Собрание стихотворений
Шрифт:
Едва освоившись в Париже, Ладинский стал проявлять завидную активность. Уже с 1925 г. он постоянный участник вечеров Союза молодых поэтов и писателей (с октября 1926 г. — член правления). Позднее выступал с лекциями, с чтением своих стихов, принимал участие в собраниях и вечерах «Зеленой лампы» и «Кочевья», «Перекрестка» и «Круга», а также деятельности множества менее прославленных кружков, обществ и объединений (Очаг друзей русской культуры в Европе, Объединение русских студентов, Общество русских студентов для изучения и упрочения славянской культуры, Союз деятелей русского искусства, Национальная организация русских скаутов, «Арзамас», «Ассамблея» и др.). В 1931 г. становится членом масонской ложи «Северная звезда» [15] . В каждом из томов хроники культурной и общественной жизни русского Парижа [16] Ладинский фигурирует десятки раз.
15
См.: Серков Л.И. История русского масонства после Второй мировой войны. СПб.: Изд-во имени Н.И. Новикова, 1999. С. 361.
16
См.: Русское зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной
В качестве корреспондента газеты ездил в Польшу, Чехословакию, Ливан, Палестину, Тунис, Египет, писал путевые очерки, публикуя их в газете, а то и выпуская отдельным изданием [17] . Все это удовлетворяло его только частично.
В 1929 г. в журнале «Иллюстрированная Россия» появляются первые рассказы Ладинского, затем он печатает прозу в «Числах», «Журнале Содружества», «Современных записках» и др., а в середине тридцатых берется за исторические романы, которые вскоре выходят отдельными изданиями: «XV легион» (Париж, 1937), «Голубь над Понтом» (Таллин: Русская книга, 1938). По мнению Глеба Струве, «как и его стихам, им свойственна некоторая декоративная романтичность» [18] . Впрочем, Георгий Иванов и до войны, и после был убежден: «Как бы хорошо Ладинский ни писал прозу, он никогда не победит ею собственных стихов» [19] .
17
См.: Ладинский А. Путешествие в Палестину. София: Тип. Рахвира, 1937.
18
Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1983. С. 315.
19
Иванов Г. «Русский сборник» // Советский патриот. 1946. 21 июня. № 87. С. 3.
Едва ли не каждый из критиков пытался (и не раз) дать определение поэзии Ладинского в целом, и все они были очень образными: «эфирный мир, светлый и прозрачный» [20] (К.В. Мочульский), «театр, искусный и изящнейший» [21] , «прелестная романтическая сюита» [22] (Г.П. Струве). «Прекрасная Дама Ладинского — маленькая балерина» [23] , считал В.Ф. Ходасевич. Наиболее точным было сочтено определение Г.В. Адамовича: «романтический балет» [24] (это сравнение с удовлетворением процитировал даже такой завзятый его оппонент, как Слоним [25] ). И затем уже почти все пользовались театральными образами: В.В. Вейдле писал о «танцующих размерах» [26] , И.Н. Голенищев-Кутузов — о «бутафорском театре» [27] , Ходасевич — о «живом, пестром, но веселом реквизите его поэзии» [28] , П.М. Пильский — о «картонном мире в балете» [29] .
20
Числа. 1931. № 5. С. 235.
21
Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1932. 12 мая. № 4068. С. 3.
22
Струве Г. О молодых поэтах // Россия и славянство. 1932. 23 июля. № 191. С. 3.
23
Возрождение. 1932. 19 мая. № 2543. С. 4.
24
Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1931. 29 января. № 3599. С. 3.
25
Воля России. 1931. № 1/2. С. 190.
26
Вейдле В. Три сборника стихов // Возрождение. 1931. 12 марта. № 2109. С. 4.
27
Современные записки. 1932. № 50. С. 457.
28
Возрождение. 1938. 23 декабря. № 4163. С. 9.
29
Сегодня. 1938. 30 декабря. № 360. С. 8. Подп.: П. П-ий.
Положим, не всех критиков восхищала эта особенность стихов Ладинского. Например, у Сергея Нальянча она отнюдь не вызывала энтузиазма: «Поэты говорят о пустяках и не желают (Ладинский, Поплавский) расстаться с коротенькими штаниками и покинуть сусальный мир с гномиками, щелкунчиками, елочками, балериночками, солдатиками и прочей мертвой бутафорией» [30] .
Относиться к этому можно по-разному, однако стремление воплотить в стихах именно такой мир бесспорно, и современный исследователь даже подвел под это обоснование: «С навязчивой ассоциацией “жизни в изгнании” с “театральными подмостками”, на которых разыгрывается представление, почти не зависящее от воли единичного и слабого “я”, оказалось тесно связано творчество Ант. Ладинского» [31] .
30
Нальянч С. На зарубежном Парнасе — неблагополучно // Наше время. 1934. № 145 (1163). 24 июня.
31
Хазан В. Remarques // Toronto Slavic Quarterly. 2008. № 25. http://www.utoronto.ca/tsq/02/hazan.shtml.
Именно этим Ладинский больше всего отличается от своих эмигрантских сверстников, а также метрическим репертуаром.
В автобиографии Берберова приводит забавный эпизод с редактором «Современных записок» В.В. Рудневым: «Однажды, получив какое-то стихотворение от поэта “младшего” поколения, он показал его Ходасевичу и спросил его, что это за размер — какой-то, по мнению Руднева, несерьезный и даже плясовой. Стихотворение
было написано трехстопным ямбом. Ходасевич, придя домой, лег носом к стенке и сказал: “Вот от каких людей мы зависим”» [32] .32
Берберова Н.Н. Указ. соч. С. 347.
