Сократ
Шрифт:
– Не думаю, сынок.
– Значит, его оправдают!
– обрадовался мальчик.
– И этого не думаю, - ответил старик.
Мальчик вытаращил глаза:
– Как же так? Не понимаю...
– И я не понимаю, сынок. Быть может, когда ты будешь таким старым, как я... А может, когда твой сын будет таким старым, - может, он поймет...
Среди бедняков присяжных были и расчетливые. Анит даст мне похлебку, оболы, да мало ли что еще. А чего ждать от бедного, болтливого старика?
– Поддержу-ка я Анита...
– Я тоже. И черный боб брошу так, чтоб он заметил.
– Да есть
– Когда, милок, твоей судьбой станет голод - не то еще запоешь!
Присяжные из зажиточных думают так: от Анита можно получить почести, должность, да мало ли что еще... А чего ждать от бедного, болтливого старика? Холеная рука готовит черный боб.
Кто-то предсказывает:
– Зря все это. Мелету не придется платить штраф за ложное обвинение. За суд заплатит Сократ.
– Чем? Он ведь чуть не нищий!
– И у такого найдется, что терять.
Загудела труба, глашатай пригласил присяжных, не мешкая, отправиться к урнам для голосования.
Падают в урны бобы - белые, черные...
Когда все присяжные отдали свой голос, судебные счетчики под присмотром притана начали считать бобы с надлежащей обрядностью. Сначала соответствует ли число бобов числу присяжных. Сегодня члены дикастерия явились в полном составе: пятьсот один человек. Счетчики установили: бобов точно столько же, нет ни лишнего, ни недостающего. Тогда стали отделять белые от черных.
Сократ ждал результата, окруженный друзьями. Отдыхал, сидя на каменной скамье. Аполлодор, прикорнув у его ног, гладил его жилистую лодыжку. Критон и Платон спрашивали, не утомился ли учитель; предложили подкрепиться жареной рыбой, Платон встал так, чтоб заслонить Сократа от солнца.
От мясного Сократ отказался:
– Спасибо. В жару я никогда не ем сытного. А нынче здесь изрядно припекает.
– Он развязал свой узелок.
– Мне достаточно лепешки. На вид она не очень аппетитна, но, если долго жевать, появляется сладость. Сегодня же лепешка особенно удалась. Постарались Ксантиппа с Мирто! Но что это с вами сегодня? Хлопочете вокруг меня, кормить собрались, а ни слова дельного от вас не слышу! Я в чем-то обманул ваши ожидания?
– Нет, дорогой, - ответил Критон.
Сократ вдруг рассмеялся:
– Тут моя - и твоя вина, Критон! Помнишь, как ты тайком водил меня в библиотеку твоего отца? Сколько же нам было? Пятнадцать, шестнадцать, а? И потом - все эти годы, как ты обо мне заботился, помогал... Не будь тебя - не мог бы я целиком отдаваться размышлениям о том, как улучшить, как изменить человека, и не очутился бы здесь теперь. А ты в такой счастливый для нас обоих день - ты хмуришься и смотришь на меня букой! И нечего махать руками. Тебе тоже, Платон. Не понравился я вам.
Критон оглянулся на стол, где подсчитывали черные бобы. Ветром порой доносило голос счетчика:
– ...двести один, двести два...
Критон и Платон замерли в ужасе.
Сократ провел ладонью по влажному лбу и принялся подсмеиваться над ними:
– Считать учитесь? Прекрасно. Надо и это уметь. Что - счет кверху ползет? Возьму вот вас, как мама брала новорожденных, да начну утешать... Удивляетесь, отчего я весел? А как же мне не веселиться, когда мои слишком уж хитроумные обвинители дали мне возможность
назвать своими именами столько вещей, которые, словно козы, бодают всякого порядочного человека, но о которых все боятся говорить! Ешьте со мною, друзья...Он вынул из узелка еще лепешку, разломил и оделил их.
– Что смотришь, Платон, - рука у меня дрожит? Старею я, милый.
– Они не посмеют осудить тебя, - сказал Платон.
– Посмеют, милый. Меня осудят. Но вы думайте не обо мне. Дело-то куда важнее. Ведь сейчас афиняне самим себе подставили зеркало - и вскоре я узнаю, каков результат.
– Не смеют они тебя осудить!
– со слезами в голосе повторил за Платоном Аполлодор.
Сократ улыбнулся.
– Можете думать, что я впал в детство - это вполне возможно, годы мои уже такие, - но я, дорогие мои, признаюсь вам: все, что они тут надо мной делают, показалось бы мне слаще меда, если б только знать, что и здесь я, подобно доброму рыболову, уловил несколько душ. Леска моя порой натягивалась, и я чувствовал - рыбка клюнула... Думаю - вы останетесь не одиноки. После этого суда вас станет больше.
Платон спросил удивленно:
– Ты, учитель, и здесь улавливал души?!
Сократ засмеялся:
– Да разве я умею не делать этого в любых обстоятельствах?
– Но, дорогой.
– Платон решил высказать хоть немногое из того, что его пугало.
– Ты боролся с обвинителями, как борец в палестре! Ломал им хребет, наносил удары, да с какой страстностью... Мы просто поражались...
– А они что - миловались со мной, как со своими любимчиками?
– возразил Сократ.
Критон, старейший друг Сократа, мог себе позволить больше других:
– И все же ты слишком строптив. Присяжные привыкли, чтоб обвиняемые были смиренны, от осанки до речей, чтоб они молили о сострадании, мягкости, снисхождении, просили подумать об их семье...
– И этого вы ждали от меня?
– удивился Сократ.
– Нет, конечно, - ответил Платон.
– Но ведь ты всегда стоял за умеренность. Куда же она подевалась сегодня?
– ...двести сорок четыре, двести сорок пять...
– донеслось со стороны счетчиков. Счет приближался к роковой цифре.
– Умеренность в наслаждениях, в еде, питье, ласках - да, это я всегда советую людям и сам стараюсь соблюдать. Но когда речь идет об истине, Платон, когда речь об истине - гоните от себя умеренность, как волка от стада!
Сократ стал задыхаться. На виске его выступила извилистая жила, темная от крови. Он глубоко перевел дух и продолжал с еще большим жаром:
– Истину не защитишь мягкими словами! Даже самой страстной горячности нелегко отстоять истину, когда против нее - власть. А о чем шла речь здесь? О Сократе или об истине? Вот видите!
– Но они не простят твоей страстности, дорогой, - сказал Платон.
– Ты бы должен постараться - если уж не оправдания добиться, так хоть наименьшего из наказаний...
– А ты знаешь, которое из них для меня - меньшее?
– усмехнулся Сократ.
– Предоставь это мне, мальчик...
Подсчет голосов закончился. Притан подал архонту табличку с цифрами. Архонт басилевс встал. Поднялись и Сократ с друзьями.
Аполлодор в смятении и страхе обнял Сократа, приник лицом к его плечу.