Соль под кожей. Том третий

Пока я быстро соображаю, что можно предпринять уже сейчас, Юля наливает себе сама. Тушит сигарету об барную стойку и с грустью осматривается по сторонам. Интересуется, нет ли у меня на черный день.

— Я завязал, — бросаю через плечо.

Отхожу в другой конец комнаты, отвечаю на пару звонков своих юристов.

— Не пьешь, не куришь. — Юля шерстит меня внимательным взглядом. — Ты со всеми дурными привычками завязал, Шутов? Я что, зря пришла?

Она просто позволяет невесомой и почти ничего не скрывающей ткани сползти с одного плеча, обнажить часть груди. Странно, мы столько раз трахались, но я как будто вижу ее впервые. Лори я видел голой всего пару раз, но хорошо помню, что у нее есть родинка на левой груди, чуть выше соска. И что у нее легкая асимметрия, из-за чего одна грудь кажется немного круглее другой. Она и близко не такая идеальная, как у Юли, но при взгляде на Рудковскую у меня ничего не ёкает.

Ноль эмоций.

Она пришла сюда сама, предлагает себя и явно не ждет после этого предложения о замужестве. Я примерно даже понимаю, что ею руководить желание получить короткий кайф, разрядку и хотя бы на какое-то время забыть о том, что размеренная жизнь стремительно скатывается в пропасть. Когда-то я решал все свои проблемы тем же способом. Дважды в жизни скатывался в это работающее на голых инстинктах дерьмо. И кому, как не мне, знать, что это та же самая дорога в пропасть. Только не с разбега, а босиком по битому стеклу и через терновники, оставляя на шипах ошметки кожи, мяса и души. А когда окажешься у края — подыхать вдруг станет мучительно страшно. Но и как жить с тем, что от тебя осталось — ты тоже уже не знаешь.

С Юлей мне даже напрягаться не нужно — просто протянуть руку и взять.

И никто, ничего не узнает.

Даже Лори, которая в эту самую минуту, скорее всего, занята тем же самым.

Могу.

Но не хочу.

— Ты рискуешь очень сильно все испортить, Юль. — Накидываю халат обратно ей на плечо.

— Кто ты такой и что сделал с Шутовым? — На мгновение в глазах Юли мелькает разочарование, а потом она осматривает комнату, меня и снова комнату, и закрывает лицо руками. — Прости, господи, Шутов. Прости. Я сама… не понимаю… мне так страшно…

Я нахожу для нее одну из своих таблеток — что-то типа сильного успокоительного, который нужно принимать на случай стресса, чтобы снять нагрузку. Мне эта херня не нужна, но Юле должна помочь. Она с благодарностью выпивает и еще много раз извиняется за то, что своим появлением испортила мне жизнь.

— Все нормально, Юль. Разгребем. Только никаких интервью, ладно? У тебя номер не поменялся?

— Нет, все те же три пятерки в конце, — шмыгает носом.

— Я скину тебе контакты моего юриста — не стесняйся беспокоить его по любым вопросам, ладно? Нам с тобой эту кашу вдвоем расхлебывать, так что давай без самодеятельности, договорились?

Впервые за время с нашего случайного столкновения в холле гостиницы, я вижу на ее лице проблески надежды. Поизвинявшись еще немного и раз сто сказав, что ни слова нигде не скажет без моего разрешения, Юля уходит минут через двадцать, почти никак не отреагировав на то, что остатки вина я выливаю в раковину.

А через какое-то время приходит отчет от парней — Авдеев ушел, сам.

Я подсчитываю разницу во времени.

Они пробыли вместе примерно три с чем-то часа, он уехал без четверти десять.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это точно не была бизнес-встреча.

На столе валяется беспомощно смятый Рудницкой окурок, который именно сейчас кажется мне слаще и желаннее любой конфеты. Я быстро смахиваю его в урну.

Лори отвечает на мое сообщение с зайцем только около одиннадцати.

Лори: Прекрасная подружка, Шутов. Одобряю! Только почему новая, если вроде бы даже целая бывшая?

Лори: )))))))))))

Блядь.

Пиздец.

Сердце начинает отстреливать такой сумасшедший ритм, что первые за время после операции я начинаю подумывать о том, чтобы заглотить пару тех успокоительных, которыми только что привел в чувство Юлю. Какая бы жопа не случалась до этого, мне как-то удавалось держать себя в руках, иногда на это требовалось несколько минут, иногда до получаса, но я всегда справлялся с чувствами, возвращать голову в «холодный» рабочий режим и для этого не требовались никакие фармакологические «костыли».

Сейчас получается ровно нихуя.

Я пробую настроиться на свою любимую мозговую волну, которая помогает решить все проблемы, но мои датчики как будто сломаны, и единственное, что способно принимать мое тело — это аудиовизуализацию чертового как будто бесконечного ряда «смеющихся скобочек».

— Привет, блядь, — говорю этим «ребятам», которые отлично мне знакомы еще с тех времен, когда Лори использовала их в качестве защиты от любой моей хуйни. — Давно не виделись.

Когда некоторую часть времени с человеком приходится общаться исключительно с помощью виртуальных буковок, поневоле учишься «считывать» его реакции буквально по знакам препинания. Лори лучше бы пальцы себе сломала, чем написала мне прямо, что думает на самом деле, но влепить вот такую хуйню — это вот запросто, ее любимая фишка, когда одновременно и очень хочется казаться безразличной, и ткнуть меня носом.

Она тоже видела те фотки.

Знает о том, что в Берне я как минимум виделся с Юлей.

И выводы успела сделать, причем самые, блядь, тупые.

Я еще могу пойти в зал и попытаться еще раз выдавить из себя адскую смесь из желания ломать и крушить все, что попадется пол руку, и потребности просто, блядь, наконец-то все закончить.

Позвонить ей прямо сейчас.

Нажать одну кнопку.

Дождаться, пока она снимет трубку и без всяких наших словесных прелюдий сказать: «Лори, я люблю тебя».

Уже очень поздно, но она ведь еще не спит, раз прислала это сообщение пять минут назад?

Но пока я ломаю последние барьеры, мешающие окончательно капитулировать, приходит еще одно сообщение.

Лори:Нам нужно поговорить, Дим.

«Обсудить, например, твои ночные посиделки с Авдеевым?» — зло, на голых зудящих эмоциях пишу я… и удаляю.

Изо всех долбаных сил сжимаю пальцы вокруг телефона, потому что это последняя чертова связь с моей обезьянкой, но и она неумолимо выскальзывает из рук.

Тук… тук… тук…

Сердце начинает стучать медленнее, как будто впадает в летаргию, чтобы сохранить хотя бы один живой предохранитель на пепелище, в который превращаются мои внутренности.

Она могла бы дождаться моего возвращения и задать этот вопрос мне в лицо.

Не додумывать как типичная ванильная дурочка, не накручивать. Дать мне хотя бы возможность объяснить.

Лори — не тупая дура, которая из десятка вариантов обязательно выберет самый нелогичный, да еще и вцепится в него мертвой хваткой. Она думает головой. Я научил ее этому. Я знаю, как устроена эта голова, потому что она работает почти в точности так же, как моя.