Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения

МОРСКОЕ ПЛАВАНЬЕ

Постоял немало мой корабль груженый, Дожидаясь ветра, с давними друзьями Я топил в вине свою досаду Здесь, у взморья. И друзья, вдвойне нетерпеливы, Мне сказали: «Мы ли не желаем Дальних странствий другу? Изобилье Благ в далеких странах ждет приплывших; Возвратишься для иной награды К нам в объятья». И наутро началось движенье. И моряк, ликуя, сон отбросил, Все живет, и движется, и рвется В путь пуститься с первым вздохом утра. Паруса под ветром заходили, И веселым светом солнце манит. Мчись, мой парус! Мчитесь, тучи, в небе! И поют вослед отплывшим други Песнь бодрящую, в ней поминая Радость дальних странствий, срок отплытья И большие звезды первой ночи. Но — увы! — богами высланные ветры В сторону с пути срывают судно, И оно по виду уступает, Но, пытаясь их перелукавить, Помнит цель и на худой дороге. Вдруг из мертвенной, свинцовой дали Тихо кликнула морская буря, Птиц прижала к заходившим водам, Тяжким гнетом душ людских коснулась И пришла. Гневливой не переча, Мореходы паруса свернули; И мячом испуганным играют Ветр и волны. А на дальнем берегу подруги И друзья стоят, терзаясь в страхе: Ах, зачем он не остался дома! Буен ветер! В даль относит счастье! Вправду ль другу суждена погибель? Ах, почто он в путь пустился? Боги! Но стоит он у руля, недвижим; Кораблем играют ветр и волны, Ветр и волны, но не сердцем мужа. Властно смотрит он в смятенный сумрак И вверяет гибель и спасенье Горним силам. 1776

ЗИМНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГАРЦ

Словно коршун, Простирающий легкие крылья Среди утренних туч И следящий добычу,— Воспари, песнь моя. Ибо господним перстом Каждому путь Предуказан, Путь, что счастливца Скоро домчит К цели отрадной, Тот же, кто в тщетном Противоборстве С нитью неумолимой, Тот знает пускай: Беспощадные ножницы Однажды ее пресекут. В трепете зарослей Дикая тварь теснится, И забрались в свои трясины Богачи И птахи лесные. Просто — брести За колесницей Фортуны, С терпеливым обозом По исправным дорогам За поездом княжьим. Но кто там один? Исчезает в чащобе трона, И сплетается поросль У него за спиной, Подымаются травы, Глушь поглощает его. Кто уврачует больного, Если бальзам для него Обратился в отраву, Больного, который вкусил Ненависть — в чаше любви? Прежде презренный, ныне презревший, Потаённо он истощает Богатство своих достоинств В себялюбивой тщете. Если есть на лире твоей, Отче любви, Хоть единый звук, Его слуху внятный,— Услади ему сердце! Взор яви из-за туч, Освети родники без числа Жаждущему в пустыне! Ты, умножающий радость Каждому тысячекратно, Охотников благослови, Идущих по следу на зверя С юным задором И жаждой убийства — Спешащих отмстить Тому, от кого крестьянин Уже долгие годы Оборонялся дубиной. Но укрой одинокого В золотых облаках твоих! И зеленью зимней — Пока не распустятся розы — Влажные кудри увей, О Любовь, твоего певца! Твой мерцающий факел Сопровождает его В разделах пустых, На топких дорогах, В полночь на бродах; А радужным утром Ты смеешься сердцу его, И в колющем ветре Ввысь возносишь; Ледяные потоки со скал Низвергаются в песнь его, И алтарь благодарного сердца Озарен снеговою шапкой Вершины, внушающей страх, Которую сонмищем духов Увенчали народы. С непостижной душой, Открытою тайной, Из-за туч он взирает На изумленный мир, На избыток его богатств, Которые он орошает Из артерий собратьев своих. 1777

ПРИЗВАНИЕ ХУДОЖНИКА

ЗНАТОКАМ И ЦЕНИТЕЛЯМ

Не впрок природы буйный пир Для безответных душ, Не впрок созданья мастеров В музеях и дворцах, Когда не творческий порыв, Вдруг вспыхнувший в груди, И не влеченье властных рук Приять и воссоздать. 1776

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ ХУДОЖНИКА

Когда бы клад высоких сил В груди, звеня, открылся! И мир, что в сердце зрел и жил, Из недр к перстам пролился! Бросает в дрожь, терзает боль, Но не могу смириться, Всем одарив меня, изволь, Природа, покориться! Могу ль забыть, как глаз обрел Нежданное прозренье? Как дух в глухих песках нашел Источник вдохновенья? Как ты дивишь, томить меня То радостью, то гнетом! Струями тонкими звеня, Вздымаясь водометом. Ты дар дремавший, знаю я, В моей груди омыла И узкий жребий для меня В безбрежность обратила! 1774

НОВЫЙ АМАДИС

«Марш в чулан!» — кричал отец, И гремел засов. Жил я там, полумертвец, Тысячи часов. Там и подрастал. Там в мечтах я утопал: Рыцарский турнир Там выигрывал не раз, Там объездил мир, Словно принц Бекас. Замок кой-какой возвел, Кой-какой пожег И драконов, где нашел, Взял на коготок. Да, я был герой! Под Парижем — боже мой — Спас я де Треску, И была со мной нежна, Позабыв тоску, Де Треска, княжна. Поцелуи милых уст — Истинный нектар. Я влюбился, будь я пуст! Я принес ей в дар Сказки всей земли. Ах! княжна, увы, вдали. Увели. Куда? Иль ушла сама? Как пройти туда? Я сойду с ума! 1774

