Собрание сочинений в трех томах. Том 3

— То-то, Херувимов… Мм-да-а… Фамилия у тебя того… Ты не архиреем был, Архангелов?

— Херувимов, — поправляет тот.

— Один черт — все одно… Если кто спросит, пошел проверять в натуре эту сводку.

Херувимов остается один:

— Такого еще не было… Не будь Петра Кузьмича — пропали бы. А впрочем, этот долго не продержится — я-то уж знаю.

Кладовая. Самоваров входит и говорит кладовщику:

— Отпустишь Хватову продукцию… для меня.

— Чего отпустить?

— Ко-ко — двадцать.

Кладовщик понимающе откладывает яйца.

— Бе-бе — четыре кило, — добавляет Самоваров.

Кладовщик берет в руки баранину.

— Жж-жж… — жужжит Самоваров, — кило!

Кладовщик вырезает сотовый мед.

— Пока хватит, — заключает Самоваров. — Григорий Егорыч зайдет.

Улица перед правлением. Сигнал автомашины. Автомашина «Победа». Дверца открывается, в кабине Недошлепкин.

Самоваров выбегает из кладовой. Недошлепкин кричит ему:

— Сколько времени ждать?! — После этих слов Самоваров трусцой подбегает к машине. — Я двенадцать колхозов уже проверил за день. Оперативно надо! — наставляет Недошлепкин, не выходя из автомашины.

— Виноват, Маркел Карпыч! План животноводства продумывал.

— Вник?

— Вглубь.

— Хорошо. Сеешь?

— Сею.

— Плохо сеешь. Я у тебя тоже форсировал: там, где эта… девчонка.

— Спасибо за помощь, Маркел Карпыч.

— То-то же. Дисциплина как?

— Во! — показывает Самоваров большой палец.

— Процент людей в поле?

— Сто двадцать два и семь восьмых!

— Значит, порядок?

— Порядок.

— Значит, везешь?

— Везу.

— Сопротивление есть?

— Есть.

— Побеждаешь?

— Побеждаю.

— Та-ак. Ты того, нагнись-ка! — Самоваров наклоняет ухо, и Недошлепкин ему говорит: — Накинь-ка выполнение плана сева этим числом процентиков на пятнадцать лишнего. Район садится. Соображаешь?

— Все! И на двадцать можно. Потом досеем помаленьку, после окончания плана.

— Значит, прыгнем в областной сводке?

— Прыгнем.

— Всё?

— Всё!

— Поехал форсировать на полную высоту!

Недошлепкин тянет дверцу к себе, Самоваров — к себе.

— Нет, Маркел Карпыч, есть еще вопрос, — убедительно говорит Самоваров.

— Что еще?

— Это дело надо решать… — оглядывается, видит Домну, идущую мимо… — при закрытых дверях.

— Ну-у? Тогда пойдем.

Правление. Самоваров и Недошлепкин входят. Самоваров Херувимову:

— Ты поди-ка погуляй… Дела секретные.

— Да у меня дел по горло, Прохор Палыч! Петр Кузьмич дал задание проверить минимум трудодней колхозников.

— Кто-о?

— Петр Кузьмич. Как будто вы не знаете его?

— Знаю я вас, мошенники! И сюда он нос сует. Гулять! — приказывает он Херувимову.

Херувимов выходит, забрав с собой папку и счеты.

Кабинет Самоварова. Недошлепкин в кресле Самоварова. Самоваров — на стуле для посетителей. Самоваров говорит:

— Этот самый Шуров тянет колхоз на вредный путь. Массу настроил против меня. Всех членов партии настроил против меня. Не агроном, а разлагатель. И в поле он…

Стук в дверь.

— Кого-то принесла нелегкая! — тихо говорит Самоваров. — Кто? — спрашивает он громко.

Всовывается голова Хвата.

— Ага! Зайди-ка! — обращается к нему Самоваров. — Ты мне нужен.

— Здравствуйте, товарищ Недошлепкин! — подхалимским тоном говорит Хват. — Нужен я вам или нет, — обращается он к Самоварову, — а вы мне нужны — во! — режет ладонью горло.

— Аль что случилось?

— Вы мне поручили догляд за семенами. Беда!

— Украли?! — тревожится Самоваров.

— Хуже. Вика лежит буртом в поле, накрытая брезентом, и никто ее не сеет. Ваше распоряжение не выполнено. Так что свеклу, почитай, кончают: по зяби посеяли, а не по весновспашке.

Самоваров стукнул кулаком по столу:

— Или он, или я!

— Не кипятись — разберемся. Наряд дал ты?

— Я!

— Спроси и прижми. А я поддержу.

Болтушок вскочил как угорелый в кабинет без спросу и предупреждения и с ходу забалабонил:

— Поскольку ваше приказание — пахать картофелище под овес — дано… Пламенный привет председателю райисполкома товарищу Маркелу Карпычу Недошлепкину! Тем не менее, однако, постольку-поскольку обязан доложить для исправления недоработки. Что есть вспашка? Вспашка есть, по-научному, шевеление земли изнутри наружу для ликвидации бактериев и всякой гадости. Не нами придумано, не нам и отдумывать назад!

— Да в чем дело-то? — не выдержал даже и Недошлепкин.

— Все ясно, — говорит Самоваров. — Это мои люди, — указывает на Болтушка и Хвата, — мои наблюдатели для точности руководства. Этот — Никифор Пяткин.

— Знаю, — подтверждает Недошлепкин.

— Так вот он докладывает: Шуров сеет по непаханой. Он, Шуров, говорит, будто в прошлом году там пахали под картошку на сорок сантиметров, а теперь не надо пахать до будущего года — прямо сеять.

— По непахано-ой! И ты допустил? Да я за такое нарушение под суд этого агронома!..

— Я по справочнику правлюсь, Маркел Карпыч, а он из своей головы.

— Грубейшее нарушение агротехники карается законом! — воскликнул Недошлепкин. — Кроме того, я в первый день сева заметил «сырые настроения».

— Это все — дела Шурова, — говорит Самоваров. — За такое — под суд!

— Вот что, напиши-ка докладную от себя, — обращается Недошлепкин к Самоварову. — Приложи заявление колхозников с требованием наказать срывщиков.

— Сколько подписей от колхозников? — спрашивает Самоваров.

— Да человек… человек пяток хватит. Завтра пришлешь материал — передам прокурору.

Катков и Шуров. Они около гнездовой сеялки. Перед ними вехи и шнур — поле разбито для гнездового сева. Рядом, на дороге, мотоцикл. Катков сматывает землемерную ленту.