Сокровища чистого разума

– Согласна – подозрительно.

Удаляющийся цеппель быстро набирал высоту и вскоре должен был скрыться среди набежавших на Шпеев облаков. Нос «Розы Халисии» чётко указывал на север.

– Его сопровождают? – Якта указал на второй корабль, который отшвартовался минут через десять после яхты и теперь ложился на тот же курс.

– Лекрийский импакто.

– Забавно.

– На самом деле не забавно, а странно, – пробормотала Сада. С Фарипитетчиком она ходила уже четыре года и постепенно научилась не только уважать капитана, но и доверять ему. Якта знал практически всё, что было известно Нульчик, за исключением уж совершенно секретных материалов Департамента, и считался её главным советником. – Биля отправляет меня в Триберди, Клячик отправляет Йорчика в Лекровотск, при этом Уру говорит мне, что никаких новостей о Гатове нет. Признаюсь: я нахожусь в затруднении.

– Меня начали смущать наводки от Граболачика, поскольку ни одна из них не дала результата. А Уру с самого начала был настроен вести свою игру. – Капитан недолюбливал шпеевских торговцев и не упускал случая пнуть их. – Жаль, что других осведомителей нет.

– Другие ещё хуже.

– То есть ты склонна отправиться в Трибердию?

– Мы давно там не были.

– Хороший аргумент.

– Рада, что он тебе понравился.

Согласно всем существующим цепарским правилам главным на «Доброте» должен быть Якта, он олицетворял для экипажа верховную власть. Однако в действительности именно Сада, благодаря высокому положению в Департаменте, отдавала приказы и принимала окончательные решения, но делала это настолько аккуратно и мягко, что ущербность положения Фарипитетчика не бросалась в глаза.

Нульчик знала, как нужно себя вести.

Получив первое назначение главным медикусом – тот госпиталь назывался «Забота» и ходил по Эрси, – Сада сразу же поставила капитана в откровенно подчинённое положение, не понимая, что унижает его перед командой. В результате в критический момент капитан воспользовался формальным предлогом, чтобы отказать ей в помощи, и Нульчик чудом избежала смерти. Вернувшись на Галану, она подала на капитана рапорт, который закончился для неё унизительной выволочкой от заместителя главы Департамента: умный старик жёстко, но доходчиво объяснил зарвавшейся Саде необходимость поддержания здоровой атмосферы в команде и чётко указал на то, что люди, не умеющие это делать, редко задерживаются на руководящих постах.

– «Доброта» готова отправиться в любой момент, – доложил Фарипитетчик. – Но что-то мне подсказывает, что ты ещё не знаешь, куда прокладывать курс.

Яхта и сопровождающий её крейсер давно исчезли в менсалийском небе, однако Сада продолжала разглядывать облака с таким видом, словно пыталась прочесть на них Откровение.

– Уру Клячик – настоящий менсалийский торговец, он привык к риску, он не трус и способен на самостоятельную игру, но… но не ради Йорчика. Уру не отдаст Гатова Йорчику, понимая, что навлечёт на себя гнев Компании. – Капитан понял, что Нульчик делится с ним выводами, и обратился в слух. – Другое дело, если в игру вступил Лекрийский. Рубен способен испортить жизнь кому угодно, и его давления Уру мог не выдержать.

– Допустим, Гатов у Лекрийского, – кивнул Якта. – Для чего в таком случае понадобился Йорчик?

– Гатов не дурак и не рассеянный учёный из бульварного романа. Я читала интервью и отзывы о нём и поняла, что мы ищем самовлюблённого, но хитрого, циничного и делового человека, который прекрасно знает жизнь. Гатов мог предложить Рубену выкуп. Не деньгами, разумеется, поскольку валериций приносит Лекрийскому колоссальный доход. Гатов мог предложить обменять свободу на весомое научное открытие или технологию, которая позволит губернатору превзойти врагов.

– А Йорчик нужен Рубену в качестве консультанта, – догадался Фарипитетчик.

– Верно, – согласилась Сада. Посмотрела капитану в глаза и улыбнулась: – Однако звучит наше предположение…

– Неправдоподобно.

– Не очень правдоподобно, – поправила собеседника женщина. – Я оцениваю его вероятность в тридцать процентов.

– Весьма прилично.

– Я не имею права разбрасываться версиями. Даже теми, в которые слабо верю.

Капитан потёр гладкий подбородок – когда-то Якта носил бороду и сохранил привычку ухватываться за неё – и предложил:

– В Лекровотске расположен стационарный госпиталь «Медикусов» и полно агентов, с помощью которых можно держать Йорчика в поле зрения. А мы тем временем слетаем в Триберди и проверим информацию от Граболачика.