ОРЕЛ И ГОЛУБКА

С утеса молодой орел Пустился на добычу; Стрелок пронзил ему крыло — И с высоты упал Он в масличную рощу. Там он томился Три долгих дня, Три долгих ночи И содрогался От боли; наконец Был исцелен Живительным бальзамом Всеисцеляющей природы. Влекомый хищничеством смелым, Приют покинул свой: Он хочет крылья испытать. Увы! они едва Его подъемлют от земли — И он, в унынии глубоком, Садится отдохнуть На камне у ручья. Он смотрит на вершину дуба, На солнце, на далекий Небесный свод — И в пламенных его глазах Сверкают слезы. Поблизости, между олив, Крылами тихо вея, Летали голубь и голубка. Они к ручью спустились И там по золотому Песку гуляли вместе. Водя кругом Пурпурными глазами, Голубка наконец Приметила сидящего в безмолвном Унынии орла. Она товарища тихонько Крылом толкнула, Потом, с участием сердечным Взглянувши на страдальца, Ему сказала: «Ты унываешь, друг! О чем же? Оглянись — не все ли, Что нам для счастья Простого нужно, Ты здесь имеешь? Не дышат ли вокруг тебя Благоуханием оливы? Не защищают ли зеленой Прозрачной сению своей Они тебя от зноя? И не прекрасно ль блещет Здесь вечер золотой На мураве и на игривых Струях ручья? Ты здесь гуляешь по цветам, Покрытым свежею росою, Ты можешь пищу Сбирать с кустов и жажду В струях студеных утолять. О друг, поверь, Умеренность — прямое счастье! С умеренностью мы Везде и всем довольны». «О, мудрость, — прошептал орел, В себя сурово погрузившись,— Ты рассуждаешь, как голубка». 1773

ЗНАТОК И ЭНТУЗИАСТ

К девчонке моей я свел дружка, Хотел угодить дружищу; В ней любо все, с ней жизнь легка — Теплей, свежей не сыщешь. Она на кушетке в углу сидит, Головки своей не воротит; Он чинно ее комплиментом дарит, Присев у окна, напротив. Он нос свой морщил, он взор вперял В нее — с головы до пяток. А я взглянул… и потерял Ума моего остаток. Но друг мой, трезв, как никогда, Меня отводит в угол: «Смотри, она в боках худа И лоб безбожно смугл». Сказал я девушке «прости»,— И молвил, прежде чем идти: «О боже мой, о боже мой, Будь грешнику судьей!». Он в галерее был со мной, Где дух костром пылает; И вот уже я сам не свой — Так за сердце хватает. «О мастер! мастер! — вскрикнул я.— Дай ему счастья, боже! Пускай вознаградит тебя Невеста, всех пригожей». Но критик брел, учен и строг, И, в зубе ковыряя, Сынов небесных в каталог Вносил, не унывая. Сжималась в сладком страхе грудь, Вновь тяжела мирами; Ему ж — то криво, то чуть-чуть Не уместилось в раме. Вот в кресла я свалился вдруг, Все недра во мне пылали! А люди, в тесный сомкнувшись круг, Его знатоком величали. 1774

ХУДОЖНИК И ЦЕНИТЕЛЬ

_{Ценитель}

Что ж, друг мой? Славно! Но Весь левый контур Не вяжется с правым: Здесь высок чуть-чуть, Здесь в ширь пошло. Здесь морщится немного. И улыбка Не схвачена. Мертво покуда!

_{Художник}

Так научите же, Как стать совершенней! Где он, источник естества, Черпнув в котором Мне жизнь и небо Вручить удалось бы перстам? Чтоб дух божественный Моей рукой Создать умудрился б То, что, припав к жене, Я в силах, с зверем наравне, свершить.

_{Ценитель}

То — дело ваше.

_{Художник}

Так. 1774

ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ ХУДОЖНИКА

I

Перед восходом солнца.

_{Художник}

^{(перед мольбертом, на котором установлен портрет толстой, некрасивой, кокетливо скосившей глаза женщины)}

Не могу! Не хочу! Сил больше нет! Писать этот мерзостный облик, этот ужасный портрет В столь дивное утро — не грех ли тяжкий, Когда еще спят мои бедняжки… Любезная женушка! Милые дети!

^{(Снимает картину с мольберта и подходит к окну.)}

Аврора! Мир тобой пробужден! Плачу от счастья: взор мой к тебе пригвожден, Сердце молодо бьется, тебя приветя!

^{(Ставит на мольберт холст с изображением Венеры Урании.)}

Моя богиня! Здесь, пред ликом твоим, Вновь я счастьем юности одержим И в душе своей, и в мыслях своих Осязаю тебя, как влюбленный жених. Ты моя, когда я тебя пишу. Ты — это я. Нет, больше, чем я. Лишь тобой дышу. Владычица мира! Первозданная суть красоты! Неужто за подлые деньги мной будешь покинута ты, Чтоб какой-нибудь дурень, по моей же вине, Тебя укрепил на цветастой стене?! Ах, дети мои! Помоги им, нищим… Попадешь ты в гостиную к богачу, И мы с него контрибуцию взыщем. Глядишь, на хлеб и получу. Но купивший тебя не обладает тобой! Ты — во мне, о ниспосланная судьбой, Мать природы, свет Радости всеземной! От тебя в упоенье Пребываю в блаженнейшем опьяненье!