Тяжелые капли на глину упали.В трубе водосточной забила струя.Вдоль узенькой улочкивысятся пальмыгигантскими кисточками для бритья…Наверно,земля эта слишком устала —ей тысячелетьями мышцы свело.Наверное,время ее не настало.А может, настало уже.И прошло…Такое единство беды и покоя,такое презрение к бегу часов,что надо придумыватьнечто другоев таблицезатасканных мер и весов.Иначе?Иначе все будет нечестно.Смешались недели, века и года!Здесь то, что прошло,никуда не исчезло.Здесь то, что придет,не уйдет никуда…А мимо плывут — тяжело и огромно, —как будто возникнув из общего сна,то слон,монотонно толкающий бревна,то трайлерразмером в четыре слона…Я все это чувствую, слышу и вижу.Над миромприбой океанский гудит.Немыми глазищами каменный Вишнуза взлетом ракетыспокойно следит.А звезды мерцают пустынно и просто.Летят,оставляя невидимый след…И мне улыбается странный
подросток.Подростоккоторому тысячи лет.
Поездка
Сильно древний монастырь,или церковь,или замок —это как магнит для самыхнепоседливых настыр…Отметают возраженья,с ходу пресекают спор:«Как?!Серьезно?!Неужелине бывали до сих пор?!..Это дело поправимо!..»Встали около шести.Речка – мимо,роща – мимо,море – мимо.Мы — в пути!..Заунывный рев мотора.Сумасшедший звон жары.Задыхаясь — в гору, в горуи – зажмурившись —с горы!Полдень липкий, как конфета.В сердце – боль,в глазах – темно…Сто восьмое чудо света —наконец-то! —вот оно!..Камни желтые от пыли,в землювросшие на треть…«В общем, можно не смотреть..Главное,что мы здесьбыли!..»
«Гостиница на Рю-де-Сенн…»
Н.В. Богословскому
Гостиница на Рю-де-Сеннбыла проста,была удобна.Мы жили здесь почти как дома.Как дома.Только не совсем.Отличье состояло в том, —(помимо остальных деталей),что этот добродушный домрасполагалсяв том квартале,где каждый вечер допоздна,помехи в сновиденьях сея,шлонепрерывное веселье —безудержное, как война!..Сюда —еще до темноты —в объятья переулков мглистыхвеличественные, как киты,автобусывезли туристов.Здесь был кураж и климат свой.Напротив знаменитой церквиперед кафе на мостовойшлисамозваные концерты!Здесь выступал надменный мим,одетый грустно и немодно.Изничтожал он бренный мироткрыто, смело,но безмолвно!..Здесь, как всегда навеселе,грекдемонстрировал удава,и ненакрашенная дамаигралана простой пиле…Здесь был факир — такой, как надо!Усмешкой дьявольской сочась,кричал он:«Господа!.. Сейчасвас опалитдыханье ада!..»Отпрыгивала темнота!Огонь торжествовал шикарно.И пламя било изо рта,как из домашнего вулкана!Факир стонал в избытке чувств,мерцал глазами с поволокой.И от него несло чуть-чутьне адом,а бензоколонкой…А рядом, около, вокруг —и без конца,и без начала —все двигалось! текло! звучало!Все перемешивалось вдруг!..И странною была земля,где улицы —теснее комнат…Сверкал Париж — веселый город!Париж,который «о-ля-ля!».Он пил и пел,он жрал и ржал,был надрывающимся, ярким!Он был Парижем по заявкам.Парижем —не для парижан.Он жил, как будто все пропало!..…И месяц над рекой висел.И лишь под утрозасыпалагостиница на Рю-де-Сенн.
НЛО
Чудеса теперь обыденными стали.Не фантастика,не выдумка,не бред, —утверждают очевидцы, что видалиНеопознанный Летающий Объект…Он в рассветном небе странный след оставилв виде длинного прозрачного хвоста.Повисел чуть-чуть над полем.И — растаял.И, наверно, было этонеспроста…Зависая над земною жизнью бренной, —как в лесу над муравейником склонясь, —неопознанныестранники Вселеннойскрупулезно изучают нас…Кто мы им?Хочу узнать, пока не поздно.Кто мы им?Хочу узнать наверняка.Чья-то тема в диссертации межзвездной?Чей-то опыт по «системам из белка»?Кто мы им?Еще незрячие котята?Или, может быть, собратья по судьбе?Скажут пусть,ну, намекнут хотя бы:кто мы им?И кто же мы самим себе?..Он висит над мокрой пашней — дух ниспосланный,излучаяослепительнейший свет……Ах, Земля-Земля, родимый мой, непознанный,неопознанный,живой еще объект!
Фантастическая баллада
Если чего-нибудь хочешь, судьба воздаст(полностью или частично —другое дело!).Жил в небольшом городке неудачник-фантаст,которым с рожденья одно желанье владело.Он очень сильно хотел (и как можно скорей!)в прошлое перенестись (в какое, не важно!)и там оказаться (хоть на год!) Царем Царей!Причем не мифическим,а реально существовавшим.Стать императором, ханом — не все ли равно!Только быслиться с чужой знаменитой судьбою!Лишь бы почуять,что все тебе в жизни дано,лишь бы увидеть,что мир переполнен тобою!Стать властелином превыше и всех, и всего.Быть полубогом, рушащим скалы и троны!Чтоб от простого движенья перста твоеговетры стихалии вздрагивали народы!Жить,чтоб склонялась к твоим величавым стопамвся бессловеснаяи вся говорящая живность!..В общем, короче:фантаст не ел и не спал.Жаждал он чуда!..И однаждычудосвершилось……Вот он – на палубе парусного корабля.Он – явно Кто-то!Он спрашивает надменно:– Капрал, отвечайте, что это там за земля?..– Ваше Величество!Это —остров Святой Елены…
«Как лучше: город в море? Море в городе?…»
Как лучше: город в море? Море в городе?Здесь даже снег не может с морем справиться.Он падает на темный леди плавится.И странно это на февральском холоде…А мы глядим — войны далекой крестники —на снежно-белый куб дворца «Финляндия»,И
в нас уже всерьез вошли понятия:«Мир после Хельсинки…»«Европа после Хельсинки…»А Хельсинки вдоль моря простирается,ведет свои горизонтали складные.Не суетится. Не спешит понравиться.Он просто есть.И то, что есть он, — главное.Работает, грустит, мурлычет песенки, —надеждой полон, как весенним паводком…Да будет небо добрым и распахнутым.Да будет мирв Европе после Хельсинки.