– Без Уру у нас не будет осведомителя непосредственно в окружении Йорчика, – вздохнула Сада. – Как мы поймём, что он делает?

– Ничего сложного: если Йорчик задержится в Лекровотске больше чем на два дня, значит, его интерес в городе.

– А если он улетит?

– У нас есть люди в окружении Рубена. Возможно, мы узнаем от них его маршрут.

– Хорошо… – Поразмыслив, Сада по достоинству оценила предложение капитана. – Давай начнём с Триберди.

Глава 4, в которой Агафрена беспокоится, Алоиз подчиняется, Йорчик погружается в менсалийские реалии, Сада занимается любимым делом, а вокруг Паровой Помойки творятся интересные дела

Лес.

Густой, непроходимый лес, раскинувшийся на сотни лиг, начинавшийся от самого побережья Восточного океана и потому казавшийся его продолжением. Тоже зелёное, только на земле, тоже трепещущее на ветру, тоже великое. Основу леса составляли цепляющие облака браны: ствол – в пять-десять обхватов, самая маленькая шишка – размером с женскую голову, по нижним ветвям можно кататься на велосипеде… Браны задавали образ леса, были символом его и всей Брангии, украшали её герб и дали ей имя. Но зелёный океан состоял не только из великанов. Под их величавой тенью пряталось густое смешение иголок и листвы, кустов и молодой поросли, ручьёв, речушек, полян, редких скал, тропинок и множества, огромного множества обитателей: пушистых и пернатых, опасных и трусливых, зубастых и ядовитых.

Лес являл собой целый мир.

И брангийцы с детства умели в нём жить, знали все тайны, видели опасности, находили общий язык с обитателями, пользовались щедрыми дарами и не забывали заботиться о главном богатстве своей земли. На Менсале брангийцев называли лесовиками, только их, и даже обитающие чуть севернее мриты, половину провинции которых занимал тот же лес, не удостоились такой чести. «Одно дерево – это дерево, десять деревьев – роща, пятьдесят деревьев – лес, и в нём живет брангиец» – так говорили на Менсале, и тем удивительнее казался факт, что дочери губернатора Бориса впервые оказались в настоящем брангийском лесу уже подростками, то есть значительно позже, чем могли бы, чем диктовала жизнь Брангии…

Мирная жизнь.

Война наполнила знаменитую «бранву» бесчисленными минными полями, ловушками, «секретами» и прочими смертоносными сюрпризами, призванными оградить выбранные для жизни территории от чужаков. Кто выбирал? Кто угодно. «Свободные сотни» соседствовали с вооружёнными поселенцами, бежавшими под защиту родного леса от ужасов гражданской бойни, с безжалостными грабителями, скрывающимися в непроходимых чащобах после беспощадных набегов, с одиночками и целыми подразделениями из распавшейся армии, здесь жили те, кто искал мира, и те, для кого миром стала война. «Бранва» стала Менсалой в миниатюре, раскололась на секторы, между которыми периодически вспыхивали конфликты, поход в неё мог стоить жизни, и потому молоденьких сестёр Брангийских долгое время заставляли изучать красоты природы в тщательно охраняемом парке губернаторского дворца. В маленьком, упорядоченном, худосочном парке, в котором сёстры знали каждое дерево, каждый куст и каждый цветок. И они с жадностью слушали рассказы взрослых о бескрайней «бранве», о высоченных бранах, о сказочном лесе, край которого девочки видели с самой высокой башни дворца. Видели, но не приближались, поскольку и путешествия по земле, и уж тем более путешествия на цеппеле губернатор Брангийский детям не дозволял. Во время одного из покушений Борис потерял горячо любимую жену и с тех пор не спускал глаз с дочерей, оберегая их от всех невзгод, какие только мог представить.

И потому тот день, когда они с Артемидой впервые оказались в знаменитом лесу, Агафрена запомнила на всю жизнь. В тот день она обрела свободу. В тот день она впервые была по-настоящему счастлива.

Тогда губернатору Борису удалось подкупить несколько «свободных сотен», договориться с мирными поселениями, клином войти в северо-восточный массив «бранвы» и зачистить его от всех, кто не признал его власть. Учитывая специфику провинции, это был огромный успех, губернатор лично отправился на северо-восток с инспекционной поездкой, и дочери упросили взять их с собой. Путешествие на цеппеле, а затем долгие прогулки по лесу произвели на девочек неизгладимое впечатление, но в отличие от Артемиды, которая с неменьшим энтузиазмом восприняла последующую затем поездку к морю и радовалась только тому, что они наконец-то покинули опостылевший дворец, Агафрена влюбилась в лес раз и навсегда, «заболела» им, следила за тем, чтобы из её окон по возможности открывался соответствующий вид, и именно деревьев ей отчаянно не хватало в унылой Камнегрядке.