Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное
Шрифт:
– Мать постыдился бы! Болтаешь…
– Дело житейское! Сама природа зовет! И тебе бы…
– Меня не касайся, ладно?
Вера попросила, чтобы остатки белил Тихон потом принес ей домой.
– Подчепурить хочу горницу!
Белил осталось полведра. Тихон сбросил с головы забрызганную газетную шапчонку. Умылся. А на уме Вера – толстенькая, румяная!
В избе Веры чисто, уютно. Пахло ушником.
– Поужинаешь со мной?
– Ды не откажусь.
Съели курицу, чугун ушника горячего.
– Фу! Пузо щас лопнет! Обкормила ты меня!
Тихон
– Иди ко мне, Верунь!
– Э-э, насчет этого… самого… и не думай! У меня муж… строго наказал…
– На замок примкнул?
– На замок.
– Эт я запросто… Сколько их взломал своим ломиком! Гы-гы!
– Я тебе сурьезно говорю… Полезешь – придушу!
– Придушишь? Поглядим! Мне даже ресно!
Тихон пружинисто вскочил. Подхватил Веру на руки. Она довольно рассмеялась:
– Гля, какой сильный! А на вид – замухрышка!
– Ты мое главное достоинство не знаешь! А как узнаешь…
– То не отлипну от тебя?
– Ага!
Тихон упал с ней на перину, впился в ее губы… как бы заxлебнулся – азартно засопел, застонал, все глубже погружаясь, по его же выражению, в теплое женское урочище…
Как никогда постарался! Оно ведь и бабу хотелось уважить – наголодалась! И силушку мужскую показать – в грязь лицом не ударить! «Теперича надолго ей…» Сам мгновенно заснул. Но уже вскоре Вера его растолкала, ласково прошептала на ухо:
– Миленький, сделай еще так же!
«Ненасытная! Изнасилует!..»
– Куда же ты? Че вскочил?
– В уборную схожу. Живот схватило!
– Поскорей вертайся, милок, на перинку!
Тихон огородами спешно подался домой, то и дело усмехаясь, то ли с горечью, то ли весело. То ль над собой, то ль над Веркой.
Саша жил в Волгограде, работал на заводе. Когда у него с женой родилась дочка, письмом вызвал мать, чтобы приехала нянчить внучку.
– Надо ехать, помочь. А ты, сынок, как же тут один?
– Проживу. Не горься.
Тихон проводил мать на поезд. В зале ожидания стал ждать автобуса. В углу в коляске сидел инвалид. Просил подаяние. Но мало кто ему давал. А он все играл и играл на старой хромке. И в мутную глубину вокзала текли, струились свежие, чистые звуки музыки.
С ведром и шваброй вошла уборщица. Угрюмо объявила:
– Санчас!
– А что нам делать? – растерянно спохватилась молодка с дюжиной сумок, пакетов, узелков.
– Да хучь зарядку!
Уборщица стала мыть полы, обильно смачивая их водой, отчего воздух промозгло похолодел. Чемоданы, сумки она с грохотом передвигала с места на место, толкая их сапожищем. Ворчала:
– Понапихались тут! Все куда-то едут, едут! Не сидится людям дома! – Шумно выжала тряпку: – Телехфон сломали, подоконники исписали, порезали…
Тяжело глянула на инвалида:
– А ты че тута рыпишь? Тебе пензии не хватает?!
Уборщица наконец помыла полы и ушла. И было примолкнувший народец вновь загомонил.
– Невестку-то я как любила! Как малое дитя, купала в ванной, блинами с медом кормила.
А она намедни вот как обошлась: приводит незнакомую женщину и говорит: «Это моя новая свекровь».Кто-то, подстраиваясь под Хазанова, поведал, как один ловкий папаша с красавцем-сыном ходил по богатым семьям, у кого были дочери на выданье. Якобы сватались. А после обильного угощения бесследно исчезали.
Тихон, слушая все это, подумал, что и он сам мог бы кое-что рассказать. Прошлым летом по туристической путевке приехал в Волгоград. И так увлеченно засматривался на ножки женщин, что не заметил, как отбился от своей группы. Разинув рот, блуждал по Аллее Героев. Тут к нему вежливо напросилась на «приятное общение в чудесный вечер» Олимпиада Вольдемаровна – таковой она представилась с доброй, милой улыбкой. И дополнила о себе:
– Профессорша. Читаю в институте лекции.
«Не абы кто!» – с гордостью подумал Тихон, в скором времени надеясь разыскать земляков из группы и похвастаться им своим знакомством.
Погуляли. От Вечного огня – до Волги. От Волги – до Вечного огня.
– А я поблизости живу. Вон мои окна. Зайдем на чашечку кофе?
От приглашения Тихон не отказался.
Квартира была богатая. Радужная. И был тут Эдик. В ушах у него красовались сережки. «Как у женщины!» – усмехнулся Тихон.
И потом еще многому он удивлялся. Неожиданно исчезла сама хозяйка. Эдик вилял бедрами, кокетничал, улыбался накрашенными губами. А кофе вроде бы и не кофе… Потому что с каждым глотком все сильнее кружилась голова, явь перед взором уплывала, растворялась…
Очнулся Тихон утром в пахнущей духами постели. Голый. Рядом спал Эдик. Тоже голый. Молочно- белый, гладкий.
Молодка со множеством узлов тоже ехала в станицу. Тихон помог ей занести вещи в автобус. Пригляделся – смазливенькая. Скорее всего, чувашка. Поболтал с ней. Едет устраиваться работать на ферме. – А где же ты жить будешь? Хочешь, у меня?
Она поглядела на него смелым, веселым взглядом.
Когда вошли в избу, Тихон сказал:
– Давай вначале закусим, а потом…
– Лучше наоборот…
– Какая молодчина! – обрадовался он. Согрел ведро воды, тщательно выкупал чувашку, побрызгал ее одеколоном. Подхватил в охапку. У кровати чувашка заегозила:
– Заплати!
– Ты – проститутка?
– Заплати!
Тихону еще ни разу не доводилось, чтоб за деньги… чтоб вот так запросто раздавать. Но, не желая сорвать «мероприятие», дал ей десятку. Она тотчас услужливо:
– Как тебе лучше? Я по-всякому смогу…
– Ложись на спину.
– А-а, по-деревенски!..
Так Тихону было легче вытащить из-под подушки спрятанные чувашкой деньги. Что он и сделал. Потом она искала их, всю постель перетряхнула, из подушек на пол пух вывалила – рылась в нем. В конце концов Тихону надоело на это смотреть. Он избил ее и со всем скарбом выгнал за ворота.
– Давай сойдемся без свадьбы и будем жить?
– Согласна.
– И давай без ревности.