Собрание сочинений

III

Аполлон, сними венок,положи его у ногЭлиота, как пределдля бессмертья в мире тел.Шум шагов и лиры звукбудет помнить лес вокруг.Будет памяти служитьтолько то, что будет жить.Будет помнить лес и дол.Будет помнить сам Эол.Будет помнить каждый злак,как хотел Гораций Флакк.Томас Стерн, не бойся коз.Безопасен сенокос.Память, если не гранит,одуванчик сохранит.Так любовь уходит прочь,навсегда, в чужую ночь,прерывая крик, слова,став незримой, хоть жива.Ты ушел к другим, но мыназываем царством тьмыэтот край, который скрыт.Это ревность так велит.Будет помнить лес и луг.Будет помнить все вокруг.Словно тело – мир не пуст!
– помнит ласку рук и уст.12 января 1965

1 января 1965 года

Волхвы забудут адрес твой.Не будет звезд над головой.И только ветра сиплый войрасслышишь ты, как встарь.Ты сбросишь тень с усталых плеч,задув свечу, пред тем как лечь.Поскольку больше дней, чем свечсулит нам календарь.Что это? Грусть? Возможно, грусть.Напев, знакомый наизусть.Он повторяется. И пусть.Пусть повторится впредь.Пусть он звучит и в смертный час,как благодарность уст и глазтому, что заставляет наспорою вдаль смотреть.И молча глядя в потолок,поскольку явно пуст чулок,поймешь, что скупость – лишь залогтого, что слишком стар.Что поздно верить чудесам.И, взгляд подняв свой к небесам,ты вдруг почувствуешь, что сам– чистосердечный дар.январь 1965

Без фонаря

В ночи, когда ты смотришь из окнаи знаешь, как далеко до весны,привычным очертаньям валунане ближе до присутствия сосны.С невидимой улыбкой хитрецасквозь зубы ты продергиваешь нить,чтоб пальцы (или мускулы лица)в своем существованьи убедить.И сердце что-то екает в груди,напуганное страшной тишинойпространства, что чернеет впередине менее, чем сумрак за спиной.январь – февраль 1965

* * *

Т. Р.

Из ваших глаз пустившись в дальний путь,все норовлю – воистину вдали!
– увидеть вас, хотя назад взглянутьмешает закругление земли.Нет, выпуклость холмов невелика.Но тут и обрывается пучок,сбегающий с хрустального станкаот Ариадны, вкравшейся в зрачок.И, стало быть, вот так-то, вдалеке,обрывок милый сжав в своей руке,бреду вперед. Должно быть, не судьбанам свидеться – и их соединить,хотя мой путь, верней, моя тропасужается и переходит в нить.январь – февраль 1965

Март

Дни удлиняются. Ночистановятся все короче.Нужда в языке свечина глазах убывает,все быстрей остываютна заре кирпичи.И от снега до болидни бескрайней, чем полебез межи. И ужени к высокому слогу,ни к пространству, ни к Богуне прибиться душе.И не видит пределасвоим движениям тело.Только изгородь снаделит эти угодьяради их плодородья.Так приходит весна.март 1965, Норенская

Менуэт

(Набросок)

Прошла среда и наступил четверг,стоит в углу мимозы фейерверк,и по столу рассыпаны колоннымоих элегий, свернутых в рулоны.Бежит рекой перед глазами время,и ветер пальцы запускает в темя,и в ошую уже виднейне более, чем в одесную, дней.Холодный март овладевает лесом.Свеча на стены смотрит с интересом.И табурет сливается с постелью.И город выколот из глаз метелью.апрель 1965

* * *

Моя свеча, бросая тусклый свет,в твой новый мир осветит бездорожье.А тень моя, перекрывая след,там, за спиной, уходит в царство Божье.И где б ни лег твой путь: в лесах, меж туч– везде живой огонь тебя окликнет.Чем дальше ты уйдешь – тем дальше луч,тем дальше луч и тень твоя проникнет!Пусть далека, пусть даже не видна,пусть изменив – назло стихам-приметам, -но будешь ты всегда озаренапусть слабым, но неповторимым светом.Пусть гаснет пламя! Пусть смертельный соногонь предпочитает запустенью.Но новый мир твой будет потрясенлицом во тьме и лучезарной тенью.до 1 мая 1965

Ex ponto

(Последнее письмо Овидия в Рим)

Тебе, чьи миловидные чертыдолжно быть не страшатся увяданья,в мой Рим, не изменившийся, как ты,со времени последнего свиданья,пишу я с моря. С моря. Кораблисюда стремятся после непогоды,чтоб подтвердить, что это край земли.И в трюмах их не отыскать свободы.до 1 мая 1965

Пророчество

М. Б.

Мы будем жить с тобой на берегу,отгородившись высоченной дамбойот континента, в небольшом кругу,сооруженном самодельной лампой.Мы будем в карты воевать с тобойи слушать, как безумствует прибой,покашливать, вздыхая неприметно,при слишком сильных дуновеньях ветра.Я буду стар, а ты – ты молода.Но выйдет так, как учат пионеры,что счет пойдет на дни – не на года, -оставшиеся нам до новой эры.В Голландии своей наоборотмы разведем с тобою огороди будем устриц жарить за порогоми солнечным питаться осьминогом.Пускай шумит над огурцами дождь,мы загорим с тобой по-эскимосски,и с нежностью ты пальцем проведешьпо девственной, нетронутой полоске.Я на ключицу в зеркало взглянуи обнаружу за спиной волнуи старый гейгер в оловянной рамкена выцветшей и пропотевшей лямке.Придет зима, безжалостно крутяосоку нашей кровли деревянной.И если мы произведем дитя,то назовем Андреем или Анной.Чтоб, к сморщенному личику привит,не позабыт был русский алфавит,чей первый звук от выдоха продлитсяи, стало быть, в грядущем утвердится.Мы будем в карты воевать, и вотнас вместе с козырями отнесетот берега извилистость отлива.И наш ребенок будет молчаливосмотреть, не понимая ничего,как мотылек колотится о лампу,когда настанет время для негообратно перебраться через дамбу.1 мая 1965

* * *

«Камерная музыка».

Ночь. Камера. Волчокхуярит прямо мне в зрачок.Прихлебывает чай дежурный.И сам себе кажусь я урной,куда судьба сгребает мусор,куда плюется каждый мусор.Колючей проволоки лирамаячит позади сортира.Болото всасывает склон.И часовой на фоне небавполне напоминает Феба.Куда забрел ты, Апполон!24 мая 1965, КПЗ

* * *

Маятник о двух ногахв кирзовых сапогах,тикающий в избепри ходьбе.Вытянуто, как яйцо,белеет лицовроде белой тарелки,лишенное стрелки.В ящике из тишины,от стены до стены,в полумраке. Впервойвниз головой.Памятник самомусебе, одному,не всадник с копьем,не обелиск -вверх остриемдиск.май 1965