Собрание сочинений

О чем ты грезишь? О своих избитых,но не расчитанных никем орбитах?О букве шестирукой, радитебя в тетрадирасхристанной на месте плоскомкириллициным отголоскомединственным, чей цвет, бывало,ты узнавалаи вспархивала. А теперь, слепая,не реагируешь ты, уступаяплацдарм живым брюнеткам, женскимужимкам, жестам.

VII

Пока ты пела и летала, птицыотсюда отбыли. В ручьях плотицыубавилось, и в рощах пусто.Хрустит капустав полях от холода, хотя одетапо-зимнему. И бомбой где-тобудильник тикает, лицом не точен,и взрыв просрочен.А больше – ничего не слышно.Дома отбрасывают свет покрышнообратно в облако. Трава пожухла.Немного жутко.

VIII

И только двое нас теперь – заразыразносчиков. Микробы, фразыравно способны поражать живое.Нас только двое:твое страшащееся смерти тельце,мои, играющие в земледельцас образованием, примерно восемьпудов. Плюс осень.Совсем испортилась твоя жужжалка!Но времени себя не жалкона нас растрачивать. Скажи спасибо,что – неспесиво,

IX

что совершенно небрезгливо, либо -не чувствует, какая липаему подсовывается в виде вялыхбольших и малыхпархатостей. Ты отлеталась.Для времени, однако, старостьи молодость неразличимы.Ему причиныи следствия чужды де-юре,а данные в миниатюре– тем более. Как пальцам в спешке– орлы и решки.

X

Оно, пока ты там себе мелькалапод лампочкою вполнакала,спасаясь от меня в стропила,таким же было,как и сейчас, когда с бесцветной пыльюты сблизилась, благодаря бессильюи отношению ко мне. Не думайс тоской угрюмой,что мне оно – большой союзник.Глянь, милая, я – твой соузник,подельник, закадычный кореш;срок не ускоришь.

XI

Снаружи осень. Злополучье голыхветвей кизиловых. Как при монголах:брак серой низкорослой расыи желтой массы.Верней – сношения. И никому нет деладо нас с тобой. Мной овладелооцепенение – сиречь, твой вирус.Ты б удивилась,узнав, как сильно заражает сонностьи безразличие рождая, склонностьрасплачиваться с планетойее монетой.

XII

Не умирай! сопротивляйся, ползай!Существовать не интересно с пользой.Тем паче, для себя: казенной.Честней без онойсмущать календари и числаприсутствием, лишенным смысла,доказывая посторонним,что жизнь – синонимнебытия и нарушенья правил.Будь помоложе ты, я б взор направилтуда, где этого в избытке. Ты жестара и ближе.

XIII

Теперь нас двое, и окно с поддувом.Дождь стекла пробует нетвердым клювом,нас заштриховывая без нажима.Ты недвижима.Нас двое, стало быть. По крайней мере,когда ты кончишься, я факт потериотмечу мысленно – что будет эхомтвоих с успехомкогда-то выполненных мертвых петель.Смерть, знаешь, если есть свидетель,отчетливее ставит точку,чем в одиночку.

XIV

Надеюсь все же, что тебе не больно.Боль места требует и лишь окольнок тебе могла бы подобраться, с тыланакрыть. Что былобы, видимо, моей рукою.Но пальцы заняты пером, строкою,чернильницей. Не умирай, покудане слишком худо,покамест дергаешься. Ах, гумозка!Плевать на состоянье мозга:вещь, вышедшая из повиновенья,как то мгновенье,

XV

по-своему прекрасна. То есть,заслуживает, удостоясьовации наоборот, продлиться.Страх суть таблицазависимостей между личнойбеспомощностью тел и лишнейсекундой. Выражаясь сухо,я, цокотуха,пожертвовать своей согласен.Но вроде этот жест напрасен:сдает твоя шестерка, Шива.Тебе паршиво.

XVI

В провалах памяти, в ее подвалах,среди ее сокровищ – палых,растаявших и проч. (вообще ихни при кощеяхне пересчитывали, ни, тем паче,позднее) среди этой сдачис существования, приют нежесткийтвоею тезкойнеполною, по кличке Муза,уже готовится. Отсюда, муха,длинноты эти, эта как бы свитабукв, алфавита.

XVII

Снаружи пасмурно. Мой орган треньяо вещи в комнате, по кличке зренье,сосредоточивается на обоях.Увы, с собой ихузор насиженный ты взять не в силах,чтоб ошарашить серафимов хилыхтам, в эмпиреях, где царит молитва,идеей ритмаи повторимости, с их колокольни -бессмысленной, берущей корнив отчаяньи, им – насекомымтуч – незнакомом.

XVIII

Чем это кончится? Мушиным Раем?Той пасекой, верней – сараем,где над малиновым вареньем соннымкружатся сонмомтвои предшественницы, издаваязвук поздней осени, как мостоваяв провинции. Но дверь откроем -и бледным роемони рванутся мимо нас обратнов действительность, ее опрятноукутывая в плотный саванзимы – тем самым

XIX

подчеркивая – благодаря мельканью, -что души обладают тканью,материей, судьбой в пейзаже;что, цвета сажи,вещь в колере – чем бить баклуши -меняется. Что, в сумме, душилюбое превосходят племя.Что цвет есть времяили стремление за ним угнаться,великого Галикарнасцацитируя то в фас, то в профильхолмов и кровель.

XX

Отпрянув перед бледным вихрем,узнаю ли тебя я в ихнемзаведомо крылатом войске?И ты по-свойскиспланируешь на мой затылок,соскучившись вдали опилок,чьим шорохом весь мир морочим?Едва ли. Впрочем,дав дуба позже всех – столетней!
– ты, милая, меж них последнейокажешься. И если примут,то местный климат

XXI

с его капризами в расчет принявши,спешащую сквозь воздух в нашипределы я тебя увижувесной, чью жижутопча, подумаю: звезда сорвалась,и, преодолевая вялость,рукою вслед махну. Однаконе Зодиакато будет жертвой, но твоей душою,летящею совпасть с чужоюличинкой, чтоб явить навозуметаморфозу.1985