Собрание сочинений в 8 томах. Том 5. Очерки биографического характера

С выходом в свет в 1897 году настоящего биографического очерка интерес к личности Гааза и почтение к его памяти начали постепенно восстановляться. В 1905 году Московское городское управление возобновило памятник на его могиле: взамен старой плохой ограды поставлена новая, прекрасной работы с бронзовым барельефом покойного и с разорванными кандалами его времен. На новой гранитной плите, на которой поставлен памятник, золотыми буквами изображено любимое изречение Гааза: «Спешите делать добро!»

Наконец 10 октября 1909 г., в Москве, на дворе Александровской больницы, торжественно открыт памятник Ф. П. Гаазу, сооруженный по почину и стараниями главного доктора больницы С. В. Пучкова. Освящение состоялось при большом стечении народа, в присутствии многочисленных представителей 34-х разнообразных учреждений Москвы, под пение хора арестантов, воспитанников исправительного приюта и воспитанниц общины сестер милосердия. Когда была возглашена «вечная па-; мять рабу божьему Федору» и детские голоса слились с пением арестантского хора, завеса с памятника упала и пред растроганными присутствующими предстал отлитый в бронзе большой бюст Федора Петровича с тем выражением лица, в котором сливались ясный ум и безгранично доброе сердце. Но не таким только образом увековечена память о «святом докторе». Ему приходится исполнять задачу своей жизни и после своей смерти: при Александровской больнице учреждено «Ольгинское благотворительное общество в память доктора Ф. П. Гааза», имеющее целью помогать неимущим больным и располагающее неприкосновенным капиталом имени Ф. П. Гааза в 20 тысяч рублей. Это тоже своего рода памятник. Эти два памятника поставлены не только врачу душ и телес, но и, главным образом, служителю долга в самом высоком смысле этого слова, не по обязанности, а по внутреннему велению своей совести, служителю бестрепетному и верующему в правоту своего дела, поставлены тому, кто представлял собою живое отрицание тех растлевающих волю сомнений, которые так часто обезображивают нашу жизнь, сводя все к материальным условиям злобы дня. «Нельзя следовать во всем учению Христа, — говорят нам, — оно неприменимо к практической жизни: им можно полюбоваться, как идеалом, но руководиться им может только смешной чудак, не желающий считаться с действительностью». Таким, по мнению современников, «смешным чудаком» был тот Федор Петрович, память которого ныне чествуется. Он понимал, что христианский идеал не есть нечто, чем должно любоваться лишь издали. Для него этот идеал был светочем, озаряющим жизненный путь. Посвятив себя всецело добру и милосердию, Федор Петрович показал, как следует идти по этому пути. Он глубоко понял слова Христа «аще не умрет — не оживет» и доказал своею непрерывной и неустанной деятельностью, что, отказавшись от личного счастья, спокойствия и удобств в пользу счастья других и многих и умерев для личной жизни, человек с чистой душой оживает для иной, тоже земной, но более широкой жизни, и в ней находит себе удовлетворение и исход своим силам. Как часто, видя людские немощи, несчастия и страдания, оглядываются назад, близоруко ищут причину и, отыскав, на этом успокаиваются. Но Гааз смотрел и вперед. Его интересовали не одни причины несчастия, а последствия — и с ними он боролся всеми силами души и своей энергии, умея утешать озлобленных и обездоленных и вызывать в их сердце примирение с богом и покорность его воле. Ему приходилось действовать в очень тяжелые времена, при господстве насилия и неуважения к человеческому достоинству, среди непонимания и оскорблений. «Ему следовало, — скажут, быть может, — отвернуться с негодованием от этих условий, избегать соприкосновения с ними и отрясти прах ног своих от этой чуждой ему среды, памятуя, что «блажен муж, иже не иде…» Но это значило бы жить для себя, в сознательном неведении и своекорыстном спокойствии, «слушая и не слыша, слыша и не слушая». Федор Петрович знал, что есть другой святой совет, в котором говорится: «Не участвуйте в делах тьмы, но и обличайте», и вся его жизнь была одним непреклонным и осязательным обличением. «Что может сделать один против среды?» — говорят, практические мудрецы, ссылаясь на поговорку «один в поле не воин». «Нет! — отвечает им всей своей личностью Гааз; — и один в поле воин!» Вокруг него, в память его, соберутся другие, и если он воевал за правду, то сбудутся слова апостола: «Все минется, одна правда останется». И сам Гааз останется не только запечатленный в сердцах всех, кто узнает, кто услышит о том, кто такой он был — но и как отлитый в бронзе молчаливый укор малодушным, — утешение алчущим и жаждущим правды, — и пример деятель-: ной любви к людям