Памятник Яну Сибелиусу
Органные трубы уставились в небо.Сейчас она грянет, взрослея и зрея, —та музыка,сотканная из прозренья.Из боли и нежности. Света и снега.Сейчас обовьет она плечи и души.Утешит.И плакать заставит внезапно…Органные трубы похожи на дюзыракеты,вернувшейся к людямиз завтра.Хельсинки
На фестивале поэзии
Младену Оляча
Годы катятся по кругу,повторяя прежний путь…Я еще приеду в Стругу.Может быть.Когда-нибудь…Вновь почувствую, как нежноупадет ко мне в ладоньмигразъединенья небас непроснувшейся водой.Миг —воистину прекрасный.Свет, разлившийся вдали.Обретение пространства.Узнавание земли.Проявленье гор взметенных,отдаление границ.Вечностьзаново рожденныхтемных крыш и певчих птиц…Утро на глазах поспеет,воду высветит до дна.А потом плеснет на берегаккуратная волна,и назад уйдет упруго,и попроситвсе забыть…Я еще приеду в Стругу.Это очень может быть!..Там по улочкам недлиннымбродит ночьютишина.Над прозрачным Черным Дримомсветитбелая луна.И река уносит в летокапли звездной шелухи…Тамвеселые поэтыпишут грустные стихи.
Новый район
Новый район — как новый город…Медленно —этаж за этажом —вот он слева от шоссе восходитсказочным,огромным миражом!Вот он обступает — глаз не хватит!..И хотя едва родился он,в нем уж отзвенело двадцать свадеб!Отрыдало восемь похорон!..Он уже привык под воскресеньеи почти до утренней порыслышать,как бушуют новоселья,сотрясая стены и полы!..Он привык,что возле переходавот уже три месяца подрядмастера из «Горводопровода»роют землю.Видно, ищут клад…Здесь еще так много надо сделать!Но зато,опередив прогресс,прямо к окнам дома номер девять —не приснившись —подступает лес!Хвоей и озоном хлещет мощно,душузаполняет до краев…Ну, а где еще услышать можносамых настоящихсоловьев?..Районуже сроднил с собоютысячи приезжих горожан…В лифтах —разговоры про обои.Скипидарный дух —по этажам.У подъездов — мебельные горы.В комнатах — дыханье сквозняка…Новый район —особый город.Без театров и больниц пока.Это он потом других обгонит!Это после он свое возьмет!..Новый район —забавный город,город, где идет сплошной ремонт!Здесь летит куда-то прорва денег!Здесь царят —(наверное, не зря!)газовщик, стекольщик и сантехник.Три красавца.Три богатыря.
Дом за углом
Этот дом за углом —довоенного времени первенец.У него под крыломстолько судеб рождалось и пестовалось!..Здеськвартирой владелученик Немировича-Данченко —холостяк,лицедей,говорливый и в меру удачливый…Были окна во двор.А из окон —застольное зарево.Дом грустит до сих пор,вспоминая лихого хозяина…Вы от грусти такойни людей, ни домане избавите…Этот дом городской —как немое хранилище памяти.Он в Историю врос.Он хранит в глубине, как приданое,горечьвысохших слез,клятвы – прежние,запахи давние…В доме жил мальчуган.Жил, сражаясь с мышами и цыпками.Все кинжалыстрогал.А потом заболел медициною.И ушел на чуму —напрямик, через мостики шаткие.Обелиском емустали белые горы Тянь-Шаньские…Дом стоит за углом —небольшое, обычное здание.Онзаполнен тепломвсех, кто в нем поселялся когда-нибудь…Здесь,имея права,все не может наплакаться девочка,молодая вдова —слишком грозных наук — Академика.Жилвсего ничего.Был закрытым до вздоха последнего.Даже имя еголишь недавняя смертьрассекретила…За оконным стекломсобираются отсветы зябкие…Этот дом за угломпомнит многое,видывал всякое.Память не подновишь.Бесполезноее ремонтировать.Дом над былью нависвсеми лестницами,всеми квартирами…На жильцов по-особомуокнами смотрит неброскимиэтот дом,облицованныймемориальными досками.
«Подступала поэма. Она изводила меня…»
Подступала поэма. Она изводила меня.То манила доступностью легкой, а то – не давалась.Подступала поэма. Звучать начинала, дразня.А потомза границами голосавдруг оставалась…Если я уезжал, то она меня честно ждала,терпеливо ждала на ступенях у самого дома.Подступала поэма. Невнятной и точной была.Сумасшедшей и невозмутимой.Жестокой и доброй…А однажды приснилось мне: я нахожусь на посту.И ночная дорога,как пеной,туманом закрыта.Вдруг почувствовал я, как приходит в мою немотуощущение ритма,звенящая яростностьритма!Этим медленным ритмомя был, будто льдами, затерт.Он во мне тяжело нарастал,колыхаясь и зрея…– Кто идет? —закричал я.– Стой!Кто идет?..И услышал спокойный ответ:– Время.