Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Надеюсь, милостивый государь, что недоразумение это уже рассеялось, как легкое облачко.

Сердечно жму Вашу руку и прошу Вас лишь об одном: не пускайте в ход свои ножницы. В случае, если у Вас появятся возражения, сообщите о них, и я не стану повторять того, что не поправилось Вашей публике.

Ж.-К. ГЮИСМАНСУ

Париж, 13 декабря 1876 г.

Милостивый государь и уважаемый собрат по перу!

Должен поздравить Вас с книгой, [99] которую Вы так любезно ко мне занесли. В ней есть великолепные страницы. Мне очень понравились некоторые места в Ваших описаниях, жизнь вдвоем Марты и Лео, молочная лавка, виноторговец и особенно воспоминания Марты о своей жизни, жизни проститутки.

99

Имеется в виду натуралистический роман Гюисманса «Марта, или История одной проститутки» (Брюссель, 1876).

Но если Вы хотите знать мое откровенное мнение, то вот оно: я думаю, книга выиграла бы, если бы была написана в более простой манере. У Вас настолько сам по себе богатый стиль, что Вы можете не злоупотреблять стилистическими излишествами. Я думаю, сила впечатления должна достигаться не окраской слов, а их значением. Все мы видим жизнь в слишком мрачном свете.

Все равно, я очень радовался, читая Ваш роман, ибо Вы, безусловно, один из наших романистов завтрашнего дня. При нашей скудости таких новичков, как Вы, следует встречать с восторгом.

Искренне расположенный к Вам.

ЭДМОНУ ГОНКУРУ

Париж, 19 декабря 1876 г.

Дорогой друг!

Обед назначен на среду. Тургенев свободен и согласен. Я пишу Доде, чтобы он позаботился о составлении меню. Ровно в семь вечера, хорошо?

Ваш.

1877

ГЮСТАВУ ФЛОБЕРУ

Париж, 3 января 1877 г.

Итак, мой друг, что же с Вами сталось? Вы знаете, мы прямо стонем. Вас требуют, в Вас нуждаются. В воскресенье без Вас скука. Вы мне портите всю зиму тем, что возвращаетесь в Париж так поздно. А хуже всего, что и все мы не видимся — без Вас никак не можем собраться вместе.

Все же мы два раза обедали — в первый раз у Адольфа, который нас угостил какой-то отравой, а другой раз на площади Комической оперы, где мы ели поразительный буйабес [100] . Мы пили за Ваше здоровье и чуть было не послали Вам телеграмму, чтобы Вы выезжали с первым же поездом.

100

Рыбная похлебка с пряностями.

Пишу Вам все это, чтобы сказать, как мне Вас недостает. Но я знаю, что именно Вас удерживает, и очень одобряю Вашу упорную работу. [101] Только прошу, напишите мне несколько слов, чтобы я знал: 1. Когда Вы вернетесь? 2. Рассчитываете ли Вы привезти с собою законченную книгу? Ко мне поступают противоречивые сведенья, а я этого не люблю, потому что сомнение всегда вызывает у меня тревогу. Когда буду знать наверняка, я смогу ожидать Вас спокойнее.

Через две недели выйдет в свет моя «Западня». И первый же экземпляр отправится в Круассе. Сейчас я отдыхаю, пишу фарс в трех актах [102] про рогоносцев для Пале-Рояля, директор которого был у меня и просил пьесу. После этого, наверное, напишу драму, а потом возьмусь за роман о страстной любви.

101

В середине 70-х годов Флобер работал над «Тремя повестями» («Юлиан Странноприимец», «Простая душа», «Иродиада»), завершил многолетний труд над «Искушением святого Антония» и готовил новое произведение «Бувар и Пекюше», которое не успел закончить.

102

Имеется в виду комедия Золя «Бутон розы», которая была поставлена в театре Пале-Рояль 6 мая 1878 года и потерпела провал.

Гонкур закончил свою «Девку Элизу». Но он хочет опубликовать ее только в апреле, наверно, чтобы первые шишки достались на долю «Западни». Тургенев пишет, что у него приступ подагры. Доде увяз по горло в своем романе. Вот и все новости.

Желаю успеха в работе, друг мой, поскорей возвращайтесь к нам с шедевром. Тургенев и Мопассан говорили много хорошего о «Простой душе».

До скорого свидания, правда? Искренне Ваш.