Если этот эпизод Берберовой не выдуман, то поэт, предлагавший Рудневу стихи, написанные трехстопным ямбом, скорее всего, Ладинский. Кроме него, никто из поэтов младшего поколения трехстопный ямб не использовал.
В эмиграции трехстопным ямбом вообще мало писали. Фирменный размер «парижской ноты» с ее «дневниковостью» — пятистопный ямб [33] . У Ладинского же более 26 процентов ямбических строк составляет ямб трехстопный. Только у Цветаевой он встречается в таком же количестве. У Бальмонта, Гиппиус и Георгия Иванова этот процент впятеро меньше, а остальные эмигрантские поэты трехстопный ямб не употребляли вовсе [34] .
33
Подробнее об этом см.: Коростелев О.А. Георгий Адамович, Владислав Ходасевич и молодые поэты эмиграции (реплика к старому спору о влияниях) // Российский литературоведческий журнал. 1997. № 11. С. 282–292; Коростелев О.А. «Парижская нота» и противостояние молодежных поэтических школ русской литературной эмиграции // Литературоведческий журнал. 2008. № 22. С. 3–50.
34
Обстоятельные подсчеты см. в работах американского слависта Джеральда Смита, прежде всего в статье: Smith G.S. The versification of russian emigre poetry 1920–1940 // The Slavonic and East European Review. 1978. Vol. 56. № 1. P. 32–46.
Пытаясь определить истоки поэзии Ладинского, эмигрантские критики далеко разошлись во взглядах и версиях.
По мнению Ю.К. Терапиано, «в течение долгого времени Ладинский бредил Осипом Мандельштамом. У него он перенял и стремление к неожиданно смелым метафорам и к образам, возникающим в живописно-скульптурном великолепии, и игру гиперболами, и ощущение русской земли, снега, соборов и колоколов» [35] .
Глеб Струве, определяя поэтическую родословную Ладинского, также находил в его стихах общее с Мандельштамом, но одновременно — и с Гумилевым, Багрицким и Тихоновым, возводя родство через Лермонтова и Тютчева к Державину и Ломоносову. «Ладинского преследовала тема гибели Европы, гибели культуры, и он обращался к переломным эпохам в истории» [36] .
35
Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека. Париж; Нью-Йорк, 1987. С. 244.
36
Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1983. С. 314.
Юрий Иваск, спустя десятилетия подводя итоги межвоенной эмигрантской поэзии, писал: «Одержимый историей Ладинский — странствующий энтузиаст, романтический бродяга. Лучший эпитет для него — легкий, легчайший поэт. Он мастер коротких размеров, и при этом ему удавались “хромые, но быстро-скачущие” дольники» [37] .
Вместе с Кнутом, Смоленским, Червинской, Шаховской и Раевским Ладинский печатается во французских переводах в выходившей в Брюсселе и влачившей нищенское существование ежемесячной «Газете поэтов» («Le journal des Poetes»).
37
Иваск Ю. Поэзия «старой» эмиграции // Русская литература в эмиграции. Питтсбург, 1972. С. 58.
Но и всего этого ему казалось мало.
Своей работы телефонистом Ладинский стеснялся и очень тяготился ею, хотя прекрасно понимал, что все могло сложиться гораздо хуже. Позже он написал в автобиографии: «Точно в самом деле, если не божок, то муза помогала, чтобы жизнь была интересной, не такой безысходной, как у многих других, изнывавших на черной работе в копях или на заводах, портивших себе сердце за рулем такси» [38] . Однако для молодого поэта, начавшего писать в эмиграции, это оказалось пределом роста по службе. Хотелось, конечно же, большего.
38
Цит. по: О Ф.И. Шаляпине, И.А. Бунине, К.Д. Бальмонте…С. 214.
В шуточном стихотворении, посвященном «Последним новостям», Адамович писал:
Судьбой к телефону приставлен Ладинский, Всему человечеству, видно, назло: Он — гений, он — Пушкин, он — бард исполинский, А тут не угодно ль — алло да алло!” [39]К середине тридцатых годов, выпустив несколько книг и получив известность, Ладинский стал все больше ощущать несоразмерность своего реального веса в литературе и положения в редакции.
39
Адамович Г. Полное собрание стихотворений / Сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. О.А. Коростелева. СПб.: Академический проект: Эльм, 2005. С. 185.
Запись в дневнике Ладинского от 20 ноября 1937 г.: «Написал Милюкову письмо. Старался доказать ему, что мне надо дать что-нибудь более приличное, чем место телефонного мальчика. Говорит, “конечно, вы правы, но как это осуществить?”» [40] Месяцем позже, 30 декабря, еще одна запись: «Алданов (по секрету) сообщил, что “Русские записки” прекращают свое существование, а будет выходить (на деньги того же П-ского) новый толст<ый> журнал под редакцией Милюкова. Факт<ический> редактор Вишняк. Папаша отказался принять в сотрудники Мережковского, Федотова, Бердяева, Ходасевича. “Против вас он ничего не имеет”. Хорошо бы пристроиться секретарем. Но едва ли. У Вишняка своих сколько угодно» [41] .
40
РГАЛИ. Ф. 2254. Оп. 2. Ед. хр. 27.
41
Там же.