Собрание стихотворений

30 июня 1946 г. на торжественном собрании в зале театра Иена Ладинский получил советский паспорт. Он был в первой партии эмигрантов, получавших советские паспорта. Вместе с ним должны были получить паспорта из рук советского посла Н.Е. Богомолова и ген. консула Н.П. Емельянова митрополит Евлогий (который, впрочем, на собрании не присутствовал, сказавшись больным), адмирал Д.Н. Вердеревский, профессор А.П. Марков, писатели Б.Г. Пантелеймонов, Н.Я. Рощин и др. [59]

59

См. репортаж из зала Иена: С.Е. Выдача паспортов // Там же. 1946. 5 июля. № 89. С. 2.

Тремя неделями позже, 21 июля, в битком набитом зале «Мютюалитэ» состоялось второе собрание, на котором выступали посол Богомолов, Константин Симонов, Илья Эренбург. Вслед за ними произнес речь Ладинский: «Если кому нужно быть со своим народом, так это писателю или поэту. Пропасть между нами и советскими писателями теперь исчезает. Слово «эмигрантский» уже отходит в область преданий» [60] .

Вскоре новоявленный советский гражданин посвящает своему паспорту эссе, которое начинается так: «За лиловатыми страничками советского паспорта, за его печатями и консульскими формулами возникает весь огромный советский мир, а вместе с ним и милая русская природа» [61] .

60

Собрание русской эмиграции в Париже 21 июля // Советский патриот. 1946. 26 июля. № 92. С. 1.

61

Ладинский А. В сентябре // Там же. 13 сентября. № 99. С. 3.

К осени 1946 г. постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» немного отрезвляет некоторые горячие головы, но Ладинский не придает ему большого значения, продолжая гнуть свою линию: «Эмиграция не могла в чужой стране создать русский воздух. Все в нем было временное, в этом условном государстве в государстве. Что, например, делать в нем писателям? Рукописи написанных книг лежат в ящиках, переводы валяются у издателей»62.

Рощину было дано разрешение въехать в СССР практически сразу же, с одной из первых групп возвращенцев. Уже в 1947 г. он обильно публиковал в «Русских новостях» и «Советском патриоте» восторженные очерки о Москве и своих поездках по России, печатался в «Новом мире» и других советских изданиях. Ладинскому позволили вернуться лишь через несколько лет. А пока он публикует путевые очерки, рассматривает визы в Сирию, Польшу, Германию, Египет в своем старом нансеновском паспорте и пишет в завершение своего эссе: «Теперь нужна только одна виза, в тот мир, который называется домом, родиной, Советским Союзом, Россией. Древние говорили, что все дороги ведут в Рим. В нашем мире они ведут в Москву» [63] .

63

Он же. Пути и дороги // Там же. 1947. 18 апреля. № 130. С. 3.

Холодная война все больше давала о себе знать и во Франции, недолгий период советского влияния в Париже подходил к концу, вновь начали появляться антисоветские эмигрантские издания. 19 апреля 1947 г. вышел первый номер газеты «Русская мысль», а 24 мая секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов Зеелер предложил на собрании «исключить из Союза всех членов его,

имеющих советское гражданство» [64] . Большая группа членов Союза покинула его весной, еще одна группа осенью, после того как было выбрано новое правление Союза русских писателей и журналистов, внесшее изменения в устав. Ладинский вышел из Союза 22 ноября 1947 г. в составе этой второй группы (вместе с ним ушли Г.В. Адамович, В.Н. Муромцева-Бунина, А.В. Бахрах, B.C. Варшавский, Л.Ф. Зуров, Ю.К. Терапиано, Г.И. Газданов и др., через две недели письмом в правление о своем выходе из Союза заявил также И.А. Бунин [65] ).

64

Покушение с негодными средствами // Русские новости. 1947. 30 мая. № 104. С. 5.

65

Подробнее см.: Там же. 5 декабря. № 131; 26 декабря. № 134; Русская мысль. 1947. 29 ноября. № 33.

Эмиграция опять раскололась, и на этот раз в конфликт вмешалась Франция. 16 декабря 1947 г. решением французского Министерства внутренних дел был запрещен Союз советских граждан (так с августа 1947 г. назывался Союз советских патриотов), а месяцем позже, 20 января 1948 г., была закрыта газета «Советский патриот».

Ладинский продолжал сотрудничать в изданиях просоветских или нейтральных («Русские новости», «Честный слон», «Новоселье»), принимал участие в послевоенных литературных сборниках и антологиях («Встреча», «Русский сборник», «Орион», «Эстафета»), выступал на вечерах Объединения русских писателей и поэтов, «Новоселья», «Эстафеты», устраивал собственные вечера (1 июня 1948 г., 1 июня 1949 г. [66] ), был секретарем и переводчиком спецкора «Правды» Ю.А. Жукова.

66

См.: Русские новости. 1949. 6 мая.

В эмиграции к возвращенцам относились по-разному, но чаще всего без восторга, одних понимали и жалели, других обвиняли во всех смертных грехах, выискивая реальные или мнимые связи со спецслужбами, корыстный интерес или демонические наклонности. К Ладинскому подобных претензий обычно не предъявляли, хотя иногда и поминали в ряду других активных членов Союза советских патриотов.

