны.Что ж, космос, накручивай эллипсы,Вдаль улетай по спирали…Полны надышанной прелестиНаши земные печали,Точно уютные мелочиВ доме, где мы вырастали.Сан-Франциско, 1965

* * *

Видимо, напрасны обращения –Обвинения, благодарения, –Ясно, что не отвечает небо.Все-таки – посмотришь ранним вечером:Светится голубоватым глетчером.(Знаю сам, что холодно и немо.)Видимо, и нет престола Божия:Только небо, на покой похожее,Серебрится, бледно золотится.Это просто метеорология.(Отчего заговорил о Боге я?)Вечереет. Кажется, зарница.Канзас, 1963