Сочинения в 2 т. Том 2

Он развернул гладкий, плотный лист гербовой бумаги, быстро пробежал глазами текст…

Огонек был трепетный и синий и очень робко коснулся уголка развернутого листа. Потом бумага задымилась и вспыхнула жадным пламенем, и когда документ уже догорал, Головнин не увидел, но почувствовал, что кто-то стоит сзади… Он обернулся. За раскрытой дверью каюты стоял Мур.

— Что вам угодно? — строго спросил Головнин.

Тонкие губы мичмана покривились; глаза смотрели и вкрадчиво, и испытующе.

— Я испугался… Я думал… Я увидел дым…

— Не беспокойтесь, Мур. Я сжег секретный документ.

— Секретный? Это какой же?..

Головнин усмехнулся. Ему показалось потешным испуганное лицо мичмана.

— Какой? Я уже сказал вам: секретный. Можете успокоиться. Пожар кораблю не грозит.

Не думал капитан «Дианы», что позже ему доведется с горечью вспомнить этот мимолетный эпизод.

…На своем фрегате «Нереида» капитан Корбет встретил русского гостя учтиво и даже торжественно. Два офицера у верхней площадки трапа салютовали вскинутыми шпагами. Палуба, однако, была пустынна; как видно, капитан распорядился, чтобы экипаж не проявлял любопытства.

Они прошли в офицерский салон, где уже был накрыт обеденный стол. На это свидание Корбет не пригласил никого из офицеров. Только молчаливый служитель стоял у буфета, вытянувшись и почтительно опустив голову.

— Мой боевой друг! — внезапно преображаясь, воскликнул Корбет и взял руку Головнина обеими руками. — Кто из нас еще недавно мог бы подумать, что эта встреча произойдет на самом краю земли и при таких печальных обстоятельствах? Не странно ли, право, что мы, друзья, испытанные огнем, сегодня являемся врагами? Странно.

Невероятно! Вот человек, сражавшийся под флагом самого Нельсона, и ныне этот человек — мой противник.

— Конечно, странно, — согласился Головнин. — Но, помнится, лорд Маркерр как-то говорил, что англичане нигде и никогда не забывают своих друзей. Пусть времена переменились, все же у меня никто не отнимет памяти о тех годах, которые я отдал британскому флоту.

На короткое время капитан Корбет задумался. Гладко выбритое, одутловатое лицо его стало печальным. Только глаза смотрели настороженно, будто выглядывали из засады, — в них был какой-то невысказанный вопрос. Неожиданно, сразу превращаясь в лихого малого, он стукнул кулаком по столу так, что посуда пронзительно задребезжала, и схватил ближайшую бутылку.

— Прочь нынешние печальнее дела! Вспомним, друг, славную битву у Тулона…

— Однако, — заметил Головнин — я прибыл к вам, чтобы выяснить именно печальную сторону дела, имею пропуск английского правительства. Разве этого недостаточно, чтобы я мог спокойно встать под паруса?

Корбет неторопливо наполнил бокалы.

— Будем вполне откровенны, мой друг. Вы отбыли из Англии до объявления войны. Это может означать, что ваш пропуск механически утратил силу. Я не знаю, какое решение примет командор Роулей, но если бы я был на его месте. Тут капитан Корбет отпил несколько глотков, потом закурил, отодвинув тарелку, и заключил решительно: — Я отпустил бы вас. Да, отпустил. Я вам поверил бы на честное слово.

— Благодарю, — сказал Головнин, подумав, что капитан ведет себя слишком уж артистически: этот возвышенный тон, и суровое выражение лица, и этот жест — рука, положенная на сердце.

— Но я не могу этого сделать, — вздыхая, заключил Корбет. — Я только подчиненный. Я не могу иначе рассматривать ваше судно, как военное судно неприятельской державы. И не могу позволить, чтобы вы поднимали российский флаг. Это было бы оскорблением нашей короны: в английской военной бухте и вдруг неприятельский флаг! Вы можете оставить вымпел, это будет означать, что судно еще не является призом.

— Еще не является! — повторил Головнин. — Значит, вы рассчитываете, что командор вынесет решение…

— О нет! Я не предвосхищаю событий, — поспешил с заверениями Корбет. — Когда командор ознакомится с вашей инструкцией…

— Она была написана по-русски.

— Что ж, это не препятствие, у нас проживает здесь человек, приехавший из города Риги… Он отлично читает по-русски.

— Я говорю: она была написана, в настоящее время ее уже нет.

Теперь не только глаза — губы, и брови, и густая сеть морщинок на лбу — все лицо капитана Корбета выражало настороженность.

— Где же… инструкция?

— Я ее сжег.

— Зачем?..

— Чтобы вы не узнали ее содержания. Вам, конечно, известно, капитан, что означает понятие: секретный документ. Когда мне объявили, что шлюп считается задержанным, я счел своим долгом уничтожить инструкцию. Однако меня нисколько не страшат последствия этого поступка.

Возможно, что капитан Корбет считал себя человеком проницательным. Чуть приметно улыбаясь, он спросил:

— Но вы хотели знать, сможем ли мы прочитать документ, написанный по-русски? Надеюсь, именно потому вы сообщили, что инструкция написана на вашем языке?

Головнин тоже улыбнулся:

— Да, это очень важно, капитан. По крайней мере, у вас не будет причины задерживать шлюп из-за отсутствия человека, который пользуется вашим доверием и который сможет прочитать документы, изложенные на русском языке. У меня имеются бумаги, доказывающие, что шлюп «Диана» следует на северо-восток только с целью открытий.

— Оказывается, мистер Головнин, вы, кроме всего, еще и дипломат?! — удивленно проговорил Корбет и громко засмеялся, но глаза его по-прежнему смотрели из засады. — Так ловко выпытали у меня, простака, что у нас имеется переводчик! — Без видимой связи с предыдущим он спросил: — Скажите, там, на Аляске, куда вы идете для открытий, если, конечно, верить вам на слово, говорят, очень суровый климат? Я читал о путешествиях Джемса Кука, он побывал в тех краях…

— Раньше него побывали наши, русские, — Чириков и Беринг.

— Разве? Очень интересно… Все же вы берете на себя немалый риск. Пушнина, как вам известно, не терпит соленой воды. Если вы будете везти пушнину, следует поближе спуститься к тропикам, чтобы уйти от штормов северо-востока. О, я знаю, что значит район снежных штормов! Я побывал за Южным Полярным кругом…

— Вы даете совет, капитан? Благодарю… Недавно я тоже побывал южнее мыса Горн. Однако мы не собираемся перевозить пушнину. Это — дело коммерческих кораблей. Если бы наш корабль был коммерческим, вы могли бы захватить его как приз.

Капитан Корбет заметно помрачнел:

— Очевидно, вы подумали, мой друг, будто я добиваюсь от вас косвенного признания? Не все ли для меня равно: коммерческий корабль или военный?

— Это корабль русской географической экспедиции. И потом, о каких косвенных признаниях может идти речь? Вы — не следователь. Я — не подследственное лицо.

Капитан Корбет громко выразил одобрение:

— Это — слова мужчины! Так выпьем же за наши славные дела у Тулона! Прочь все условности, здесь встретились два боевых товарища!