Собрание сочинений. Том шестой
Шрифт:
— В Индржиховом Градце, — отозвался Швейк, — много лет тому назад был колбасник Йозеф Линек. У него на полке стояли две коробки. В одной была смесь всяких пряностей, которые он клал в кровяную и ливерную колбасу. В другой — порошок от насекомых, так как этот колбасник неоднократно мог удостовериться, что его покупателям часто приходилось разгрызать в колбасе клопа или таракана. Он всегда говорил, что клопам присущ пряный привкус горького миндаля, который кладут в бабу, но прусаки в колбасных изделиях воняют, как старая заплесневелая Библия. Ввиду этого он зорко следил за чистотой в своей мастерской и повсюду рассыпал порошок от насекомых.
Так
— Ты кончил? — спросил вольноопределяющийся Марек, которому, должно быть, тоже не терпелось принять участие в разговоре.
— С этим я покончил, — ответил Швейк, — но аналогичный случай произошел в Бескидах, об этом я расскажу вам, когда мы пойдем в сражение.
Вольноопределяющийся Марек начал:
— Поваренное искусство лучше всего познается во время войны, особенно на фронте. Позволю себе маленькое сравнение. В мирное время все мы читали и слушали о так называемых ледяных супах, то есть о супах, в которые кладут лед. Это — излюбленные блюда в Северной Германии, Дании, Швеции. Но вот пришла война, и нынешней зимой на Карпатах у солдат было столько мерзлого супа, что они в рот его не брали, а между тем это — изысканное блюдо.
— Мерзлый гуляш есть можно, — возразил старший писарь Ванек, — но недолго, самое большее неделю. Из-за него наша девятая рота оставила окопы.
— Еще в мирное время, — необычайно серьезно заметил Швейк, — вся военная служба вертелась вокруг кухни и вокруг разнообразнейших кушаний. Был у нас в Будейовицах обер-лейтенант Закрейс тот всегда вертелся около офицерской кухни, и если солдат в чем-нибудь провинится, он скомандует ему «смирно» и напустится: «Мерзавец, если это еще раз повторится, я сделаю из твоей рожи настоящую отбивную котлету, раздавлю тебя в картофельное пюре и потом тебе же дам это все сожрать. Полезут из тебя гусиные потроха с рисом, будешь похож на шпигованного зайца на противне. Вот видишь, ты должен исправиться, если не хочешь, чтоб люди принимали тебя за фаршированное жаркое с капустой».
Дальнейшее изложение и интересный разговор об использовании меню в целях воспитания солдат в довоенное время были прерваны страшным криком сверху, где закончился торжественный обед.
В беспорядочном гомоне голосов выделялся резкий голос кадета Биглера:
— Солдат должен еще в мирное время знать, чего требует война, а во время войны не забывать того, чему научился на учебном плацу.
Потом запыхтел подпоручик Дуб.
— Прошу констатировать, мне уже в третий раз наносят оскорбление.
Наверху совершались великие дела.
Подпоручик Дуб, лелеявший известные коварные умыслы против кадета Биглера и жаждавший излить свою душу перед командиром батальона, был встречен
страшным ревом офицеров. На всех замечательно подействовала еврейская водка.Один старался перекричать другого, намекая на кавалерийское искусство подпоручика Дуба: «Без грума не обойдется!», «Испуганный мустанг!», «Как долго, приятель, ты пробыл среди ковбоев на Западе?», «Цирковой наездник!»
Капитан Сагнер быстро сунул Дубу стопку проклятой водки, и оскорбленный подпоручик Дуб подсел к столу. Он придвинул старый, поломанный стул к поручику Лукашу, который приветствовал его участливыми словами: «Мы уже все съели, товарищ».
Кадет Биглер строго по инструкции доложил о себе капитану Сагнеру и другим офицерам, каждый раз повторяя: «Кадет Биглер прибыл в штаб батальона». Хотя все это видели и знали, тем не менее его грустная фигура каким-то образом осталась незамеченной.
Биглер взял полный стакан, скромно уселся у окна и ждал удобного момента, чтобы бросить на ветер свои познания, почерпнутые из учебников.
Подпоручик Дуб, которому ужасная сивуха ударила в голову, стуча пальцем по столу, ни с того ни с сего обратился к капитану Сагнеру:
— Мы с окружным начальником всегда говорили: «Патриотизм, верность долгу, самосовершенствование — вот настоящее оружие на войне». Напоминаю вам об этом именно сегодня, когда наши войска в непродолжительном времени перейдут через границы.
До этих слов продиктовал уже больной Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Смерть, наступившая 3 января 1923 года, заставила его умолкнуть навсегда и помешала закончить один из самых прославленных и наиболее читаемых романов, созданных после первой мировой войны.
Примечания
Стр. 6. « Нейе фрейе пресс» — венская националистическая газета.
Стр. 7. … лежу на нарах— то есть в полицейском участке.
Стр. 26. Анабасис( греч.) — поход в глубь страны. Так названы две древнегреческие книги: 1) греческого полководца и писателя Ксенофонта о походе Кира Младшего и 2) Арриана — о походе Александра Македонского. Во второй главе второй части Гашек пародирует официозную версию похода чехословацких легионеров через Сибирь на родину. Поход их был назван чехословацкими националистами «сибирским анабасисом».
Стр. 29. … за Флорианом— то есть за статуей святого Флориана; считалось, что святой Флориан защищает от пожаров. Во многих чешских селах стояли его статуи, которые изображали этого святого заливающим пожар водой.
Стр. 34. … когда государь не короновался… — При вступлении на престол императоры Австро-Венгрии одновременно короновались и как короли Чехии, что символизировало некоторую самостоятельность этой страны. Франц-Иосиф I также торжественно обещал короноваться чешским королем, но обещания не исполнил.
Стр. 35. Липнице. — В этом небольшом городе на юго-востоке Чехии провел последние годы жизни Ярослав Гашек, здесь он во время своей болезни диктовал роман «Похождения бравого солдата Швейка». В Липнице Гашек и похоронен.
Стр. 44. « Старик Прогулкин» Чехи дали императору Францу-Иосифу прозвище «Proch'azka», что в переводе на русский язык значит «прогулка».
Стр. 50. Контушовка— польская крепкая сладкая водка.