«Сокол-1»

Все трое ушли от Шестакова с одним мнением: сильный, цепкий человек. Такой все делает прочно, надежно. Мы попали в крепкие руки.

— Трудновато все же придется, — признался Амет-хан, любивший «свободный образ» жизни.

— Ничего не поделаешь, Аметка, придется тебе несколько поступиться своими султанскими привычками, — подначил его Борисов.

Никогда не обижавшийся на подобные шутки Амет-хан в свою очередь «отбрил» Борисова:

— Тебе, Ваня, конечно, легче: отказываться не от чего…

Мы уже собрались было уходить, когда перед нами появился ладно скроенный, энергичный комиссар полка.

— А, старые знакомые! — широко улыбнулся, крепко пожал нам руки. — Прошу, прошу теперь ко мне.

Мы думали, что после разговора с Шестаковым нас уже и спрашивать не о чем — все перебрано. Но глубоко ошиблись. Николай Андреевич с удовольствием вспомнил день, проведенный в нашем полку, проводы его к своим. Это нам очень понравилось — ведь пока еще помимо нашей воли мы жили тем, 4-м полком.

— Понравилось мне тогда у вас, — сказал Верховец, — народ душевный, приветливый, вот только внешний вид у них неказистый, да и внутренней подтянутости, собранности не почувствовал.

— Да, с порядком у нас действительно не все ладилось, — согласились мы. — Но дрались летчики отменно.

— У нас вы будете драться еще лучше — дисциплина ведь силы множит. Согласны?

— Возразить тут нечему.

— Значит, по этому вопросу разногласий нет. Вот и отлично. Вы все коммунисты?

— Все.

— Сегодня же встать на партийный учет да расскажите парторгу, кто на что способен — будем привлекать к участию в общественной работе.

Раздался стук в дверь — зашел высокий, стройный старшина, которого я заприметил еще вчера: он вместе с другими отрабатывал акробатический этюд.

— Знакомьтесь, — представил его Верховец, — наш комсомольский секретарь, он же бессменный, еще с Одессы, руководитель художественной самодеятельности, старшина Кацен.

— Разве в Одессе было до концертов? — непроизвольно вырвалось у Борисова.

— Еще как! — ответил комиссар. — Ведь самодеятельность сплачивает людей, вселяет в них бодрость духа. А это для победы над врагом — первое дело!

Мы направились в общежитие, перебирая все перипетии состоявшихся разговоров.

— Вы подумайте: в Одессе — самодеятельность! — не переставал удивляться Борисов.

— Может быть, потому и выстояли, — резюмировал Амет-хан.

— И не только поэтому, — сказал я. — Чувствуете, в полку все прочно поставлено. Нам с вами, братцы, здорово повезло.

Только это сказал — навстречу Василий Серогодский, невысокий, белоголовый, веселый малый.

— Как настроение?

— Как в крымском каньоне, — ответил Амет-хан, — со всех сторон зажаты. Не хватает только строевой подготовки…

Серогодский рассмеялся.

— Подождите, будет и строевая. И покажется она вам живительной струйкой на дне каньона, потому что вы еще не сидели за учебниками и конспектами, не знаете, какие «академии» умеет устраивать Лев Львович…

В тот день мы еще встретились с начальником штаба Никитиным, парторгом Пироговым, нас распределили по эскадрильям, звеньям, парам. Поневоле приглядываемся друг к другу: ведь вместе воевать.

Подошло время ужина. Мы втроем направились в столовую, сели за столы. Заметили, что официантки очень странно себя ведут: подозрительно смотрят на нас, не подходят. В чем дело? Может, у нас не все в порядке с одеждой? Осмотрелись — вроде нормально.

Ясность внес случайно заглянувший в столовую Ваня Королев.

— Вы что, еще не знаете наших порядков? Пока не зайдет Шестаков — сюда никто не смеет и ногой ступить.

Усевшись на лавочке, стали ждать дальнейшего развития событий. Ровно в 20.00 появились Шестаков, Верховец, Никитин, Баранов. Они зашли в столовую, уселись за первый стол. За ними последовали все остальные.

Но официантки снова не спешат подавать ужин. «В чем дело?» — теряемся в догадках.

Вот встал командир. Осмотрел всех внимательным, строгим взглядом.

— Товарищи, подведем итоги дня. Сегодня к нам прибыли летчики Амет-хан Султан, Лавриненков, Борисов, — командир сделал паузу, мы встали, — также группа сержантов во главе с сержантом Сержантовым, — при этом все заулыбались. — Прошу любить и жаловать, — продолжал Лев Львович, показав глазами на нас и также поднявшихся с мест подчиненных Сержантова.

— Мы надеемся, — сказал далее Шестаков, — что все, кто пополнил наш полк, будут достойно продолжать его боевые традиции, умножать его гвардейскую славу.

При этих словах сами собой вспыхнули аплодисменты. Мы тоже захлопали в ладоши в знак солидарности со словами командира.

Лев Львович поднял правую руку — снова воцарилась тишина.

— Слушайте задачу на завтра.

— На трех Ли-2 с утра летчики отправятся в город на Волге. Отдыхать и переучиваться на Як-1 будем там. Техники под руководством майора Спиридонова с той же целью остаются здесь. Они же примут и новые самолеты, на которые мы сядем после возвращения.

С завтрашнего дня каждому держаться своей эскадрильи, своего звена, своего ведущего или ведомого. Слетанность полка начинается на земле. Прошу иметь в виду: нас ждет отдых от боев, но не от учебы и строгого порядка. На этой почве у нас не должно быть никаких недоразумений.

— Николай Андреевич, — обратился он к комиссару, — у вас есть что-нибудь?

Верховец сказал несколько слов о той ответственности, которая возлагается на нас в связи с переучиванием на Як-1.

— Как овладеем машиной — так и сражаться будем, — подчеркнул он. — И еще хочу напомнить: новая техника не сразу всем приходится по нраву. Так вот прошу всех коммунистов и комсомольцев в этом вопросе быть на высоте. Надо в совершенстве освоить ту технику, что нам доверяет Родина.