Собрание стихотворений и поэм

Вдохнул он знакомый и сладкий Далекий лугов аромат И вспомнил о той, что украдкой Любил он полвека назад. И щеки его заалели, И стал он ровнее дышать, Он ожил еще на неделю, Но вот ослабел он опять.

Сказал мой отец, умирая, Пред тем как навеки угас: «От песен родимого края Мне стало бы легче сейчас!» Услышав об этом, горянки Прошли через гору и лес И в город пришли спозаранку, И песня взмыла до небес. И вспомнил старик поседелый Все то, чем дышал он и жил, Все песни, которые спел он, Которые в жизни сложил.

Хожу я по отчему краю, Дорогам не видно конца. Журчит ли вода ключевая, Цветы ль головами кивают, Доносится ль голос певца, Встает мой отец, оживая, И тихие слышу слова я – Последние просьбы отца.

9

Мой отец вставал на зорьке ранней И, еще в предутреннем дыму, Отправлялся в путь к вершинам дальним По тропе, известной лишь ему.

По крутым уклонам и пологим Шел отец, покуда мог идти, Обходя проезжие дороги, Презирая легкие пути.

Как-то погрешил я словом праздным, Я спросил с улыбкою тупой: «Мой отец, не проще ли гораздо Проторенною идти тропой?»

Отвечал отец: «Мой путь известен, Ничего, что он тяжел и крут, Там – следы моих стихов и песен. Мне легко – они меня ведут».

Многое на свете миновалось, С той поры прошло немало дней, Нет отца, тропа его осталась, Я идти попробовал по ней.

Горная тропа, куда же делась Сила, вдохновлявшая отца? Шел я по тропе, а мне не пелось, И казалось, нету ей конца.

Но услышал как-то, слава Богу, Я знакомый голос впереди: «Мой сынок, ищи свою дорогу, Проторенной тропкой не иди!»

10

Шагая к людям собственной тропою, Не замыкаясь в тесный круг семьи, Делил отец мой, родина, с тобою И горести, и радости твои.

Улыбкою приветствовал с порога Твое светило на рассвете он, А под вечер печалился немного: Ведь солнце покидало небосклон.

Любил твои созвездия считать он, На крыше сакли проводя ночлег, И был ему в любом краю понятен Язык твоих больших и малых рек.

Казалось: становился он моложе, Когда взбирался на вершины гор, Любил он море, но ему дороже Любого моря был земной простор.

Не потому ль, что хлеб родится в поле И вьются тропы к холмикам могил, Познавший цену радости и боли, Твою, отчизна, землю он любил!

Еще он птиц любил под небесами, И облака, и ливня вешний гром. Я на тебя смотрю его глазами И думаю о будущем твоем.

Нет, мой отец не мог с тобой расстаться, И у минут последних на краю Он завещал мне все свое богатство – Любовь к тебе нетленную свою!

11

Не потому, что ты не слышишь их, Тебе стихов я новых не читаю, А потому, что свято почитаю Адат, что был незыблем для двоих.

По этому адату мы своих Стихов с тобой друг другу не читали И всякий раз, отец, предпочитали В ауле их услышать от других.

12

Если раньше меня все заботы Вдруг оставишь ты, старец больной, Дорогого отца моего ты Разыщи в стороне неземной.

Разыщи, расскажи, ради Бога, Как я падаю и возношусь На подлунной земле, где немного Я, наверно, еще задержусь.

Расскажи, что у всех на примете И заслуги мои, и грехи, Что малы у меня еще дети, Но давно повзрослели стихи.

И, оплаканный горной грядою, Не тая от него ничего, Ты поведай, что стала седою Голова моя, как у него.

Что во время веселья порою Прячу слезы на дне своих глаз, И покуда глаза не закрою, Будет в них отражаться Кавказ.

Расскажи, отдышав облаками, – Пусть он будет известию рад, – Что дружу я с его кунаками, А врагам – объявил газават.

Сколько раз доброта его мнилась Мне огнем на холодной скале. Милость к падшим, к униженным милость Призывал он на грешной земле.

Пьем родник, подставляя ладони. Неужели исчезнуть навек Должен он на базальтовом склоне, Чтоб его оценил человек?

Лишь вступив на житейскую сцену, В предназначенной роли, старик, Я отца настоящую цену Поневоле с годами постиг.

И любовь, и терпенье, и слово, И крутая тропа в вышине Воедино сливаются снова, Потому что отец мой во мне.

Если раньше меня с белым светом Ты расстанешься, старец больной, Непременно поведай об этом Ты ему в стороне неземной.

*

«Отчего ты, родной, молодой, а седой?» – Мне вопрос задаешь удивленно, Словно майской зарей невзначай пред собой Ты увидела снег заоконный.

Дорогая, поверь, я не знаю и сам, Почему белокрылые птицы, Не спросясь, прикоснулись к моим волосам И надумали в них поселиться.

Нет, не старость приходит, поверь, не года Прибавляют мне в волосы проседь, Я, ей богу, не думал еще никогда Стать степенным и рифмы забросить.

И украдкой я прозой еще не грешу, До сих пор, как мальчишкой, бывало, Где хожу, где дышу, там стихи и пишу, – На ветру, на снегу, где попало.

Я, как прежде, мечтаю взлететь в высоту, Я шепчу о тебе, засыпая… В мае месяце яблони в самом цвету, А порой их снежком присыпает.

Может, я потому сединой убелен, Что тебя полюбил я до гроба. Как влюблен я в тебя! Как я долго влюблен! От любви поседел я, должно быть!

Может быть, от тоски поседел я, мой друг, Поседел, отправляясь в дорогу. Месяц встреч мимолетней недели разлук… От разлук поседел я, ей богу!

Ты со мною порою была недобра, Ты со мной обходилась сурово. Может, я поседел оттого, что вчера Ты сказала обидное слово.

Я ходил по земле, в облаках не витал, Может, я поседел от печали, – Я порою врагов благородней считал, Мне порою друзья изменяли.

Нет, не злоба врагов, не наветы друзей, Мне гораздо больнее бывало От печали твоей. От печали твоей У меня седина заблистала.

А быть может, от радости стал я седым, Оттого, что была ты со мною, Дав мне счастье, которого, будь я другим, Лет бы на сто хватило с лихвою.

В мае месяце сад припорошит снежком, Одеялом прикроет пуховым… Я с тобою не буду седым стариком – Буду мальчиком белоголовым.

*

В тебя я не влюблен. Я опоздал Лишь на одну весну… И не суметь мне Пройти к тебе всего один квартал. Я просто рад, что ты живешь на свете.