Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Заповедный мой Ильмень, С птицей вольною, неловленой, Заповедный мой олень, Только солнышком целованный. 1966

* * *

Сегодня у меня глаза смеются, Слова особенные льются, Причина так мала и так проста — Я был с тобой — след в след, уста в уста. Ты пряталась, и в чаще куковала, И неподдельно сердцем ликовала, И пела вдохновенней соловья. Причиною — привязанность моя. Я с той поры, когда тебя увидел, Ничем большого чувства не обидел, Нигде, ничем любви не оскорбил,— Тобой дышал, одну тебя любил. Какое счастье — цельность и единство, Глядим друг в друга и не наглядимся, В березах, в ольшняке, в семье рябин Для нас с тобою всюду путь один. Как ты прелестна в легкой летней блузке, Идем к реке, — не упади на спуске, — Я помогу тебе и поддержу И в сотый раз с любовью погляжу! 1966

* * *

Твое золотое колечко Летало со мною далечко. Границу пересекало, И возле Дуная сверкало, И возле садов деревенских, И возле дворцов королевских. Светило с трибуны солдатам, Рязанским и курским ребятам. Как символ разлуки и чести Носил я его в Будапеште, Тебя оно не забывало, Когда в облаках пребывало, Когда на посадку садилось, Когда не с тобой находилось. Две звездочки на колечке, Как мы с тобой на крылечке, Два ясных глазочка в оправе, Как мы с тобой в силе и славе. 1966

* * *

Бей меня, солнце, По ягодицам! Это, я думаю, Пригодится. Жми, прижимай меня, Море, волною, Брызгайся, бейся, Кипи подо мною! Чтоб выступала На плечи соленость, Чтоб отступала Моя утомленность. Чтобы судьбы Ежедневная тропка Не поддавалась тебе, Нервотрепка. Море смеется: — Так и поступим, Хворям, недугам На горло наступим. Солнце грозится: — Загаром ударю, Буду служить тебе, Как государю! 1966

* * *

А соловей поет, как при Мамае, На тот же лад, на древний свой мотив. Тогда его не очень понимали, Да и теперь кой-кто кричит: — В архив! Нам этой безыдейщины не надо, Не соловьями занято село. — Но льется неподкупная рулада Всем горе-теоретикам назло! И слушают сердца людей живые Признания влюбленных в землю птиц. Не соловьи — посты сторожевые И часовые песенных границ! Дозорные моей большой державы, Доверенные чувства и любви. Стою у Соловьиной переправы, Где шли бои, бушуют соловьи. 1966

* * *

Около леса не вижу подлеска, Это, по-моему, ненормально. Тут ему самое, самое место, Чтобы расти и шуметь беспечально. Чтобы под смелой защитою старших Двигаться вверх, синеву раздвигая, Крон государственных и патриарших В зрелую пору свою достигая. Где же подлесок? Ну, как это можно? Бор как не слышит, стоит бессловесно, Шепчется старый тревожно, тревожно, Словно стена обрываясь отвесно. Слышу и вижу, как бор беспокоен, Как его давит тяжелая дума. Рядом — ужели он в этом виновен — Нет молодого зеленого шума! 1966

* * *

Я был в печали, я смирел, Молчал, как церковь вековая, Тебя увидел — и свирель Опять взялась за воркованье. Воркуют голуби, вода, Автомобильные моторы, Натянутые провода И даже дальние просторы. Земля воркует, зной поет. В истоме дремлющих растений Басовую струну берет Сердитый шмель, садясь на стебель. И я пою, и ты, мой друг, А с нами вместе вся Россия, И стелется зеленый луг Под ноженьки твои босые. 1966

* * *

Те фиалки, что ты сорвала, Принесла и на стол мне поставила, Скромно-скромно глядят со стола, Скромность в их поведении — правило. Не кичатся они красотой, Лепестки их чуть-чуть фиолетовы. Как они хороши чистотой, В мире что-нибудь есть выше этого? Нежность, женственность, скромность, покой — Все фиалке природой даровано. Как вчера ты своею рукой К ним тянулась, была очарована. Сквозь ореховые кусты Пробираючись полегонечку, Ты к груди прижимала цветы И несла их в лесу, как ребеночка. Твой букет на столе не завял, Не утратил лесной своей свежести. Ночью я у него узнавал: — Что с царевной моей? — Спит и нежится! 1966

* * *

Наш лес не дремлет, не заснежен — Шумит, плывет, гребет листвой. Я около тебя, я нежен, Я неизменно только твой. Ты помнишь первую поездку? Какой костер мы жгли тогда! Кто нам опять прислал повестку Явиться именно сюда?