Что скажете о «Жермини»? Право, становится лучше на душе.

ЭДМОНУ ГОНКУРУ

Париж, 4 января 1877 г.

Дорогой друг!

Есть ли в Вашей книжке выражение «белая молния нижней юбки» [103] применительно к женщине, которая по вечерам подстерегает мужчин? Не помню, сам ли я нашел эту фразу или слышал ее от Вас, когда Вы читали нам. Разумеется, я не хочу Вас обкрадывать. Прошу Вас, черкните одно только слово, и немедленно, чтобы я знал, имею ли я право на этот образ.

103

Работая над романом «Западня», Золя стремился избежать совпадений с романом Гонкура «Девка Элиза», который вышел почти одновременно, в том же 1877 году. В «Дневнике» Гонкура имеется запись от 17 декабря 1876 года, где он сетует на сходство описания ночной прогулки проститутки в двадцатой главе «Девки Элизы» и ночной прогулки Жервезы в двенадцатой главе «Западни», которую Золя читал друзьям с рукописи.

Искренне Ваш.

РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «БЬЕН ПЮБЛИК»

13 февраля 1877г.

Любезный господин редактор!

Вот уже несколько дней, как я собираюсь ответить на странные обвинения, которые взбесившаяся критика предъявляет моему последнему роману. Я, конечно, оставляю в стороне обвинения, касающиеся чисто литературной стороны книги, — творение художника принадлежит публике, и мне не может прийти в голову глупая мысль требовать от людей, чтобы они мною восхищались. Но я слышу, как вокруг меня говорят: «Золя ведь республиканец, он очень дурно поступил, изобразив народ в столь отталкивающем виде». Ну так вот! Именно на эту фразу я и хочу ответить. Я считаю, что должен ответить и за себя лично, и за редакцию органа республиканцев «Бьен пюблик», [104] который взял на себя труд напечатать первую часть «Западни».

104

«Бьен пюблик»(«le Bien public») — с февраля 1876 года ежедневная газета радикального направления, издававшаяся Эмилем Менье; ее главный редактор Ив Гюйо был горячим сторонником литературных теорий Золя.

Мне придется рассмотреть вопрос несколько шире.

В политике, как в литературе, равно как и во всей духовной жизни человека нашего времени, существуют сейчас два отчетливо выраженных направления: идеалистическое и натуралистическое. Я называю идеалистической политикой такую политику, которая довольствуется готовыми громкими фразами, которая обращается с людьми, как с чистыми абстракциями, и строит утопии, не изучив действительности. А натуралистической я называю такую политику, которая начинает с опыта, опирается на факты, словом, такую, которая учитывает нужды нации.

Я ничем не хочу связывать «Бьен пюблик». Сам я не политик и выражаю здесь только мысли наблюдателя, которого страстно волнует все, чем жив человек. Уже много лет я наблюдаю вторжение в политику романтического охвостья; оно удобно расположилось там в своих султанах из перьев и абрикосовых куртках 1830 года.

Это любопытный материал для изучения, нужно будет как-нибудь заняться им. Да, действительно, романтические драмы оставляли публику холодной. Эти пьесы перестали делать в театре сборы, и пришло время промышлять чем-нибудь другим. И тогда, оставив Амбигю крысам, сотворили газеты. Все тряпье старой драмы переехало на новую квартиру. Нынче первый любовник, держа перо по ветру, лихо подбоченясь, пишет передовицы. Нынче статисты в костюмах, расшитых блестками, кричат: «К черту, граждане, мы будем драться!» Это те же самые романтические приемы, резкое противопоставление света и теней, героев и уродов, та же высокопарная ложь — она надоела зрителям, и теперь ею ошарашивают читателей. Люди делают деньги, кто как умеет, и раз уж литература обернулась для них мачехой, почему бы не заработать миллионы на политике?

Поистине странная политика! Ей не хватает своего Бокажа и Меленга, чтобы было кому снабжать передовицами парижские газеты. Эта политика требует декламации, вращения белков и воздевания рук к небесам. Все в ней фальшь и ложь: и люди и вещи. Это политика позолоченного картона, политика театральной пышности, за которой зыблется пустота, зияющая пустота, куда однажды все может рухнуть. Когда представление окончится и заплативший за него народ поаплодирует актерам, он, очнувшись, снова окажется на тротуаре, прозябший и оборванный, как и прежде.