Соль под кожей. Том третий

— Нет, Шутов. — Она бросает на меня взгляд, протягивает руку, но этого все равно недостаточно, чтобы дотянуться. Тоже не хочет сокращать этот «воздух» между нами, боится того же, что и я — позволить себе еще одну слабость, на этот раз уже совершенно точно последнюю. — Прости.

— Да без проблем, — демонстративно сую руки в карманы брюк. — Только давай без вот этой дешевой драмы с разбрасыванием колец и рваньём тельняшки на груди. Можешь выбросить, можешь пожертвовать на благотворительность — вообще по хуй. Оно твое.

Я мысленно выдыхаю.

С облегчением, которое царапает горло и на время лишает возможности говорить.

Ну вот, самое страшное уже случилось. Боль вышла за берега и мое покалеченное, но все еще отлично исполняющее свои функции тело врубает систему защиты. Заливает кипящие нервы свинцом, подбирает подходящую случаю маску. Просто «Придурка» тут явно будет недостаточно. Самое время достать наглухо отбитого «Мудака», иначе больно будет нам обоим, а так — только мне одному.

— Мне не нужны американские горки, Шутов. — На этот раз она уже не отворачивается и почти ничем не выдает свои нервы. Почти. Потому что кожа на тыльной стороне ладони, в которой она продолжает сжимать «Тиффани», становится уже почти алебастрово-белой. — Даже если они с тобой. Даже если это, возможно, был бы самый лучший аттракцион в моей жизни

Молодец, Лори, ты стала смелой.

Еще не совсем до конца, но на такой случай у тебя есть я — мужик, решающий проблемы.

Ничейный.

Просто тебя нужно ударить еще раз. Последний. Со всей силы, чтобы воспоминания обо мне больше никогда тебя не ранили, не заставили в сотый раз прокручивать одно и то же решение, и сомневаться, было ли оно действительно правильным.

Мы оба ходим по этому замкнутому кругу, только я добровольно, а ты — потому что трусишь жить жизнь, в которой у тебя не будет «костыля» с рваниной вместо сердца.

— Я так понимаю, до тебя дошли слухи. — Маска «Мудака» цинично улыбается.

— Дело не в этом, Шутов.

— Очевидно как раз в этом, если ты решила весело потусить с одним большим чертовски правильным парнем.

— Сказал человек, который даже имя не спрашивает, когда трахает очередное тело, — огрызается она. — Я до тебя вообще не знала, что так бывает. Наивно думала, что у мужчин есть хотя бы какая-то избирательность.

— У мужчин, может и есть, а я ведь просто блядь. — «Мудак» улыбается еще сильнее, показывает зубы и обнажает клыки. — Бывают в жизни огорчения посильнее, чем узнать, что твой старый учитель зависим от… как это называется? Беспорядочные половые связи? Или «слаба на передок»?

Лори дергает нижней челюстью.

Она — идеальна в эту минуту. И совсем не благодаря моим бесконечным урокам, превратившим Лори в лучшую версию вообще всего. Идеальной ее делают маленькие, чудом выжившие островки нелогичности и непонятности. Потому что она все еще не до конца умеет прятать чувства, боится ударить в полную силу, даже если ум и логика подсказывают, что это — единственное правильное в нашей с ней запутанной как морской узел истории.

Боится принять боль, которая сопровождает любое правильное решение.

Но для этого снова есть я — ничейный, решающий проблемы мужик.

— Ты снова паясничаешь, Шутов. Вот в этом вся проблема.

— Нет, Лори, вся проблема в том, что ты ищешь правильного хорошего мужика. Рыцаря в ебучих белых доспехах. Только не там ищешь, потому что здесь только я — тварь и мразь, и меня никак не исправить, не переделать и не перекроить заново.

Я ловлю панику в ее зеленом взгляде.

До моей маленькой обезьянки наконец-то начинает доходить, что игры кончились, наша словесная чехарда больше не доставляет ей удовольствия, потому что на каждую шутку я бью в полную силу, чтобы наверняка попасть в цель, пробить защиту и расколошматить все ее розовые замки. И что из этой точки уже не получится отмотать назад.

Значит, я на верном пути.

— Обязательно быть… таким? — Она проводит языком по губам, сглатывает и моргает, пытаясь сделать вид, что совсем не хочет плакать.

— Обязательно быть самим собой, ты хотела сказать?

— Ты же не такой, Шутов. Господи. Я тебя знаю — ты же не…

— … не трахаю бывших девушек? — возвращаю ее на правильную дорожку, где ей не придется раз за разом налетать на угрызения совести. — Не лезу в трусы к первой встречной женской особи только потому, что мы совпадаем трахательными органами? Или, может, ты снова занимаешься самообманом, обезьянка?

— Хватит так меня называть! — срывается она, буквально испепеляя меня своим беспощадным криптонитовым взглядом. Расправляет плечи, пиджак валится на землю. — Я не твой ручной зверек, Шутов! Я знаю, что ты умеешь дергать за все мои ниточки и что я люблю, когда ты так делаешь! Получаю свою долю адреналина, как зависимая, когда ты снова как волшебник врываешься в мою жизнь. Мне это, блядь, даже нравится! И я знаю, что мне будет чертовски плохо без этого жить! Но, знаешь, что? Я так больше не хочу!

Она поразительно права.

Моя игрушка.

Мое маленькое послушное, почти предсказуемое йо-йо.

Ручная обезьянка.

Только дьявол в деталях, ведь так?

Потому что это я к ней все время притягиваюсь и возвращаюсь. Снова и снова, и снова.

И это она дрессировала меня все это время, посадила на цепь и надела намордник.

И если не с ней — то ни с кем.

То есть, конечно, уже не с ней.

— Я звонила тебе тогда много раз, потому что ты не отвечал. Ты просто не отвечал, был видимо чем-то очень занят. Или кем-то! — Лори сглатывает, порывается разжать кулак, как будто камень раскалился и жжет ей ладонь. — Ты просто не ответил — ничего же страшного, да? Но я подумала, что ты снова… что ты уехал и нарочно ничего мне не сказал. Боже… Я подумала, что тебя уже может не быть… в живых… что ты снова исчезнешь. Мне было так страшно, Шутов. Я подумала, что если вдруг твое сердце больше не бьется — то мое мне тоже не нужно.

В эту минуту даже мой совершенно охуевший «Мудак» показывает средний мне средний палец.

Глотнуть не могу.

И дышать — тоже.

— А ты просто был где-то там… как обычно. — Она грустно улыбается.

Мне даже говорить ничего в свою защиту не хочется.

Она сделала самые неправильные, но самые очевидные выводы. Потому что я всегда именно так и поступал — был где-то и с кем-то, лишь бы не быть с ней.

— Авдеев на тебя плохо влияет, Лори. — «Мудак» врубает злую иронию, наклоняется вперед, чтобы она хорошо видела его лицо, на котором для нее нет ни сострадания, ни терпения. — Ты начинаешь закатывать истерики.

— Ты просто… — Она снова спотыкается об собственные берега.

— …тварь и мразь, которой ты не нужна, — повторяю еще раз, чтобы окончательно закрепить в ее голове этот нехитрый триггер. — Дело не в тебе, обезьянка, мне в принципе никто не нужен.

— Спасибо, что ты очень вовремя и с завидным постоянством мне об этом напоминаешь!

— Всегда пожалуйста, обезьянка.

— Не называй меня так!

Она рвется вперед.

С места, буквально как будто преодолевает скорость света и оказывается рядом до того, как мои рефлексы найдут нужный предохранитель.