КОММЕНТАРИИ

В пятый том Собрания сочиненийА. Ф. Кони включены очерки биографического характера.

Вначале помещены воспоминания о судебных деятелях: Д. А. Ровинском, В. Д. Спасовиче, А. И. Урусове, Ф. Н. Плевако, К. К. Арсеньеве, А. Л. Боровиковском, С. А. Андреевском. Незаурядные специалисты в своей области, они в то же время не замыкались в рамках непосредственных служебных обязанностей. Одни из них получили широкую известность как публицисты, другие как литературные и театральные критики, поэты, искусствоведы. В воспоминаниях А. Ф. Кони много ярких страниц отведено и этой стороне их деятельности.

Другую группу очерков составляют воспоминания об известных государственных деятелях второй половины XIX — начала XX вв. а М. Т. Лорис-Меликове, Д. А. Милютине, С. Ю. Витте, П. А. Шувалове. Здесь можно найти немало едких замечаний по адресу сановно-бюрократической верхушки, острых наблюдений и любопытных эпизодов, характеризующих эпоху. Однако современный читатель далеко не всегда может согласиться с политическими оценками А. Ф. Кони, в них ясно видны либеральные пристрастия автора. Необходимые коррективы к воспоминаниям содержатся в примечаниях.

Особняком стоит большая работа А. Ф. Кони о Ф. П. Гаазе, главном враче тюремных больниц в Москве.

Комментарии к пятому тому написаны: к очеркам «Дмитрий Александрович Ровинский» и «Константин Константинович Арсеньев» В. Н. Гиневым и Л. Н. Чертковым (литературоведческая часть); «Владимир Данилович Спасович» и «Князь А. И. Урусов и Ф. Н. Плевако» — М. М. Выдрей и В. Н. Гиневым; «Александр Львович Боровиковский» и «С. А. Андреевский» — Г. М. Мироновым; «Граф М. Т. Лорис-Меликов», «Граф Дмитрий Алексеевич Милютин», «Петр IV» — В. Н. Гиневым; «Сергей Юльевич Витте» — Б. В. Ананьичем, Р. Ш. Ганелиным и М. М. Выдрей (к стр. 238); «Федор Петрович Гааз» — Г. М. Мироновым и Л. Н. Чертковым.

Дмитрий Александрович Ровинский

Очерк впервые напечатан в 1896 году в журнале «Вестник Европы» за январь — февраль и в том же году в сборнике «За последние годы». Часть очерка, касающаяся судебной деятельности Д. А. Ровинского, представляет собой речь А. Ф. Кони на публичном собрании Академии наук 10 декабря 1895 г. В 1896 году эта речь была опубликована в специальном выпуске — «Публичное собрание императорской Академии наук в память ее почетного члена Дмитрия Александровича Ровинского».

