Собрание стихотворений и поэм

*

Войны, раны и недуги Угрожают мне давно: – Ни в какой от нас кольчуге Не спасешься все равно.

В грудь мне целит быстротечный День, как кровник на скаку: – Для чего, поэт беспечный, Пел любовь ты на веку?

Но, всему познавший цену, На снегу взрастив вербену, Утверждаю вновь и вновь: – Сможет войны, ложь, измену И седых столетий смену Пережить моя любовь!

*

В прядильне неба женщины соткали, Когда земные пели соловьи, Из радости, надежды и печали Полотнище для знамени Любви.

И с той поры, как вздыбленностью суши Кавказ опередил полет ракет, Не это ль знамя осеняет души И отражает их небесный свет?

Сердечных мук, друзья, не опасайтесь, Чтоб в пору вьюг вам пели соловьи. И женщинам, ликуя, поклоняйтесь, Храня подобье Африки в крови…

«Влюбленные всех стран, соединяйтесь!» – Я начертал на знамени Любви!

*

Твоя сказала мама: – Посмотрим, ухажер, Дубовый пень ты сможешь В дрова ты превратить? Был пень железным, как топор, А сам топор, как пень, остер. Но смог, в тебя влюбленный, очаг я растопить.

Жизнь подает порою топор мне до сих пор: – Вот пень! Руби, приятель! – Огонь почти угас, А пень железный, как топор, А сам топор, как пень, остер, Но вновь я заставляю огонь пуститься в пляс.

И от тебя не слышал поныне горьких слов О том, что меньше стало в камине нашем дров.

*

О женщина, когда оставит вдруг Тебя твой верный иль неверный друг, Я прилечу к тебе из дальней дали, Затем, чтоб утолить твои печали, Поклонник и должник твоих заслуг.

В любви от века, излучая свет, Тебя самоотверженнее нет. Грустил ли, веселился ли, бывало, Лишь ты меня всех лучше понимала, Дарившая мне милость и совет.

Случись, чем жил, все повторить сначала, С моим, как прежде, твой сольется след. В моей судьбе ты значила немало, И впредь так будет до скончанья лет.

*

Аул Цада – мой Цадастан.

Не ведают границ аулы гор, С их плоских крыш мир целый виден ныне. И не способен заслонить простор Могилы горцев в Праге иль Берлине.

И о событьях жизни мировой, Произошедших даже на отшибе, Одновременно узнают с Москвой В моем Цада, в Хунзахе иль в Гунибе.

И на борту «Гамзата Цадасы» Я странствовал в далеком океане. И взвешивали звездные Весы Деянья века в неземном тумане.

И отражен, как в капельке росы, Весь белый свет был в отчем Цадастане.

*

От слепоты искал я исцеленья, И был совет мне вещим небом дан: «Три слова ты охранного значенья Произнеси, где третье – Дагестан.

Три слова произнес я в вышине, И возвратилось зрение ко мне.

Ударил гром, и я оглох от грома, Не слышу птиц, не слышу аульчан, Но было заклинанье мне знакомо, Его венчало слово «Дагестан».

Благодарю за то, что слышу снова Я небеса, чьим светом осиян. Ах, талисман мой – три заветных слова, Два первых – тайна, третье – «Дагестан».

*

Лене и Гале Гагариным

Я и Мирзо от родины вдали О гибели Гагарина узнали, Но, замерев на месте от печали, Поверить этой вести не могли.

Когда в посольство мчались мы с приема, Еще надежда на сердце была, Но поняли: беда случилась дома, – Увидев слезы на глазах посла.

И опустилась ночь над Тегераном, Приют давая звездным караванам. И думы, словно верные визири, «Утешься тем, – шептали мне во мгле, – Что смертен ты в подлунном этом мире, А он, погибший, вечен на земле».

*

Собрался в страны дальние когда, Сказала мать: «Ты гость простого люда, И с добрым сердцем поезжай туда, И с добрым сердцем возвратись оттуда».

Великий смысл таил ее завет, И понял я пред истиной в ответе: Плохих народов на планете нет. Хоть есть плохие люди на планете.

Не потому ль поведал без вранья О дальних странах Дагестану я?

И смог его во славу зрелых лет Представить миру в нелукавом свете. Мне материнский помнится завет, И я, поэт, пред истиной в ответе.

*

Над крышами плывет кизячный дым, А улицы восходят на вершины. Аул Цада – аварские Афины, Теперь не часто видимся мы с ним.

Но стоит прилететь гостям ко мне, Везу в Цада их, ибо нет сокровищ Дороже для меня среди становищ И звезд в одноплеменной вышине.

И в том могу поклясться, что когда Ко мне б явились инопланетяне, То с ними прилетел бы я в Цада И объявил на Верхней им поляне,

Что не отдам, хоть мне они милы, За целый Марс здесь ни одной скалы.

*

Лаура гор, прелестная аварка, Чтобы воспеть тебя на целый свет, Жаль не родился до сих пор Петрарка, Где скальный к небу лепится хребет.

И над рекой, объятой скачкой громкой, Быть может, ты, не ведая причуд, Осталась бы прекрасной незнакомкой, Когда бы не воспел тебя Махмуд.

И сам пою тебя я, но покуда Не смог ни разу превзойти Махмуда.

Но верую, твоим покорный чарам, Что явится в горах наверняка, Кто воспоет тебя, владея даром Поручика Тенгинского полка.

*

За минутой падает минута. Кто ты, время? Может, душегуб? И слетает грустно почему-то Слово с улыбающихся губ.

Обронил над вымыслом я слезы, Выдворив стихи во имя прозы:

– Молодых ищите стихотворцев, Вам не место за моим столом!

Но они, забыв обычай горцев, В двери к старшим лезут напролом.

И кричат мне, верные прологу, С чашами веселыми в руках: – Проза посох даст тебе в дорогу, С нами – полетишь на облаках!

*

Полно красот в отеческих горах Махмуд

Седло-гора на грани поднебесной Когда-то, молвят, лошадью была, Которую лихой ездок неместный Вдруг оседлал и бросил удила.

И в поисках любви он в ту же пору Исчез в Голотле, Чохе иль Цада. И вскоре лошадь превратилась в гору, Привязанная к небу навсегда.