К примеру, издание нью-йоркской группы партии эсеров, рассказывая об усилиях Союза советских патриотов «морально “ликвидировать эмиграцию”», писало о том, что «пропагандная работа ведется перешедшими на советскую службу эмигрантами: проф. Марков, бывший белый генерал А. Говоров, проф. Одинец, журналисты Ладинский, Михаил Струве, А. Руманов» [67] .

67

А.Б.В. Сеть НКВД во Франции // За свободу. 1947. Июль. № 18. С. 108.

Сказать о каком-то корыстном интересе Ладинского не повернулся бы язык даже у его врагов, если таковые были, в его искренности никто не сомневался. Прямых обвинений в сотрудничестве с органами в адрес Ладинского консервативная эмигрантская печать не выдвигала (как это было, например, с Натальей Ильиной [68] ), но напутствовала его отъезд весьма недвусмысленно. Летом 1950 г. начались высылки совпатриотов из Франции, в «Русской мысли» появилась заметка: «Недавно из Франции выслана группа бывших эмигрантов, взявших советские паспорта в дни богомоловской “весны”. Им вменялась в вину активная деятельность, “подрывная”, в пользу “одной иностранной державы”. Имена этой группы в 18 человек мало известны широкой публике <…> Как нам передают, за этой партией “возвращаемых по принадлежности” последует и очередная» [69] .

68

См.: Крузенштерн-Петерец Ю. Открытое письмо Наталии Ильиной, автору романа «Возвращение». Журнал «Знамя», Москва // Русская мысль. 1957. 12 октября. № 1120. С. 3.

69

Высылка советских граждан // Там же. 1950. 5 июля. № 255. С. 6.

Высылки и впрямь последовали, осенью дело дошло и до Ладинского, о чем не замедлили сообщить эмигрантские газеты: «По полученным нами сведениям, в числе советских граждан, высланных из Франции как “нежелательные иностранцы”, находится журналист А.П. Ладинский. Бывший сотрудник “Последних новостей”, поэт А.П. Ладинский, как известно, был ближайшим сотрудником редактировавшейся покойным Д.М. Одинцом газеты “Советский патриот”, а после ее закрытия перешел в другую советскую газету, редактируемую тов. Ступницким. Кроме того, Ладинский в последнее время состоял в должности личного секретаря пресловутого Жукова, “собственного корреспондента” московской “Правды”. Как известно нашим читателям, Жуков под покровом дипломатической неприкосновенности сделал своей специальностью клеветническое поношение Франции и французского правительства» [70] . О методах журналистской работы Ю. Жукова «Русская мысль» действительно сообщала [71] .

70

Ар. Против «пятых колонн»: К высылке советских агентов // Там же. 6 октября. № 282. С. 4. Позже немного измененный текст заметки появился и в нью-йоркской газете: Высылка А.П. Ладинского // Новое русское слово. 1950. 15 октября. № 14051. С. 3.

71

См.: Париж в московском кривом зеркале // Русская мысль. 1950. 12 июля. № 257. С. 6.

О дальнейшем известно из автобиографии Ладинского, в которой он написал, что 7 сентября 1950 г. «без объяснения причин (возможно, за работу у Жукова или за некоторые статьи <…>) был выслан из Франции и доставлен в ГДР, где пять лет работал корректором в бюро переводов на заводе советского акционерного общества “Кабель”» [72] .

В марте 1955 г. он вернулся в СССР и первое время жил в московской квартире младшего брата Бориса и его жены Тамары Артуровны. Здесь «в него без памяти влюбилась молодая жена его брата — полковника КГБ, в доме которого он остановился. Бросив семью, налаженный быт и достаток, она ушла к нищему седому поэту» [73] . Более подробно эта история изложена в воспоминаниях Бориса Грибанова [74] .

72

РГАЛИ. Ф. 2254. Оп. 1. Ед. хр. 150. Л. 5.

73

Голенищев-Кутузов И. «Я больше не в силах скрыться от страшного зова России…» // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4. С. 293.

74

См.: Грибанов Б. И память-снег летит и пасть не может // Знамя. 2006. № 9. С. 68–69.

В эмиграции продолжали интересоваться судьбой Ладинского и даже изредка публиковали доходившие за границу сведения: «Поэт Ант. Ладинский, живший в Москве, переехал в Клязьму, где он лечится и занимается переводами французских романов на русский язык» [75] .

28 июня 1959 г. В.Ф. Марков писал Г.П. Струве: «В одном из советских книжных бюллетеней промелькнуло о выходе историч<еского> романа А. Ладинского» [76] . Это был переработанный вариант романа, публиковавшегося в эмиграции под названием «Голубь над Понтом». В СССР он получил название «Когда пал Херсонес» (М.: Советский писатель, 1959).

75

Судьба возвращенцев // Новое русское слово. 1957. 2 августа. № 16106. С. 3.

76

Hoover Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 106. Forder 1.

Некоторое время спустя после первого советского издания романа Ладинский стал членом Союза писателей. Уйдя от брата, жил в Голицыно, потом в Клязьме, в конце концов получил от Союза писателей однокомнатную квартиру рядом с гостиницей «Украина».

Эмигрантские стихи Ладинского в России изданы не были, новых он не писал. Зато большой популярностью пользовались его исторические романы. Разумеется, ни о жизни Иисуса, ни о язычестве и христианстве, ни, тем более, о параллелях с современностью речи уже не было. Однако романы проходили цензуру, принимались читателями и были вполне на уровне.