Собрание стихотворений и поэм

*

Спросила хозяйка зазывного взгляда: «А сколько, скажи, тебе лет?» «Зачем тебе знать это, женщина, надо, Когда еще молод твой свет?»

«Хочу по числу их на белом снегу я Костры запалить в твою честь». «Тогда поспеши в эту полночь благую Лишь двадцать костров ты разжечь».

А сам я подумал, как стоя над бездной: «Годам моим нету числа», – И вдруг увидал, как на черни небесной Костров она сонмы зажгла.

*

Когда бы был Корану я обучен И приобщен к молитвам мусульман, Лицо к нагорным обращая кручам, Тебе бы я молился, Дагестан.

Но возле эмиратских минаретов, Где путь прервал верблюжий караван, Велением любви, а не заветов Я за тебя молился, Дагестан.

Четверку белых лошадей окинув И слушая притихший океан, В лучах заката в стане бедуинов Я за тебя молился, Дагестан.

И видел я, но не с колен намаза, Как вновь забрезжил несказанный свет И, проходя по лезвию Кавказа, На равных с небом говорил поэт.

Был за грехи ничуть не преуменьшен Его земной пожизненный удел Обожествлять в стихах одну из женщин И чтить, как рай, отеческий предел.

*

Черной болью охвачена память моя, Стал Чернобыль ее неотвязным виденьем, Словно в мыслях о жизни, я, слез не тая, Счет веду не годам, не часам, а мгновеньям.

Горький след оставляют слова на губах, И с надеждой заблудшею схожа дорога. И не сердце в груди моей, а Карабах, И несется по жилам не кровь, а тревога.

Поздний стих мой, ты всех оскорбленных почти, Утоли их печали, утешь их обиды. Путь для крымских татар оказался почти В полстолетья длиной до родимой Тавриды.

Пел я дружбу народов в огромной стране, И была моя песня крылата, как бурка. Отчего ж в разъяренной она Фергане Не сумела спасти месхетинского турка?

Был людского согласья прекрасен костер, Отчего же сегодня в союзном пределе Впали в рознь племена и кровавый раздор Не щадит ни надгробия, ни колыбели?

Я Чернобыль, Тбилиси, Баку, Карабах, И живого во мне не осталося места. И взываю к единому небу в мольбах. Чтобы рознь и печаль улеглись повсеместно…

АХМЕД МУНГИ

Горским златокузнецам Доводилось, говорят, Из аула Кубачи До Парижа доходить.

И одним из мастеров, Кто обрел известность там, Был не кто-нибудь, а сам Ювелир Ахмед Мунги.

Могут златокузнецы Говорить на языке, Что понятен странам всем, Где в прекрасном знают толк.

Переводчиком Мунги, Как поведал он о том, Из московской стали был Ослепительный резец.

И французских модниц смог Покорить Ахмед Мунги, Что съезжалися к нему С золотом и серебром.

И кавказский звездный рой Словно нисходил с небес, Чтоб у модниц воссиять На запястьях и груди.

Но не знала ни одна Из французских щеголих, Что еще поэтом был Ювелир Ахмед Мунги.

Только вдруг затосковал Он от родины вдали. И вернулся в Кубачи Не в карете, а пешком.

Правда, злые языки Утверждали, что помог Трем мужьям в Париже он Сделать стройных сыновей.

Знали цену в Кубачах Прирожденным мастерам, Но Ахмед Мунги меж них Как поэт еще прослыл.

Говорят, однажды им На турнире побежден Был Омарла Батырай – Стихотворцев падишах.

И вознес он до небес Кубачинцев мастерство, Рассказав о золотом Ухе в золотых стихах.

Ну, а дело было так: Битву проиграл наиб, На позор ему отсек Ухо правое Шамиль.

«Искупить хочу вину, Дай отряд!» – сказал наиб. Вскоре о победе весть Шамилю привез гонец.

И тогда Шамиль велел, Как рассказано Мунги, Золотое ухо в срок Кубачинцам сотворить.

Золотое ухо он В дар наибу преподнес, «Чтобы слава приросла К одноухому навек».

Я стихи пересказал, Что сложил Ахмед Мунги. И познали бы восторг Вы, прочтя оригинал.

ЭТО ДЕЛО МОЛОДОЕ…

День ли, ночь ли…

Сквозь опаловую дымку Неспроста я видеть рад, Что влюбленные в обнимку Под окном моим стоят.

Посмотрел на них с укором Кто-то в этот час благой, Но прильнул завидным взором В одночасье к ним другой.

Но обнявшиеся двое Ото всех отрешены. Есть ли в мире слаще доля, Явь, что все затмила сны?

Небо, синью налитое, Ниспошли им благодать. Это дело молодое, Сам хотел бы так стоять.

Звезд мерцающая ясность, От влюбленных – тень одна. И нужна любви не гласность, Страсть взаимная нужна.

И покуда славить слитно Будут жизнь она и он, Будет здравствовать нескрытно Под луною связь времен.

И стоят в обнимку двое Возле моего окна. Это – дело молодое, Вечность в нем заключена.

*

Дети ангелам подобны, Но что ждет их, если мы Сами в душах не способны Избежать исчадья тьмы?

Нет доверчивей их взгляда, Нет честней, чем их уста. И за все людские чада Я тревожусь неспроста.

Вы над ними не затмите Света праведной звезды, Вы своей в них не вложите Ненависти и вражды.

Вы детей не погубите Вашей страстью роковой, Их никак не научите, Кто есть нации какой?

Пусть ласкают слух и впредь им Все людские имена. Вы в наследство дайте детям Дружелюбья времена.

Грешные перед столетьем, Чувства добрые одни Завещайте вашим детям, Чтоб простили вас они.

ЗАХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ

Даль лиловеет вечерней порой, С небом простившись, дневное светило, Кузни аульской напомнив горнило, Рдея, садится за темной горой.

Окна закрыли. На уровнях двух В комнатах песня звучит и молебен. И отдает, запрокинувши гребень, Честь заходящему солнцу петух.

Солнце садится, и видится мне Отсвет закатный, подобный кизилу, И никому среди гор не под силу Солнце догнать и на белом коне.

Волны потока Восточной горы, Лбы поднимая на ложе высоком, Снова роднятся с кизиловым соком Волею завечеревшей поры.

Звездно число надмогильных камней, Но, представая небесному взору, Не торопись ты за черную гору, Солнце закатное жизни моей.

ГРУЗИИ

На тебя сквозь радость я и слезы Нагляжусь ли? Милость прояви: Пусть на грудь твои мне лягут лозы, Грузия – страна моей любви.