В сильно сокращенном виде очерк напечатан в сборнике «Главные деятели и предшественники судебной реформы» (СПб., 1904). Полный вариант вошел в книги А. Ф. Кони «За последние годы», 2-е изд., СПб., 1898; «Очерки и воспоминания», СПб., 1906, и «Отцы и дети судебной реформы», М., 1914. Искусствоведческая часть вновь была перепечатана в четвертом томе «На жизненном пути», изд. «Библиофил», Ревель — Берлин. Все публикации (за исключением сокращенного текста 1904 г.) не имеют существенных разночтений. В настоящем издании искусствоведческая часть очерка перепечатывается из четвертого тома «На жизненном пути», а остальные разделы — из книги «Отцы и дети судебной реформы».

Д. А. Ровинский (1824–1895) вошел в историю нашей культуры как видный судебный деятель и выдающийся искусствовед, создатель капитальных трудов по истории русской и западноевропейской гравюры и народного лубка; с полным правом он может считаться основоположником русской иконографии.

Служба Ровинского на судебном поприще началась в 1844 году после окончания Петербургского училища правоведения. До 1870 года он жил в Москве, постепенно продвигаясь по служебной лестнице судебного ведомства. В мае

1870 года его назначают сенатором уголовного кассационного департамента Сената и он переезжает в Петербург. Еще будучи губернским прокурором в Москве, Д. А. Ровинский получил известность как решительный противник телесных наказаний. Отрицательное отношение к старому феодально-крепостническому суду привело его в ряды активных деятелей судебной реформы. Именно Ровинский поставил вопрос о введении суда присяжных.

Как искусствовед Ровинский впервые выступил на страницах «Отечественных записок» в 1853 году. Большое влияние на его работы оказал историк И. Е. Забелин. Так, по совету Забелина, Ровинский первый систематизировал русские иконы, первый занялся историей русской гравюры. В своей искусствоведческой деятельности Ровинский был тесно связан с В. В. Стасовым, который часто рецензировал работы Ровинского. Одна из рецензий Стасова сыграла решающую роль в присуждении Ровинскому в 1864 году Академией наук Уваровской премии. В речи памяти Ровинского, которая была прочитана в Археологическом обществе 17 ноября 1895 г., Стасов сказал: «В продолжение более 35 лет я был свидетелем того, что делал Ровинский, иногда бывал порицателем, но чаще радостным одобрителем его необычайных трудов и великолепных достигнутых им результатов, а в последние 25 лет, начиная со времени переезда Ровинского в 1870 году в Петербург, т. е. со времени назначения его сенатором кассационного департамента, я был уже постоянно его как бы товарищем во всех его превосходных художественно-исторических начинаниях…» (В. В. Стасов, Статьи и заметки, т. I, М., 1952, стр. 182).

Д. А. Ровинский был избран почетным членом Академии наук и Академии художеств, целого ряда научных обществ. Средства, оставшиеся после смерти Ровинского, были завещаны им на содержание народных школ и поощрительные премии за лучшее иллюстрированное издание для народа. Огромное художественное собрание Ровинского в настоящее время входит в фонды крупнейших советских музеев и библиотек.

Работы Ровинского были продолжены искусствоведом В. Я. Адарюковым (1863–1932) (см., например, его «Добавления и исправления» к «Подробному словарю русских гравированных портретов», СПб., 1911; «Гравер И. В. Ческий», М., 1924; а также статьи — «Д. А. Ровинский» — «Старые годы» 1916 г. № 4–6; «Д. А. Ровинский — коллекционер» — «Среди коллекционеров» 1921 г. № 2; «Архив Д. А. Ровинского»— «Среди коллекционеров» 1921 г. № 6–7).

Стр. 7Губернский казенных дел стряпчий исполнял обязанности помощника губернского прокурора (до судебной реформы 1864 г.).

Стр. 13Имеется в виду московский губернский тюремный комитет Общества попечительного о тюрьмах — своеобразного филантропического учреждения, образованного в 1819 году. Тюремные комитеты, состоявшие вначале из частных, но влиятельных лиц, ставили своей целью заботу об улучшении состояния тюрем и пытались оказывать нравственное влияние на заключенных. С 1895 года президентом Общества стал считаться министр юстиции.