Согрешить с негодяем
Шрифт:
– Извините, – промямлила она, сообразив, что впилась в него ногтями. Отпрянув, она схватилась за баночку с мазью.
– Может, достаточно? – ухмыльнулся Лукас. – Не то я соскользну с софы.
– Мазь не даст растечься синякам. – Кьяра смотрела на темнеющие следы от ударов, разбросанные по его торсу. Жестокая правда заключалась в том, что ей не хотелось останавливаться, хотелось трогать его. Ей хотелось скользнуть руками ему за плечи, прижаться к нему и не отпускать. Хотелось разделить с ним страхи и найти утешение в его силе. Пусть он поцелует ее так, чтобы она забыла обо всем на свете.
Да,
– Что за переживания из-за синяков, милая? Завтра поноют немного, и все.
– Как можно такое говорить! Вы… – Теперь, когда первый шок прошел, Кьяра осознала, что граф рисковал жизнью ради ее сына, и у нее перехватило дыхание. – Вы же могли погибнуть!
– Но ведь не погиб, – беззаботно произнес Лукас. – Хотя, если подумать, моя кончина избавила бы вас от необходимости разрывать помолвку.
Она всхлипнула. Потом еще раз, выражая так накопившееся в ней желание.
Лукас привлек ее к себе, ласково покачал, как ребенка, поглаживая по волосам. Сквозь дрожь, колотившую ее, она слышала, как уверенно бьется его сердце.
– Я никому не позволю причинить боль ни Перегрину, ни вам. Даю слово.
– Ох, Хэдли, не надо давать обещаний, которые невозможно выполнить. Я больше не выдержу мужских бесцельных клятв. – Она высвободилась из его объятий, смахнула слезы с ресниц. – К тому же вы за нас не отвечаете.
– Но вы же… мой друг, леди Шеффилд. А я не оставляю друзей на произвол судьбы.
– Мужчины могут дружить между собой. Но у меня нет иллюзий, что точно также они могут относиться к противоположному полу. – Кьяра пыталась говорить спокойно, без эмоций. – От женщин вам нужно только одно.
– Мужчины по большей части, конечно, жалкие создания, – тихо произнес Лукас. – Но в особых обстоятельствах мы способны подниматься над эгоистическими желаниями.
На ее дрожащих губах появилась улыбка.
– В этом я не сомневаюсь, Хэдли. Я так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали для Перегрина.
– Не преувеличивайте, леди Шеффилд, – ответил Лукас. – Перри – отличный паренек, и мне нравится его компания, а еще возможность немного поиграть в крикет. Так что, видите, в моих побуждениях мало альтруизма.
– Зато вы терпеливы и всегда подбадриваете его. – Кьяра прерывисто вздохнула. – Его отец относился к нему как к досадной помехе. С маленькими детьми скучно. Они писают в штаны, плачут, требуют к себе внимания. Шеффилд обычно говорил, что он выполнил свой долг – сделал ребенка. А теперь единственное, чего он хочет, – это чтобы сын держался от него как можно дальше.
К досаде Кьяры, у нее снова потекли слезы. Надо же быть такой идиоткой, чтобы разреветься на глазах у Хэдли! Можно не сомневаться, уж он-то навидался плачущих женщин. Только в редких случаях она может позволить себе показать свою боль и слабость.
Ему еще придет в голову, что она хочет растрогать его или…
Неожиданно Лукас снова обнял ее и осторожно погладил по волосам.
– Не надо, сердце мое. – Голос был тихим. Лукас, успокаивая, привлек ее к себе. Щекой она прижалась к его плечу. Удивительно, но, несмотря на то что он сидел полуголый, она не испытывала никакой неловкости. От него исходило тепло и ощущение уверенности.
Вдруг Лукас резко
отстранился. Она тоже отодвинулась.– Извините. – Кьяра наконец подняла голову. – Господи, не могу понять, что это на меня нашло.
– Разве нужно извиняться? – с упреком сказал Лукас. – В ситуации с сыном вы вообще были как гранит. Но даже гранит, бывает, крошится от действия стихии.
– Боже правый! Хэдли, неужели вы в придачу к орнитологии изучаете еще и философию? – Она развеселилась.
– Я? – Лукас скорчил уморительную рожицу. – Обижаете. Даже ваша алхимия не в силах придумать зелье, которое превратит раздолбая в уважаемого ученого.
В груди шевельнулось какое-то странное чувство. Желание, сожаление? Граф обладал острым умом, но предпочел оттачивать другие свои способности. Эта чрезмерная склонность к выпивке и кутежам разводила их в разные стороны, невзирая на то что какая-то неведомая сила тянула друг к другу.
Совсем как магнит и железную стружку!
Ладно, меньше всего ей хотелось превратиться в такую стружку, чтобы получить свою долю удовольствия.
Неожиданно холодок пробежал по ее спине, как будто кто-то приставил к ней острие кинжала. Надо забыть о своем влечении к этому мужчине, если не ради себя, так хоть ради сына. Несмотря на доброту, Хэдли человек непредсказуемый и неуправляемый. Сейчас он играет в крикет с детьми, а в следующий момент в компании потаскух разгуливает по Беркли-сквер с голой задницей. Нельзя еще одному никчемному созданию позволить влиять на Перегрина.
– Хэдли… – начала она.
– Лукас, – поправил он ее. – Мы все-таки помолвлены. Поэтому у нас есть повод начать называть друг друга по имени, Кьяра. – Его дыхание шевельнуло ее прядь. – Прелестное имя! Напоминает шум ветра в соснах.
– Хэдли, – повторила она. – Я…
– Я предпочел бы услышать свое имя.
Она заколебалась. Нет, нет, нет! Это опасно! Но имя вырвалось как бы само по себе.
– Л-лукас…
Его губы скривились в усмешке.
– Вот черт! Звучит почти как «Люцифер», правда? Но, надеюсь, вы привыкнете. Жалко только, что оно не настолько поэтично, как ваше.
– Хотелось бы знать, почему вы всегда стараетесь очернить себя. – И назло себе, назло своим опасениям, Кьяра не удержалась и добавила: – Вы же не исчадие ада какое-то.
– Но и на ангела совсем не похож, счастье мое. – Его лицо вдруг застыло. – Ладно, не глупите, и забудем об этом.
Следуя предосторожности, Кьяра наконец высвободилась из его объятий. Лукас не стал ее удерживать.
– Спасибо за напоминание, лорд Хэдли. Можете не беспокоиться, я не собираюсь, как легионы дам, цепляться за ваши лацканы.
– Они цепляются не за лацканы, – проворчал Лукас.
Ах, снова назад, в образ похотливого развратника.
Ну что ж, сказала себе Кьяра, у Лукаса имеется большой опыт выхода из этой роли и возвращения в нее. Она ему впору и так же тесно подогнана, как лайковые перчатки на его руках.
Засунув в юбки сжатые кулаки, Кьяра подстроилась под его циничный тон.
– Только избавьте меня от живописных подробностей. Я отлично знаю, какими ядовитыми бывают ваши комментарии. А также что вы думаете по поводу сентиментальных привязанностей. – Она деланно беззаботно пожала плечами. – Я знаю, а Перегрин – нет.