Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Пушкина и Лермонтова тени Обрели здесь царственную власть. И всегда я счастлив на колени Пред тобою, Грузия, упасть.
Ты прости мне молодую смелость, Что когда-то прибыл, как поэт, В твой предел я, Грузия, где пелось Истинное слово с древних лет.
Над Курой идя по скальной грани, Мог я сдвинуть к своему стыду, Если бы великий Чиковани Мне не подал руку на ходу.
Приезжал я гостем к Леонидзе, К Маргиани… Только вспомню их, Слезы сами начинают литься И с небес звучит грузинский стих.
Ночь была. Я шел, понять не в силе, Отчего как
Как бы жизнь надежды ни ломала, Я в твою отправлюсь высоту, И меня Григол пусть и Ламара Встретят снова в аэропорту.
Чаровница и стихов и прозы, Чтобы смог свободно я вздохнуть, Ты свои божественные лозы Положи мне, Грузия, на грудь.
*
Лечу по небу. Кто ответит мне, Где облака проходят, как фрегаты, Какая там империя в огне, Какие там пылают эмираты?
А может быть, лихой тореадор Дразнит быка полотнищем багровым? Слыву я в небе путником не новым, Оно всегда мой обольщает взор.
Но вот уже внизу рокочет море, Корриды образ исчезает в нем. Вершины гор теперь предстанут вскоре, Прощальным озаренные огнем.
Жизнь отмеряю киноварью зорь я, И смысл в земной лишь находя судьбе, Аэродром любви – мое надгробье, Вернуться с неба счастлив я к тебе.
ВЕСЕННЯЯ РЕКА
Вновь время к маю повернуло, И обесснежел перевал, И мчит ручей вблизи аула Щенком, что из дому сбежал.
И солнечный на нем ошейник, И, слыша звон со всех сторон, Он не какой-нибудь отшельник, А для компании рожден.
Он двух себе подобных встретит Под сводом высей голубых, И шум они поднимут в свете, Как выпившие на троих.
И вот уже в папахах белых, Не оборачивая взгляд, Как трое арестантов беглых Тесниной буйственно летят.
И три ручья рекою стали, И к морю ринулась река, Над нею облачные стаи, И звезды, и моя строка.
И, одержимая не распрей, В объятьях волн могучих мчит. И дочь высот аварских Каспий В числе других удочерит.
И волн владычество седое Ей даст другое бытие, Хоть здесь исчезнет родовое Обличье горское ее.
Дана завидная ей участь Неограниченною быть: Дарить горам свою певучесть И в море корабли носить.
*
Одни решили в наши дни, Что издавать приказы вправе, Хотя умом своим они Не первозданные в державе.
Другие молят об одном: «Вы наш покой тревожить бросьте!» Хотя уснувшим мертвым сном Порой перемывают кости.
А третьи – зверя на ловца Не гонят, духом величавы. И добывают для державы Хлеб в поте своего лица.
Их праздник в будничности дел, Не я ль в долгу у этих третьих? Когда б мне бог помог воспеть их, Я мог бы славить свой удел.
О ЛЮБВИ НЕ СПРАШИВАЙ МЕНЯ…
Не таясь, спроси о чем угодно В час, когда присядем у огня. И хоть пламя сердцу соприродно, О любви не спрашивай меня.
Воины, поэты и визири, Грешники Востока и хаджи О любви не больше знали в мире, Чем теперь бывалые
мужи.И о ней среди людского толка Всякий раз – туманности родня. Спрашивай о чем угодно, только О любви не спрашивай меня.
Голос с неба был мне: «Ты не сетуй, Что земной любви сокрыта суть, Как ни бейся над загадкой этой, К тайне не продвинешься ничуть».
Если и пред женщиной одною Станешь строки превращать в «люблю», Все равно не хватит под луною Времени тебе, как февралю.
И успеешь ты понять едва ли, Отчего любовь во все века, Хоть порой немало в ней печали, Для любого смертного сладка.
Был мне голос… А потом на грани Ясной яви и ночного сна Женщины, как трепетные лани, Видились, связуя времена.
О любви не спрашивай меня ты, Потому что понял я давно: Нам, встречая зори и закаты, В тайну тайн проникнуть не дано.
ПАМЯТНИК ЖУРАВЛЯМ НА ГУНИБЕ
Вы длинноногие журавли, Вы остроклювые журавли, Вы белогрудые журавли, Вам поклоняюсь я.
Строем извечным вы держите путь, И, подавая вам знак, Клина наследственного во главе Ваш пребывает вожак.
Вас провожаю, любви не тая, Свет впереди или мрак. И наизусть, как стихи свои я, Знает дорогу вожак.
Сердце мое никакие из птиц Так покорить не смогли, Как это сделали в жизни моей Вы – белогрудые журавли.
В небе с Гунибом сливается даль, И в окруженье высот Здесь в изваянье не песня моя ль Ваш обратила полет?
Август кончается. Осень близка. Лик заалел у земли. В теплые страны, печально трубя, Вы отлетаете, журавли.
Но из Гуниба, хоть стынет простор, Вам уже не улететь. И на вершине разводит костер Горянка, чтоб вас обогреть.
Четверо братьев ее на войне Пали, прославив Кавказ. И кажется женщине, что в вышине Они превратилися в вас.
Может, и я буду в вашем строю, И от небес не вдали, Вновь перед вашей станицей стою, Мною воспетые журавли.
ОРЛЫ НА ГУНИБЕ
Аулов многих мне милей Гуниб – родня стихов и прозы, Где возле горских тополей Белеют русские березы.
Вокруг гряда отвесных круч, И по Гунибу, так высок он, Порой проходят орды туч, Клубящиеся ниже окон.
В бою последнем здесь не зря Схлестнулись, видевшие виды, Солдаты белого царя И шамилевские мюриды.
В могилах разных погребли Убитых стороны лихие, Но в землю общую легли Сыны Кавказа и России.
И говорит святая быль, Что, славную испивший чару, Неразоруженным Шамиль Предстал российскому солдату.
И голос слышится его Там, где орлов вольна держава, Зовет героя Ахульго Он храбреца Ахбердилава.
И говорит ему в ответ Ахбердилав, в бою убитый: «Я здесь, где нет движенья лет И венчан месяц звездной свитой».
И слышат горные орлы, Что рядом в небе, как когда-то, С крутого выступа скалы Шамиль зовет Хаджи-Мурата.
И отозвался в вышине Наиб, что знал свободы цену: «Прости, имам, грех тяжкий мне, Я смертью искупил измену.
Как долгожители небес, Орлы нас помнят молодыми. Я пред вершинами седыми Молюсь, чтоб ты, Шамиль, воскрес»